Автор: Aelite
Фэндом: original
Жанр: angst, deathfic, mini
Рейтинг: PG-13

Белая бусина, чёрная бусина.
Ты перебираешь бусины чёток, и я невольно залюбовался твоими руками. Красивые, длинные пальцы и изящные, аристократично-белые, холёные кисти.
Белая бусина, чёрная бусина.
Одна за другой они проскальзывают между мягкими розовыми подушечками. Их бока лоснятся и поблёскивают, отполированные касаниями твоей шелковистой кожи.
Ты нервно усмехаешься, и я поднимаю взгляд.
У тебя завораживающее лицо.
Пухлые губы. Верхняя чуть больше нижней, отчего рот всегда приоткрыт.
В твоих глазах всегда живёт отстранённость. Ты не принадлежишь этому миру, отвлечённо наблюдаешь за собственной жизнью со стороны. И перебираешь дни и недели, словно чётки.
Белая бусина, чёрная бусина.
Я начинаю жалеть, что не могу оказаться на их месте. На месте маленьких костяных шариков, нанизанных на нитку, словно засушенные бабочки на иглу. Твои красивые пальцы бегут по ним, а мне всё кажется, что они перебирают мои позвонки, запуская в блуждание по спине сотни крохотных бусин-мурашек.
Белая бусина, чёрная бусина.
Ты, как обычно, нервничаешь лишь сильнее, когда я поднимаюсь со своей скамьи и прохожу мимо. Но, как всегда ничего не говоришь. И я тоже молчу. Я остался позади, пока позади, среди тех бусин-знакомых, что ты только что передвинул пальцами.
Но нитка связана в кольцо, скоро я снова окажусь рядом.
Белая бусина, чёрная бусина.
Я ежедневно прихожу смотреть на тебя и обнимаю тебя. Обнимаю лишь взглядом, ведь нас всё ещё разделяет ограда. Ограда, которой осталось стоять недолго. Как продвигается лечение, милый? Когда порвутся твои чётки?

Белая бусина.
Тысяча белоснежных бумажных журавликов, тысяча уроков в мастерстве оригами, тысяча и одна ночь сказок о свете в конце тоннеля. Для тебя каждая бусина – шаг к воротам из этого дома, из твоей комнаты, обитой чем-то мягким и отвратительно воняющим больницей. Белая, белая, белая луна будет светить, когда ты порвёшь чётки, когда ты выйдешь из этого замкнутого круга. Будет зима, будет падать пушистый снег. Белый. Белый. Белый…
Но пока ты лишь сидишь на тёмной скамейке мрачного больничного сада и теребишь бусины.
Чёрная бусина.
Чёрные, как уголь, страхи уйдут, как только ты разорвёшь эту нить. Как только ты позволишь пальцам натянуть её, натянуть изо всех сил, так, чтобы она впилась в кожу, пуская каплю тёмной, кажущейся почти чёрной на фоне бледной кожи крови; так, чтобы она лопнула. За окном будет ночь. Светлая, лунная ночь с усыпанным звёздами эбанитово-чёрным небом. Ты, наконец, наденешь свой любимый чёрный костюм и бирюзовую рубашку, и мы отправимся в ресторан. А после мы вернёмся домой, слегка пьяные от шампанского и счастья, и я стяну с тебя эту рубашку в тёмной комнате. Мы не будем включать свет, мы будем изучать друг друга на ощупь.
Но пока медсестра в застиранном белом халатике поправляет твою белую пижаму и уводит тебя обедать.

Белая бусина, чёрная бусина.
Скоро и я буду мерить время чётками. Солнце белой бусиной встаёт над горизонтом, ночь опускается тёмной. Я устал каждый день приходить к этой ограде, устал сидеть на старой скамье, устал наблюдать за твоим неосмысленным взглядом и красивыми, длинными пальцами, нещадно теребящими чётки.
Чёрная бусина, белая…
Чёрт возьми, ведь должна же нить когда-нибудь перетереться!
Чёрная, белая, белая, чёрная…
Я жду, я буду отчаянно ждать тебя.
Белая, чёрная…
Чёрная, белая, белая, чёрная, чёрная, белая, чёрная…

Сегодня тебя нет. Я приник к ограде, непонимающе глядя на пустующую лавку. Тебя нет.
Я иду вдоль ограды, ведя по чёрным прутьям рукой. Среди них нет белых, но это ничего. На ресницы ложится первый в этом году снег – белый, белый, белый…
Я отворяю ворота, пересекаю ту грань, что отделяет мир разума от мира безумия, и впервые прохожу по этой дорожке, на которой тебе, должно быть, уже знаком каждый камушек. Я сейчас сам лишён рассудка, я лишь перебираю ногами. В голове нет ни одной мысли. Я не знаю, где ты можешь быть. Не знаю…
Чёрная бусина, белая, чёрная, чёрная, белая…
Сколько же их здесь?
Костяные шарики в беспорядке разбросаны под скамьёй. Я нагнулся и подобрал пару бусин. Твои чётки. А ты? Где же ты?

Чёрное от старости дерево лавки и белый свежий снег. Вот и всё, что осталось для меня. Я вздыхаю и перевожу взгляд. Я не прав, конечно. Я дурак. Мне остался ты.
Лечение окончилось, родной?
Я усмехаюсь про себя и бреду по припорошенной снегом дорожке к угрюмому помпезному зданию с серыми колоннами. Тяну на себя тяжёлую дверь и оказываюсь в скромном, освещённом янтарно-жёлтым тусклым светом зале. За большим столом регистратуры дремлет старушка-дежурная, а ты – ты сидишь на потрёпанном, обитом кожзаменителем диванчике в напряжённой позе, нетерпеливо поглядывая на часы. Твои прекрасные руки сложены на коленях, твои светлые волосы наконец расчесаны так, как ты любишь, а твои глаза…
О, как я люблю твои глубокие синие глаза! Умные, ласковые, добрые, неуверенные, нежные – как я люблю твои взгляды!
Ты вскакиваешь и бежишь мне навстречу, и я принимаю тебя в свои объятия, непрерывно повторяя твоё имя…

Чёрная бусина, белая.
Почему я верю, что когда нить порвётся, это всё закончится? Сперва они забрали тебя у меня, заставив перебирать эти чёртовы чётки.
Теперь они заставляют делать то же самое меня.
Белая бусина, чёрная.
Они говорят, что тебя нет. Можешь себе представить? Они не верят, что ты сидел здесь каждое утро с точно такими же чётками под присмотром медсестры. Они твердят, что я тебя придумал.
Чёрная бусина, белая.
Чёрт, я не придумал! Вот же ты, стоишь у ограды, обхватив холодные прутья своими изумительными стройными пальцами, и нежно, понимающе улыбаешься мне!
Я вскакиваю, кидаюсь к тебе, к ограде, но они держат меня – ты видишь, они держат меня! Я хотел, я так хотел к тебе… взять в свои руки твои узкие ладони… изящные и белые, словно ты – потомок древнего аристократического рода…
Они не пускают меня, видишь? Я не могу порвать эти чётки. Они насажены на слишком крепкую нить. Я – бабочка, которую привинтили к доске шурупом, вместо того, чтобы приколоть тонкой английской булавкой. Мне не выйти из этого порочного круга…
Ты стоишь у ограды.
Чёрная бусина, белая бусина.
Чёрные прутья, белый снег.
По ночам я тихонько выглядываю в окно, забранное решёткой, словно в тюрьме, – ты не покидаешь поста ни на минуту. Я порву эту нить, поверь. Я найду выход отсюда. Я пробьюсь к тебе, слышишь?

Белый костяной шарик – хруст – белое крошево.
Чёрный шарик – хруст – к чертям.
Белый, чёрный, белый, чёрный…
Нить. Осталась только эта идиотская нить, которую мне не порвать и не перегрызть. Они, конечно же, не дадут мне ножниц.
Но я обещал, что найду выход, так? Пусть они не пустили меня к тебе, - я всегда могу хотя бы уйти от них. А ты присоединишься ко мне. Я это знаю.

Белая, белая в свете луны кожа. Нить. Она натирает, и под ней уже краснеет полоса. Ещё немного… ещё совсем чуть-чуть… и чёрные, чёрные в свете луны капли крови сначала медленно, нехотя, а потом всё увереннее вытекают из перетёртых вен. Они не так прочны, как нить, они не столь жестоки, как этот… проклятый круг… Они отпускают… меня… к те…