Это цитата сообщения Томаовсянка Оригинальное сообщение
К дню рождения Гиляровского Владимира Алексеевича (1855 - 1935)
Журналист, прозаик, поэт Владимир Алексеевич Гиляровский (псевд. дядя Гиляй) ровно полвека жил в Москве, став культовой фигурой для города, своего рода «московской достопримечательностью». Его адрес – Столешников переулок, дом 9 – был известен каждому москвичу. Личность Владимира Алексеевича обладала необыкновенной притягательной силой и почти у всех вызывала чувство симпатии.
Теплые приятельские отношения связывали Гиляровского со многими знаменитыми людьми его времени – Л. Н. Толстым, Успенским, Чеховым, Буниным, Блоком, Горьким, Андреевым, Репиным, Шаляпиным О своих встречах с деятелями русской культура Владимир Алексеевич Гиляровский написал интереснейшие воспоминания.
«В нем есть кое-что ноздревское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нем совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам».
Чехов А, П.
Гиляровский родился в семье помощника управляющего лесным имением графа Олсуфьева. Место своего появления на свет писатель уточнил в мемуарной книге «Мои скитания. Повесть бродяжной жизни»: «Родился я в лесном хуторе за Кубенским озером и часть детства своего провел в дремучих домшинских лесах, где по волокам да болотам непроходимым медведи пешком ходят, а волки стаями волочатся. В Домшине пробегала через леса дремучие быстрая речонка Тошня, а за ней, среди вековых лесов, болота».
Предки Гиляровского по отцовской линии – Петровы – жили в Белоозере и занимались рыболовством. По семейному преданию, фамилию «Гиляровский», образованную от латинского «hilaris» – «веселый, радостный», получил за особенность своего характера дед писателя. Так его назвал при поступлении в Вологодскую духовную семинарию преподаватель латыни. То же предание связывает отцовский род Гиляровского с новгородской вольницей, поскольку именно выходцы из Великого Новгорода в древности осваивали Белозерье.
Мать будущего писателя принадлежала к запорожскому казачьему роду, который еще во второй половине XVIII в. переселился на Кубань. «Там он обосновался, – писал Гиляровский, – и там родился мой дед, участник кавказских походов. Бабка и дед рассказывали о привольной и боевой казацкой жизни, а их дочь, моя мать, пела, прекрасно пела песни чудные и читала по вечерам Пушкина, Лермонтова, а отец – запрещенные стихи Рылеева. Я, пятилетний, со слуха знал наизусть кусочки из... "Войнаровского"». Реконструируя именно таким образом свою родословную и самые первые детские впечатления, Гиляровский, делает явный акцент как на стихийной и исторической вольности своих отдаленных предков, так и на «окультуренном» свободолюбии родителей, прежде всего матери. Впрочем, благотворное эстетическое влияние матери было непродолжительным – она умерла, когда ее сыну едва исполнилось восемь лет. «Мужское» воспитание ребенка, весьма заметное и ранее, теперь стало главным. Отец и его друг «беглый матрос» Китаев стремились наделить мальчика качествами «естественного человека» и «настоящего мужчины» — развивали его физическую силу, ловкость, твердость духа, бесстрашие перед лицом любой опасности, лепили из него «удалого охотникам и спортсмена».
В 1860 семья переехала в Вологду, сняв квартиру на Калашной улице (ныне улица Гоголя). В 1865 Гиляровский поступил в Вологодскую гимназию, но учился плохо, без интереса и желания, уже в первом классе остался на второй год. Детское вольнолюбие и «естественное воспитание», полученные в домшинских лесах, совсем не соответствовали регламенту лучшего в городе учебного заведения. (Правда, нравы и порядки в гимназии в пореформенные годы были мягче и либеральнее, чем в николаевское время.) Каждый год с мучительным нетерпением ребенок ожидал летних вакансий, чтобы уехать в свои любимые леса. В эти годы Гиляровские проводили летние месяцы в небольшом имении Светелки неподалеку от Чебсары. Владимир вместе с отцом, дедом и «дядькой» Китаевым целыми днями пропадал на охоте или на рыбалке, скакал верхом, лазал по деревьям. Китаев обучал его плаванию, борцовским приемам, гимнастическим упражнениям.
Но каникулы быстро заканчивались, и надо было возвращаться в ненавистную гимназию. Неприятие школьной дисциплины и любых ограничений вообще проявлялось в шалостях и издевательствах над особо нелюбимыми учителями. В Вологодской гимназии при всех ее недостатках (как действительных, так и мнимых, существовавших лишь в детском воображении) было одно несомненное достоинство – и учителя, и гимназическое начальство всеми силами поощряли литературное творчество воспитанников, поддерживали любые попытки детей писать стихи или прозу. Почти всеобщее увлечение гимназистов литературным творчеством затронуло и Владимира. «...Кроме пакостей на наставников, – вспоминал позднее Гиляровский, – я писал и лирику, и переводил стихи с французского, что очень одобрял учитель русского языка Прохницкий». Впечатление поэзией не могло не вызвать и более общего интереса к литературе. Круг чтения Гиляровского-гимназиста характерен и для его психологического типа, и для времени, и которое он жил. Из отечественной классики, изучавшейся на уроках словесности, Владимир отдавал предпочтение Гоголю, особенно Гоголю романтического периода («Вечеря на хуторе близ Диканьки», «Тарас Бульба»). Гиляровский на протяжении всей своей жизни не просто любил Гоголя, а чувствовал с ним какое-то внутреннее родство. В этом смысле было значимым и постоянное подчеркивание писателем своего происхождения от казаков Запорожской Сечи. Позднее Гиляровский совершил паломничество на родину своего кумира в местечко Большие Сорочинцы. Он много занимался изучением биографии Гоголя, уточнил дату и место рождения писателя (статья «В гоголевщине» и очерк «На родине Гоголя»). Можно предположить, что Гиляровский стилизовал свою внешность и творческое поведение «под Тараса». Скульптор Н.А. Андреев, создававший памятник Гоголю к столетнему юбилею классика пригласил Гиляровского позировать для барельефного изображения Тараса Бульбы. Из подпольной и запрещенной литературы, которую Владимир, как и многие его товарищи по гимназии, читал с особым рвением, на особо сильное впечатление произвел роман Чернышевского «Что делать?». Литература этого рода еще более усилила стремление молодого человека к свободе и независимости от государственных и общественных институтов, к странствиям и приключениям. К этому следует добавить, что в вологодские гимназические годы Гиляровский общался с политическими ссыльными народнической ориентации.
[показать] В 1871, так и не окончив гимназии, юноша совершил побег из родительского дома, чтобы в полной мере окунуться в манящую стихию настоящей народной жизни. Он пешком прошел из Вологды до Ярославля, поступил в бурлацкую артель на Волге, потом работал крючником (портовым грузчиком) на волжских пристанях, служил на белильном заводе, пас конские табуны в казахских степях, был бойцом пожарного расчета, циркачом, актером провинциальных театров.
Струнников Николай Иванович (1871-1945) Гиляровский на коне. Масло
Во время Русско-турецкой войны (1877 – 1878) Гиляровский стал добровольцем, служил в разведке и за храбрость был награжден Георгиевским крестом. После войны Владимир Алексеевич приехал на родину. Отец подарил ему книгу учителя Прохницкого, вышедшую в Вологде в 1873 г. В ней было напечатано гимназическое стихотворение Гиляровского «Листок». Первая публикация произвела на него сильное впечатление: «Это еще больше зажгло во мне охоту писать, хотя я и до этого времени посылал отцу большие письма, где описывал бродяжную жизнь, посылал стихи, писанные на серой бумаге по притонам, а раз даже послал целый рассказ их жизни рабочих на белильном заводе». Но с тихой и «скучной» Вологдой Гиляровского уже мало что связывало. Вскоре он расстается с отцовским домом, чтобы продолжить свою «бродяжную жизнь». Скитания Гиляровского по России продолжались ровно десять лет, «круглое» число свидетельствует, конечно, о сознательно рассчитанном сроке этого биографического этапа. Настала пора воплощать в литературу этот огромный запас жизненного материала, знакомство с которым способно перевернуть русское общество.
В 1881 Гиляровский стал москвичом. Его творческая активность реализуется одновременно и в художественной литературе, и в журналистике. Многочисленные рассказы и стихотворения Владимира Алексеевича появляются в самых разных московских изданиях. Начинающего автора, обладающего столь важным опытом и знанием «истинно народной жизни», горячо поддерживают писатели народнического направления, прежде всего Глеб Успенский и Влас Дорошевич. В 1887 Гиляровский издал сборник рассказов и очерков «Трущобные люди». Основные герои книги, как видно уже из заглавия, – нищие, обитатели ночлежек, деклассированные элементы. Книга получилась настолько беспросветно мрачной, что власти сочли ее революционной. Уже отпечатанный тираж «Трущобных людей» был уничтожен, чудом сохранилось лишь несколько экземпляров. Чехов, с иронией относившийся к радикальному народничеству, в одном из писем конкретизировал причину недовольства цензуры писателем Гиляровским: «Книжку его конфисковали еще в ноябре за то, что в ней все герои – отставные военные – нищенствуют и умирают с голода. Общий тон книжки уныл и мрачен, как дно колодезя, в котором живут жабы и мокрицы». Позднее Гиляровский опубликовал рассказы из скандальной книги в сборниках «Негативы» (1900) и «Были» (1909). Увлекшись социальным обличительством и изображением шокирующих язв общественной жизни, писатель явно недооценивал собственно художественный аспект своих произведений, пренебрегал вопросами стиля и формы.
В 1891 вышла книга стихов Гиляровского «Забытая тетрадь», выдержавшая три издания. В программном стихотворении «Бродяга» он формулирует свое жизненное и творческое кредо:
Не смейтесь, что все я о воле пою:
Как мать дорогую, я волю люблю...
Не смейтесь, что пел я о звуке оков,
О скрипе дверей да о лязге штыков...
О холоде, голоде пел, о беде,
О горе глубоком и горькой нужде...
Временами в поэзии Владимира Алексеевича возникают родные вологодские пейзажи, они ассоциируются с «волей», то ли утраченной еще в детские годы, то ли вообще недостижимой:
Родные картины опять предо мною:
Кустарники, нивы, луга,
И густо покрытые сочной травою
Широкой реки берега...
И пахнет смолою от рощи сосновой,
Лечу средь зеленых полей,
И жадно вдыхаю тот воздух здоровый, —
Мне север сегодня милей!..
Вот песня несется с несжатого поля,
Звуча вдалеке, как струна...
В ней слышны разгулье и удаль и воля...
И горя та песня полна.
Наряду с воспеванием «удали и воли» стихи Гиляровского содержат мотивы усталости, неверия, исторического пессимизма, связанные с общим кризисом народнической идеологии:
Мечтания былые разбилися в прах...
В мозгу ни дум, ни веры, ни сомнений..,
В истории русской литературы Гиляровский остался и как поэт, и как автор обличающих рассказов, но поистине всеобщую известность ему принесла журналистская раб [показать]ота и книги воспоминаний, прежде всего «Москва и москвичи». Поселившись в Москве, Владимир Алексеевич стал работать в популярной городской газете «Московский листок», а через несколько лет перешел в более солидную общероссийскую газету «Русские ведомости». Острый ум, общительность, репортерское чутье и особый артистизм журналистского стиля скоро сделали Гиляровского самым читаемым и востребованным репортером Москвы. Шутя, коллеги уверяли, что он «накануне знает все, где что свершится». Гиляровский в своих корреспонденциях оперативно и точно сообщал читателям обо всех самых значительных событиях российской жизни: от железнодорожных крушений и сенсационных убийств до Ходынской катастрофы в мае 1886 (Он был единственным журналистом – непосредственным очевидцем этих трагических событий.). Работал Гиляровский и в жанре «журналистского расследования», тогда еще не столь распространенном. Друживший с ним писатель Телешов вспоминал такой эпизод: «Потом, неведомо почему, Гиляровский внезапно исчез м оказался на Балканах, в Сербии, где в своих корреспонденциях вывел тогдашнего короля Милана «на свежую воду», раскрывши всю его интригу и доказав, что знаменитое покушение на Милана было подстроено самим же Миланом для личных королевских целей. Это разоблачение подхватили европейские газеты, и Гиляровскому едва удалось унести из Белграда свою голову».
cultinfo.ru›Литература в Вологодской›gilyarovskyi/index.htm
И в старости Владимир Алексеевич выглядел картинно: атаманский чих и ребяческий хохоток. Паустовский вспоминает, что приходя в редакцию, старик Гиляй шумел, добродушно ругал всех без разбору молокососами, поднимал в воздух щуплого Александра Фадеева вместе с таким же щуплым Борисом Губером…
После 1926 Гиляровский плохо слышал, потому что простудился, спустившись под землю на Неглинке, готовя статью в “Вечерней Москве”. “Меньше буду слышать глупостей”, - не унывал Гиляй. Потом простуда дала кровоизлияние в глаз и пришлось удалить его. “Сколько было силищи, - загрустил Владимир Алексеевич. - Думал, памятник Минину и Пожарскому раньше развалится”…
Под конец жизни Гиляровский часто показывая на шкаф: “В нем хранится давнишняя бутылка замечательного шампанского “Аи”. Я берегу ее на торжественный случай. Когда мне станет еще хуже, я соберу всех друзей, сам открою спрятанную бутылку, налью каждому по бокалу шампанского, скажу каждому по экспромту и с поднятым искристым бокалом весело, радостно сойду на нет. Довольно было пожито!”.
Не успел… 2 октября 1935 года Гиляровского не стало.
В России две напасти:
Внизу - власть тьмы,
А наверху - тьма власти.
Царь наш юный музыкант
На тромбоне трубит,
Его царственный талант
Ноту "ре" не любит.
Чуть министр преподнесёт
Новую реформу,
"Ре" он мигом зачеркнёт
И оставит "форму"".
Летом 1933 на дачу к Владимира Гиляровского ворвались грабители. Согнали домашних в одну комнату и заперли на замок. Владимира Алексеевича дома не было, он гулял. Возвращаясь к завтраку, увидел около дома человека с финкой в руках. Насупил седые брови: “Убери!”. Как ни странно, бандит повиновался.
В семьдесят шесть, да еще полуслепым, не повоюешь. Гиляровский попытался, как когда-то на Хитровке, поговорить с грабителями, представился писателем, защитником хитрованцев. Те ответили равнодушно: “У каждого своя работа”. Забрали из дома все, даже спички. Людей, к счастью, не тронули.
На другой день шайка была арестована. И Гиляровский, узнав, где содержаться его обидчики, потребовал свидания, угостил табачком, передал теплые вещи. После, уже из лагеря, грабители прислали ему письмо с извинениями за причиненное “беспокойство”. А в конце приписка: “...может статься, пожевать пришлете...”. Владимир Алексеевич послал. Такой уж души был человек. Закоренелый идеалист. Говорил: “Если с ними по-человечески, может быть, выйдут из тюрьмы людьми”.
Дружба Чехова и Гиляровского была самой искренней, и продолжалась до самой смерти Антона Павловича. Он высоко ценил Владимира Алексеевича как писателя и как человека. Со своей стороны, здоровяк Гиляровский с нежностью относился к слабому здоровьем писателю, особенно в последние годы его жизни. Общение двух литераторов приводило и к появлению новых сюжетов: так, свой знаменитый рассказ «Злоумышленник», Чехов написал после того, как побывал в гостях у Гиляровского на его даче. А вот как описывал первое появление «короля репортеров» в чеховском доме брат писателя – актер Михаил Чехов:
«Это был тогда еще молодой человек, среднего роста, необыкновенно могучий и коренастый, в высоких охотничьих сапогах. Жизнерадостностью от него так и прыскало во все стороны. Он сразу же стал с нами на «ты», предложил нам пощупать его железные мускулы на руках, свернул в трубочку копейку, свертел винтом чайную ложку, дал всем понюхать табаку, показал несколько изумительных фокусов на картах, рассказал много самых рискованных анекдотов и, оставив по себе недурное впечатление, ушел. С тех пор он стал бывать у нас и всякий раз вносил с собой какое-то особое оживление».