«Что-то совсем потонул я в учебе. Ни на что времени не остается.
Правда, на кое-что мне времени хватило.
Маме грозили серьезные проблемы, поскольку поставляемый ею мог цитрофан оказаться поддельным. Ну я в отсутствие отца и подменил весь этот цитрофан на нормальный.
Правда, маме потом прокололся. То есть, она меня раскусила. Но она поняла, что все это я делал от чистого сердца.
Редкий случай…
Ведь последнее время я делаю что-то в основном ради выгоды…
А Гордеев в последнее время совсем оборзел. Ну прикололись мы над спящим Рудаковским, прилепили ему банку на лоб. Можно подумать, сам Гордеев ни над кем не прикалывался в своей далекой молодости! Короче, до конца дня мы со Смертиным были похожи на единорогов, которым рога без наркоза спилили.
Тут еще Толян с Новиковым поспорили про диагноз. Выиграл, как ни странно, Смертин. В общем, сейчас идем в клуб, где пораженный Новиков будет хлестать коньяк из кружки. Эсмарха»

«А я думал, что боль не возвращается…
Возвращается.
С утроенной силой.
Вчера ты не ночевала дома.
Сегодня утром я встретил Нину. И она мне рассказала, что видела, как ты и Гордеев уезжали вместе…
Изо всех сил я постарался не измениться в лице. По дороге в раздевалку завернул в туалет и долго стоял, уткнувшись лбом в стену.
Так больно мне было только на выпускной…
И, как тогда, я шептал про себя слова той песни:

Только не заплакать, только не сорваться,
Только улыбаться, только улыбаться.
Только бы не видеть эти злые лица,
И не оступиться, вдруг не оступиться…

Помоги мне, господи, пережить эту муку!
И я снова натянул на себя маску беспечного подлеца и эгоиста.
И рассказал всем нашим всю эту историю. В своем варианте.
Едва не избил Рудаковского. Если бы меня Смертин не держал, я бы его по потолку размазал. Так хотелось дико рычать и крушить все подряд…
Вечером, когда я зашел в раздевалку, там была ты и Шостко. Валька наезжала на тебя по поводу Гордеева. И я не сдержался. Довольно грубо ее осадил. Правда это или нет, но у нее нет права осуждать тебя.
А потом… я вез тебя домой. И эти минуты в моей машине я не забуду никогда. Потому что между нами мелькнуло нечто человеческое…
Но…
Завезя тебя домой, я отправился в клуб. Надрался, заливая утреннее горе, и отмечая нежданную радость.
Вернувшись домой, я обнаружил тебя одну на диване.
Стоило мне лишь обнять тебя за плечи, ты тут же вздрогнула.
«Руку убери, братик»…
А ведь я почти был готов…
Был готов произнести те три слова, которые так часто писал в этом самом дневнике…
Но стоило мелькнуть фамилии Гордеев, как я моментально взорвался. Нахамил тебе… и ты ушла.
И вслед тебе я все-таки прошептал эти слова…
Я люблю тебя…»

«Завтра у тебя день рождения…
Мы собрались всей семьей и купили тебе браслетик с рубинами и плеер, о котором ты давно мечтала. А я еле отбоярился от Шостко, собирающей деньги на коллективный подарок.
Подарок…
Вроде только недавно я мучился с этим вопросом… И вот опять…
А ведь у меня есть подарок. Только ты его не увидишь…
Да. Это снова стих. Сам не знаю, откуда он у меня взялся. Просто вдруг слова легли в строки и как-то само все получилось…
Вот:

Я тебя не отдам никому.
Небеса пусть пророчат измену.
Для тебя землю всю обойду.
Для тебя и в неправду поверю.
Я тебя никому не отдам.
Даже через сто лет и сто жизней.
Для тебя всю любовь – пополам.
Без тебя в ней не вижу я смысла…
Я тебя не отдам никогда.
Пусть печаль моих глаз непонятна…
Без тебя умирает душа…
Для тебя я верну все обратно…
Я тебя не отдам никому.
Разобью стены все и преграды.
И все с чистой страницы начну.
Только чтоб ты была со мной рядом…

Никому. Особенно Гордееву…»

«Твой день рождения…
Мы поздравили тебя с утра и начали готовиться к приему гостей. Постепенно они начали подтягиваться.
И я заметил, что на каждый звонок ты реагировала одинаково: сначала замирала, а увидев, кто пришел, сразу сникала.
Ты ждала кого-то… Но кого?
Я догадывался. Но изо всех сил надеялся, что ошибаюсь.
Постепенно пришли все, кроме Капустиной и Новикова.
Ты как-то погрустнела...
Я уже хотел попытаться наладить наши отношения, как вдруг еще звонок в дверь. Я пошел открывать.
Инна…
Что ж, пусть будет шоу…
Весь вечер я не отходил от нее. Пытался сыграть какую-то комедию.
На что я надеялся? Не знаю…
Пришли наши рыжики. В комнату вплыл папа со своим коронным блюдом – жареным гусем.
«А вот и гусь!»
И в ту же секунду в двери материализовался Гордеев…
«И не один…» - вырвалось у меня.
Ты сразу расцвела, как роза. Кинулась к нему…
А я чувствовал, что в горле у меня застрял ком колючей проволоки. Хотелось врезать этому доктору… и в тоже время хотелось плакать от собственного бессилья.
Ведь ты и правда в него влюбилась…
Я вижу это…
Я ушел на кухню с бутылкой коньяка. За мной отправилась Инна. Повиснув на мне, она принялась что-то щебетать, но я послал ее домой и ушел в свою комнату.
Сидя на подоконнике, я прислушивался к гулу праздника внизу.
Это – твой день. Ты вольна делать, что хочешь.
И я сдержусь, как бы не было больно…
Попробую…»

«Еще одна глупость моей жизни…
После твоего дня рождения мне было так хреново, что в больницу я пришел уже пьяный и с пивом.
Стоило мне увидеть Гордеева в коридоре, как я пошел к нему, и начал нести какую-то ересь. Но вывести его из себя мне не удалось. Набить ему морду тоже. Но одна его фраза глубоко запала мне в душу.
«Знаешь, с чего ты бесишься, Лобов? Потому что ничего у тебя не получается. Ни с друзьями, ни в учебе… и я так думаю, в свое время с Лерой тоже ничего не вышло»
И я действительно взбесился.
Потому что он прав.
Ничего у меня не получается…
На лекцию я не пошел. Отправился пить в клуб и сидел там до ночи.
Утром снова в больницу не пошел. Когда все разошлись, я долго сидел на диване, пытаясь хоть что-то понять в своей бестолковой жизни.
И понял. Что не могу быть сейчас в одиночестве и трезвый.
И я созвал всю свою шайку вместе с Инной.
Сейчас Инна была мне просто необходима. Не знаю, любит она меня или мой кошелек, но она была здесь. Рядом…
Гудели мы до позднего вечера, пока не пришла мама и не вышибла всех моих друзей за порог.
А потом…
Потом пришла ты…
Конечно, тебя мама прислала. И хоть разговора у нас не вышло, ты заставила меня вернуться в больницу.
Как я сказал, тебе можно все…
Вот сегодня вечером, когда я снова собрал всю банду, достаточно было нескольких твоих слов, чтобы я оторвал от себя виснувшую на мне Инну и разогнал всех.
Ох, Лера, Лера, что же ты со мной делаешь…»