ДВЕ СТАРУШКИ любили друг друга, но позабыли, что нужно при этом делать. Они иссохли, окостенели и довольно явственно похрустывали суставами.

— Можно попробовать поцеловаться по старинке, — предложила как-то вечером одна старушка.

— Отчего же нет, — сказала другая старушка, ошеломлённая подобным предложением.

— А если из этого ничего не выйдет, что-нибудь да придумаем, — сказала первая.

С трудом поднялись они со своих стульев и, шаркая, побрели навстречу друг другу.

Приблизившись, постояли немного, чтобы перевести дух. Затем они принялись обсуждать, как им держать руки во время поцелуя.

— Положим друг другу на плечи? — спросила одна старушка.

— Да. Или нет, постой. Всё же не надо. На талию. Это гораздо лучше.

— А как мы при этом будем стоять — просто так, или станем ласкать друг друга? — спросила первая старушка.

— Ласкать, — сказала другая старушка.

Это было ранним вечером, в августе. Они кутались в вышитые шёлковые шали — от сквозняка. С улицы доносилось чириканье воробьев, аромат роз.

— Ну? — начала одна старушка.

— Погоди-ка, — сказала другая старушка. — С открытыми глазами или с закрытыми?

— С закрытыми, — ответила первая. — Я-то уж, во всяком случае, точно зажмурюсь.

— И я, — сказала другая старушка.

— Вот и хорошо. Ну, давай, что ли… — сказала первая старушка.

Они сдвинули головы, закрыли глаза, положили руки друг другу на талии и поцеловались.

«С ума сойти… — думали они. — Значит, можем ещё что-то!» Правда, до ласк у них так и не дошло: им нужно было сохранять равновесие. Они целовались в течение целой минуты, пока у них не заболели губы. Тогда вновь, шажок за шажком, они попятились в разные стороны.

Солнце зашло. Чёрный дрозд распевал на крыше.

— Попробуем завтра ещё разок? — спросила первая старушка осторожно.

— Хорошо, — согласилась другая, — но тогда уж я положу тебе руку на шею — думаю, я тогда вернее буду держаться. Как ты считаешь?

— Давай, — сказала первая старушка. Её губы всё ещё обжигало или покалывало — она, вообще говоря, и сама толком не знала, что это было за чувство. Ей вспомнилось, как она стояла однажды на балконе, летним вечером, в темноте, давным-давно, и как та девушка неожиданно поцеловала её, будто бы обознавшись, — у неё дрожали руки — и что она тогда тоже положила руку ей на шею.



--\\--

ДВЕ СТАРУШКИ так крепко любили друг друга, что сделались несчастны. Кому это нужно, так они считали.

Любовь… — думали они пренебрежительно. Вот ведь чепуха-то!

Но поделать с собой ничего не могли. Они любили друг друга, при встрече не могли унять сердцебиения и по ночам сжимали друг друга в объятиях со страстью и горечью.

И тогда одна говорила: «Ах, как же я всё-таки тебя люблю!» А другая отвечала: «И так далее и тому подобное».

Они пили ром и херес, с каждым днём больше и больше. Всё оставалось по-прежнему.

Они ели сапожный крем. Где-то они об этом читали. Чёрный сапожный крем, чайными ложками.

Они рассматривали друг друга под действием сапожного крема и замечали, что превратились в нечто бесформенное, распухшее, пучеглазое. У них выпадали зубы, они сипели и хрипели.

Ничего не помогало.

У них случались припадки.

Но они продолжали любить, и выкрикивали это друг другу с пеной и кровью у рта.

Когда действие сапожного крема кончалось, они сидели каждая в своём углу за ширмой, ненавидя любовь и того, кто её выдумал, кто бы он ни был.

— Нельзя старикам любить! — кричали они друг другу.

— Нельзя!

Сердца их колотились.