НИКА
 

НИКА

       
            
[491x324]

Ника Турбина - История еще одного одиночества...

http://www.poetnika.ru/page9.html здесь текст с сайта...

[300x418]

Ника Турбина – девушка, чья жизнь трагически оборвалась в 27 лет. Она больше не могла жить. Она сделала шаг. Шаг, оказавшийся шагом в никуда, шаг ставший последним в её жизни. Она покончила с собой. Ника Турбина с детства писала стихи, то есть даже не писала, а сочиняла. Писать тогда она ещё не умела. Ей помогали записывать родственники: мама, бабушка. Её стихотворения поражали своей серьезностью, совсем несвойственной детям. Казалось, Ника понимала всю суть жизни, умело выхватывая нужные нити, и плетя волшебную сеть из своих стихотворений. Её родители поражались, но решили показать девочку какому-нибудь известному поэту. Им оказался Евгений Евтушенко. Он прочитал несколько стихотворений из сборника Ники и понял, осознал всю гениальность этого маленького чуда. Нику узнал весь мир. Дядя Женя (а именно так и звала его Ника) возил девочку по миру, она проводила собственные поэтические вечера, завораживая зал чарующими нотами своих стихов. Её называли феноменом, прорывом. С ней работали лучшие психологи, экстрасенсы, врачи – все они пытались понять, разгадать тайну маленькой девочки, так непостижимо взрослой. Всё закончилось в 12 лет. Дар ушел из Ники – с ним ушла и жизнь.
[300x480]
Маленькая поэтесса с детства страдала бронхиальной астмой в тяжелой форме. У ребенка приступы удушья, как известно, вызывают страх перед сном. И Ника боялась заснуть. Точнее – боялась не проснуться, задохнувшись от кашля. Поэтому по ночам она сидела в постели, обложенная подушками, и, хрипло дыша, бормотала что-то на птичьем языке. Это бормотание напоминало древние заклинания и здорово пугало родственников. Затем неясные звуки превращались в отчетливые фразы, которые звучали все громче и громче… Слова словно душили малышку, и в такие минуты она упорно звала на помощь взрослых и требовала: «Пишите!» Особенно «доставалось» маме: Я надеюсь на тебя. Запиши все мои строчки. А не то наступит точно Ночь без сна. Собери мои страницы В толстую тетрадь. Я потом Их постараюсь разобрать. Только, слышишь, Не бросай меня одну. Превратятся Все стихи мои в беду. (1983)
Вскоре юную поэтессу пригласили в Москву, где в Доме литераторов она познакомилась с «дядей Женей» – известным поэтом Евгением Евтушенко. Эта встреча оказалась судьбоносной – именно с нее началась блистательная карьера Ники Турбиной.
[300x448]
Ника собирала аншлаги не только в Союзе. Ей рукоплескали в Италии и США, а в Колумбийском университете даже прошла конференция о технике перевода стихов юной поэтессы из России. И как результат – поездка в Венецию на фестиваль «Земля и поэты», где Турбиной вручили престижную премию в области искусства – «Золотого льва»! Ника стала второй русской поэтессой, удостоенной этой награды. Первой была Анна Ахматова, но она получила «льва», когда ей было уже за шестьдесят. А нашей героине тогда едва исполнилось двенадцать… Однако с этой наградой у Ники было связано печальное воспоминание. Девочка привезла «льва» домой и решила проверить, действительно ли он золотой. Взяла молоток и – отколотила зверю лапы. Он оказался гипсовым.
С тех пор разочарования в жизни Ники посыпались как из рога изобилия. Ей исполнилось тринадцать, когда она стала замечать: добрый дядя Женя, не объясняя причин, стал от нее отдаляться. Перестал звонить, никуда не приглашал. Многие обвинили его тогда в удачном пиаре собственной, «слегка подзабытой» персоны, а окружение Ники и вовсе – в предательстве. Хотя сама поэтесса все еще надеялась, что Евтушенко вернется. «Ника просто боготворила его, – рассказывает бабушка Ники Людмила Карпова. – Помню, мы сидели с ней в маленьком кафе на одном из каналов Венеции, а рядом, за столиком, Евгений Александрович. Ника смотрела на него с обожанием, а мне все твердила: «Буль, купи мне красивое белое платье и туфли. Я хочу его поразить!» Но он так и не вернулся. Ни тогда, ни через год, ни спустя десять лет. Да и должен ли был?
[300x447]
В конце 80-х Ника пережила свой первый творческий кризис. Она писала уже не так азартно и не так много, как в детстве. Поклонников становилось все меньше, о юном вундеркинде без мудрого пиара начали забывать…
Поменялась и ситуация в стране: людей больше заботили растущие цены на продукты, нежели успехи юных талантов. В семье Турбиных тоже произошли перемены. Мама Ники – Майя Анатольевна – вышла замуж и родила вторую дочь, Машу – «обычного ребенка, к счастью, не умеющего писать стихи», которому отныне уделялось все внимание взрослых. Ника вновь осталась одна, тщетно пытаясь приспособиться к новой жизни. В 1989 году она сыграла главную роль девочки-бандитки, больной туберкулезом, в художественном фильме «Это было у моря».

А чуть позже дала интервью «Плейбою» и согласилась на откровенную фотосессию под названием «Голое тело в виде моей поэзии». Но и эти лихорадочные эксперименты не вернули ей былой славы. Слава, аплодирующие залы, автографы, международные премии остались в прошлом.
А она продолжала сочинять никому не нужные рифмованные строчки, бегло записывала их губной помадой на рваных клочках бумаги и салфетках и складывала в ящик стола с надписью «Чтобы не забыть» (впоследствии именно так назовут ее первое посмертное издание, приуроченное к тридцатилетию поэтессы). Она не понимала, как жить дальше.
Возможно, мучительная неопределенность и толкнула шестнадцатилетнюю Нику на весьма экстравагантный поступок:
она вышла замуж за 76–летнего швейцарского психолога по имени Джованни.
(В 1997 году я брала у Ники интервью, в котором она весьма подробно и с изрядной долей иронии поведала о своем «романе века». Цитирую большой фрагмент нашей беседы. – Авт.)
Ника: «Все было красиво и трагично, как растоптанная роза. Джованни, по-русски – Ванька, был принцем в самом расцвете сил. Он – итальянец, но жил в Швейцарии и возглавлял институт в Лозанне, проводивший лечение психбольных детей музыкой и стихами. У меня в то время в Италии вышла книга, которая попала к нему в руки. Какую-то девочку мои стихи спасли: она молчала от рождения, а потом вдруг сказала: «Ма-ма». Джованни тут же пригласил меня в Швейцарию на симпозиум. Я пробыла там неделю, вернулась в Москву. Мы переписывались, а потом он позвонил и сказал: «В России жизнь бесперспективная. Тебе неплохо бы повидать Европу. Но мне тоже кое-что нужно от тебя. Выходи за меня замуж…» Я согласилась».

– Это был брак по расчету?

Ника: «Нет. По авантюре. С расчетом у меня всегда было плохо. Постоянно оказываюсь в дерьме. Я уехала – и меня хватило на год. Не смогла жить в чужой стране, тем более с ним. Зато научилась ругаться по-французски».

– Чувствовала, что он тебе годится в отцы?

Ника: «Скорее в матери. У него был капризный характер дамы. Он меня раздражал. Я, к примеру, привыкла ходить по дому в халате. У них это не принято. Он выходил к столу в костюме и при галстуке и начинал меня воспитывать. Обращался со мной как со своей собственностью и был зверски ревнив».

– Были поводы?

Ника: «Нет. Я ему не изменяла, хотя мне нравились многие молодые люди. С его собственным сыном, который был младше меня на год, мы строили друг другу глазки. Но даже он не понимал, как такая молодая девушка может жить со стариком».

– Джованни был состоятельным человеком?

Ника: «Да, и в плане кошелька, и в плане того, что в штанах. Сидя все время на гормонах, похоронив пять жен, имея кучу детей (младшему сыну – четырнадцать, а первенцу – под шестьдесят), еще бы он был не состоятелен! Но для полноценной супружеской жизни кроме койки нужно что-то еще. А с этим, несмотря на его мозговитость, были проблемы. Ему удобно жилось со мной. Ведь из шестнадцатилетней девчонки можно лепить что хочешь. Я работала в его институте, мое имя знали. К тому же русские невесты неприхотливы. Им купи босоножки – они и рады».

Джованни целыми днями пропадал в собственной клинике для олигофренов, и Ника оказалась предоставлена самой себе. В Швейцарии, как и в России, она снова почувствовала себя одинокой. Говорят, именно тогда она научилась топить свою печаль в вине.
В комнате белой Швейцарии
Пепельница – голова.
Русское, забычкованное
Смотрит в окно дитя.
Запахом спелой клубники
Улицы здесь живут.
И неодетой Нике
Вряд ли дадут приют.
[300x487]
В 1991 году Ника сбежала от Джованни и вернулась в Россию, где ей неожиданно улыбнулась удача. В Ялте она встретила свою первую любовь – бармена из валютного бара по имени Костя. На следующий день после знакомства девушка прибежала домой с криком: «Буль! Я выхожу замуж!» Для нее это было так важно! Однако Костя вовсе не собирался жениться. У него была знакомая девушка в Японии, куда он впоследствии собирался эмигрировать. И тем не менее роман с Никой длился несколько лет. В течение этого времени Костя неоднократно навещал ее в Москве, в ее новой квартире на улице Маршала Бирюзова. Ника стала хозяйкой «двушки» благодаря отчиму (он произвел какой-то сложносочиненный обмен квартир). Костя уговаривал возлюбленную переехать к нему в Ялту. Девушка упорствовала, пуская в ход все «прелести» своего характера, и парень возвращался домой ни с чем. Впрочем, несмотря на ссоры, Ника боготворила Костю и часто прислушивалась к его мнению. Казалось, он был единственным человеком, имевшим над ней власть. Любовь буквально окрылила Нику, и она исполнила свою детскую мечту – поступила во ВГИК: «Я всегда хотела быть актрисой или режиссером. Но учеба продлилась недолго. У Ники появилось много новых друзей, она часто прогуливала занятия. Разумеется, при столь интересной ночной жизни учеба была вскоре заброшена. К счастью, в судьбу Ники вмешалась Алена Галич, дочь известного барда, преподаватель Московского института культуры, которая помогла девушке поступить в «Кулек» без экзаменов (к сожалению, писать без ошибок юная поэтесса так и не научилась). Курс вела сама Галич, ставшая впоследствии подругой Турбиной. Первые полгода Ника училась очень хорошо. Но потом снова начались загулы и запои. Взбешенная таким поведением своей протеже, Алена Александровна потребовала расписку. И Ника накарябала детским почерком: «Я, Ника Турбина, даю слово своей преподавательнице Алене Галич, что пить больше не буду. И опаздывать на занятия не буду». Через три дня она вновь ушла в запой. А перед летней сессией Ника без предупреждения укатила в Ялту, к Косте.
[300x489]
Вскоре Костины нервы тоже не выдержали. «Я устал от непредсказуемости Ники, – сказал он Алене Галич. – Нормальной семьи у нас никогда не будет: Ника не сможет взять на себя ответственность за детей. С ней самой нужно нянчиться!» Вскоре он женился. Разрыв с Костей Ника переживала очень тяжело. Она сильно пила, пыталась «завязать», обращалась к врачам, но никакие отечественные кодировки ей уже не помогали. И опять на помощь пришла Алена Галич. Она договорилась с врачами одной из американских клиник о стационарном обследовании Ники. Однако чтобы получить скидку, нужно было собрать огромное количество подписей. Когда в документах была наконец поставлена последняя «закорючка», мама Ники неожиданно увезла ее в Ялту, бросив напоследок: «Моя дочь – не алкоголичка!» Алена Александровна сидела дома, плакала и рвала письма, стоившие ей стольких усилий.
«Я стою у черты,
Где кончается связь
со Вселенной.
Здесь разводят мосты
Ровно в полночь –
То время бессменно.
Я стою у черты.
Ну, шагни! И окажешься
сразу бессмертна».
15 мая 1997 года Ника проснулась в четыре утра, вышла на балкон и сделала шаг «за черту»: «Мне никто не помогал. В квартире вообще никого не было. Очнулась в больнице. Оба предплечья сломаны, тазовые кости раздроблены, четвертый позвонок вдребезги. Сначала даже жалела, что осталась жива: столько боли перенесла, столько разочарования в людях… А потом стала себя ценить, поняла, что я еще что-то могу». К сожалению, после того рокового падения Ника уже не могла иметь детей физически и очень от этого страдала. Ника по-прежнему боялась жить одна. Завела двух кошек и собаку – не помогло. Нужен был надежный друг, наставник, советник, отец, сын и любовник в одном лице. Двери ее дома по-прежнему были открыты для всех, но входили в них немногие, а оставались – единицы. Одним из таких «задержавшихся» стал 35-летний актер театра «У Никитских ворот» – Саша Миронов. Он ворвался в жизнь Ники в начале 1998 года и остался с ней до конца…
[300x434]
К сожалению, как и все «великие актеры», Саша безбожно пил, из-за чего лишился работы. Желая помочь Нике избавиться от боли, он все больше затягивал ее в омут пьянства. Впоследствии она уже не могла жить без водки – едва появлялись деньги, Ника сразу посылала Сашу за бутылкой. Отказать ей было невозможно – любые попытки противоречить приводили подругу в ярость. В 2000 году ялтинская киностудия сняла о Нике фильм. Перед съемками телевизионщики выставили перед ней бутылку водки. Когда бутылка опустела, стали снимать. Пьяная Ника не смогла вспомнить ни одной строчки и прямо перед телекамерой послала всех куда подальше… Этот сюжет произвел тогда фурор. Нику вновь обсуждали, но уже в контексте «гениального падения». Впрочем, благодаря этой удручающей картине у Ники появился новый друг, который стал свидетелем последней драмы в ее жизни. Перед Новым годом на глаза 22-летнему Вовке попалась газета. С фотографии на него смотрела та самая девушка из фильма – красивая, немного странная и такая родная! В ее глазах было все: жизненный опыт, боль, одиночество, страх, мудрость, обнаженная душа… «Это знак», – решил Вовка. Для начала он разыскал режиссера фильма о Нике и передал ему трогательное письмо, адресованное ей, но ответа так и не дождался… Спустя год он предпринял еще одну попытку – явился домой к режиссеру и попросил у него московский адрес поэтессы. Их встреча состоялась 12 января 2002 года. Уже на подходе к дому Ники Вовка купил в цветочном магазине пять тюльпанов. Дверь открыл Саша. – Я Володя, к Нике приехал из Киева. – Ника! Тут к тебе Володя, – Саша пропустил гостя в дом. – Ой, цветы! Я так о них мечтала, – в проеме двери показалась молодая женщина. Она была прекрасна, но выглядела совсем не так, как на фотографии. Лицо казалось изнуренным, взгляд – потухшим, вид – уставшим. Вовка достал из сумки бутылку водки и крымское вино и без предисловий поставил их на стол. Выпили. Поговорили о жизни, Вовка рассказал о своей работе в прачечной гостиницы «Лыбедь» и о том, что приехал в Москву на три дня, специально ради встречи с Никой. – А где ты остановился? – в глазах девушки уже светились неподдельная радость и тепло (она всегда была рада гостям). – Пока не знаю… – Знаешь, Вов, оставайся у нас. Возражения не принимаются. Они целыми днями сидели на кухне обнявшись и говорили о вечном. Саша в их разговорах не участвовал, но и против присутствия Вовки не возражал. Он был уверен – Ника изменить ему просто не может. И это было правдой. Перед отъездом Вовка набрался смелости и сказал: – Приезжай в Киев, поживешь пару лет, освоишься… Мир перед тобой еще встанет на колени, Никуша! – Я знаю. Но после моей смерти… Я на краю, Вовка! За все в жизни нужно платить. Я очень скоро умру, так и не дождавшись… На прощанье он подарил Нике плеер с записью их бесед, а она ему – свою любимую книгу о Ван Гоге «Жажда жизни»: – Мне кажется, я в прошлой жизни Ван Гогом была. Прочти ее и помни – мы не сможем с тобой общаться, если ты не будешь много читать. Как плохо, что мы живем в разных городах! 22 марта Ника приехала в Киев. Вовка познакомил ее со своими друзьями, показал город… Ника обещала вернуться в июне, но не успела. Она вышла в открытое окно с пятого этажа. Никто и никогда не узнает, была ли то роковая случайность или сознательное решение. На этот раз ее никто не смог спасти…
[491x399]
Уголовное дело по факту гибели Турбиной так и не завели. У милиции были на то свои основания. Во-первых, первая попытка суицида Ники в 1997 году. Во-вторых, отсутствие в квартире людей в момент падения девушки. Чистой воды самоубийство. А крики Ники о помощи правоохранительные органы оставили без внимания: дескать, Турбина была алкоголичкой, мало ли кто привиделся ей за несколько секунд до смерти.
[192x256]
Во всей этой истории – масса неувязок и противоречий. В справке о смерти в графе «причина» – прочерк, в медицинском заключении сказано, что смерть наступила в результате травмы. А сбоку сделана приписка: «Падение с пятого этажа, место и обстоятельства травмы неизвестны». Тело погибшей поэтессы восемь дней лежало в морге Института скорой помощи имени Склифосовского с пометкой «Неизвестная». Саша ушел в недельный запой и даже Майе Анатольевне рассказал о смерти дочери не сразу. По его словам, он, Ника и соседка по дому Инна в тот день выпивали. Когда водка кончилась, они с Инной ушли в магазин, а когда вернулись, Ника уже лежала на земле бездыханная. В день похорон к моргу пришли трое Сашиных собутыльников и Алена Галич с сыном. Она оказалась единственной, кто принес Нике цветы. Родственники поэтессы не смогли выехать из Ялты – не было денег. Еще при жизни Ника как-то сказала: «Когда я умру, хочу, чтобы меня кремировали. Не хочу, чтобы меня после смерти ели в земле червяки». Последняя просьба Ники была выполнена. Правда, не сразу и не так, как она хотела. Саша зачем-то сказал, что ее тело кремируют прямо в Склифе. И лишил близких последней возможности попрощаться с Никой – ведь никто не знал, что в этой больнице нет крематория. Все разошлись, а служащие Склифа потащили одинокий гроб с приколотой запиской «На кремацию в Николо-Архангельский крематорий». Они ругались, что им не оплатили «погрузочные» работы. Так Ника Турбина, всю жизнь боявшаяся остаться одна, отправилась в свой последний путь. А рядом не было ни одного родного человека… Позже Алена Галич добилась, чтобы Нику отпели в храме и захоронили на Ваганьковском кладбище, в открытом колумбарии. Напротив – могила Игоря Талькова.

10 мая 2002 года Вовка дочитал книгу о Ван Гоге, подаренную Никой. Последний раз взглянул на закладку – обрывок тетрадного листа в клеточку с надписью, сделанной красным карандашом: «Я люблю тебя. Ника», и вместе с книгой отложил в сторону… На следующий день Ники не стало. После ее смерти Вовка выполнил свой последний долг – встретился с ее мамой и бабушкой и передал им фотографии, сделанные в ее московской квартире и в Киеве. Спустя год Вовка устроился на работу, спустя два – женился. Недавно он вновь был проездом в Москве. Зашел в знакомый дворик на улице Маршала Бирюзова, покурил на лавочке под Никиным окном, но подняться в квартиру не решился. Да и к кому? После смерти Ники одну из комнат ее двухкомнатной квартиры продали чужим людям, а вторая сейчас под замком, ждет приезда сводной сестры Ники – Маши, которая в этом году закончила школу и собирается поступать в московский вуз. Первая любовь Ники, Костя, узнал о ее смерти от Алены Галич. Она позвонила ему в Японию. Он долго молчал в телефонную трубку, а потом прокричал: «Алена, скажи всем, что Ника не хотела умирать! У нее была колоссальная жажда жизни!» С Никой действительно было очень сложно. Она росла доброй, отзывчивой, но совершенно не приспособленной к жизни. Ей нужен был человек, который заслонил бы ее от всех невзгод, избавил от быта, от необходимости зарабатывать деньги, пробивать публикации… Но где же такого найдешь в наше жестокое время? Она это понимала, и ей было страшно. Когда мы познакомились, Нике было всего двадцать три – вся жизнь впереди, а создавалось такое впечатление, будто она прожила ее почти до конца. И она уже тогда остро осознавала – чтобы о тебе наконец вспомнили, нужно всего-навсего умереть. Ведь маленький гений – это такая трогательная экзотика. А взрослый… Да мало ли на Руси молодых поэтов!

[405x523]