Автор: Aelite
Фэндом: original
Жанр: angst, romance
Рейтинг: R

Kiss me quick, while we still have this feeling
Hold me close and never let me go
'Cause tomorrows can be so uncertain
Love can fly and leave just hurting
Kiss me quick because I love you so

Kiss me quick and make my heart go crazy
Sigh that sigh and whisper oh so low
Tell me that tonight will last forever
Say that you will leave me never
Kiss me quick because I love you so

Let the band keep playing while we are swaying
Let's keep on praying that we'll never stop

Kiss me quick just can't stand this waiting
'Cause your lips are lips I long to know
Oh that kiss will open heaven's door
And we'll stay there forevermore
Kiss me quick because I love you so

©Elvis Presley

Миша заглянул в тёмную комнату, откуда ему послышалась какая-то возня.
- Ага, кто это у нас здесь?
Ответа не последовало, но дверь за ним кто-то аккуратно закрыл, а на глаза легла плотная повязка. Впрочем, ему всё равно ничего не было видно после светлого коридора.
- Мм, кто бы это мог быть? – игриво начал он и в ответ услышал тихий, больше похожий на фырканье смех. Миша резко развернулся на звук и протянул руку. Чьё-то лицо: он осторожно провёл пальцами над бровями, затем по носу, коснулся подушечками губ – почувствовал осторожно высунувшийся горячий язык – и, наткнувшись на металлическое колечко, насторожился. Положил ладони на щёки – едва заметная, но всё-таки колючая щетина.
Он резко сорвал с себя повязку.
- Что за?.. – замер он на полуслове. – Лёка? Ты что творишь?
Лёка, лучший друг Мишки, стоял перед ним, застенчиво сцепив руки за спиной, и улыбался.
- В прятки играю, ты меня нашёл.
- Это на жмурки больше похоже, - буркнул Миша.
- Ну, пусть жмурки.
- Дурак ты, Лёшка, и шутки у тебя дурацкие, - уже беззлобно закончил Мишка и непроизвольно посмотрел на ладонь, как будто на ней мог остаться след. – Хоть бы побрился, что ли…
Лёшка неожиданно схватил Мишку за руки.
– Мика, слушай, можно я тебя поцелую?
- Чего?! – опешил тот. Лёшкин серьёзный тон не давал возможности обратить всё в шутку. – С тобой всё нормально? Головой нигде не ударялся?
- Нет, ну правда, - тихо, но настойчиво повторил Лёка.
- В педики решил податься? – всё ещё пытался отшутиться Мишка.
- А если бы и так, что тебе, так сложно?
Лёшка наступал на него, оттесняя друга к двери. Нет, Мишка, конечно, для Лёки всё сделает, но это, знаете ли, слишком!
- Да ты просто пьян! – прошипел Мишка, отступая.
- Ну, и ты тоже, - согласился тот.
Миша упёрся, наконец, в гладкую деревянную поверхность. Если это была шутка, то она затянулась.
- Лёк, ты что, серьёзно? Зачем тебе это? – чуть дрожащим голосом спросил он.
- Какая разница? Я просто хочу… - шёпотом ответил Лёшка, приблизив лицо почти вплотную. У него в мыслях царила потрясающая лёгкость, и в затуманенное алкоголем сознание транслировалась извне только одна чёткая и ясная картинка – ошарашенное лицо Мишки напротив него. Очень красивое.
- Ну ни фига себе какая разница! – вспыхнул, наконец, парень. - Мой лучший друг заявляет, что он гей, собирается меня облобызать и спрашивает при этом, какая мне разница?! – почему-то тоже шёпотом возмутился Миша. А Лёшка, не обращая на возражения ни малейшего внимания, тем временем прижался к нему. Вместо того, чтобы вырываться, отворачиваться или ещё хоть как-то защищаться, Миша только зажмурился и сжал зубы.
- Я не заявлял, что я гей. И я просто хочу тебя поцеловать, - прошептал Лёшка ему на ухо. Потом Мика почувствовал его острый язычок у себя на губах, касание тёплого металлического колечка, острые зубки… Было неожиданно приятно, от Лёшки пахло дорогим одеколоном вперемешку с сигаретами и чем-то чуть горьковатым, терпким, как джин. Лёшкина рука скользнула ему под футболку.
- Мика…
- Ч-чёрт! – выругался Мишка, сообразив, наконец, что может произойти, если всё это немедленно не прекратить, и оттолкнул Лёшу. – Грёбаный педик! – он со всего маху врезал другу по челюсти, отправляя его в недолгий полёт на встречу с дорогим светлым ковровым покрытием. Днём домработница долго охала над некрасивыми коричневыми пятнами, которые никак не желали отмываться, но этого Мишка, естественно, не знал. Потому что пулей вылетел в коридор в поисках свободного помещения, где можно было бы уединиться и скрыться от перебравшего Лёши. Из нескольких комнат слышались недвусмысленные вздохи, с нижнего этажа доносился пьяный смех. В коридор прямо на Мишку вывалилась хохочущая укуренная парочка – Лерка Симченко и Лида Ясенева. Девушки смеялись и целовались на ходу, не обращая на Мишку никакого внимания.
- И эти туда же, - обречённо отметил Мика. Он юркнул в освободившуюся комнату, наполненную сладковатым дымком, запер за собой дверь, упал на кровать и почти сразу отрубился.
Поиграли в пряточки.

Миша проснулся со страшной головной болью. Он оглянулся – светлая комната, цветы в горшках, огромный зеркальный шкаф во всю стену, отражающий такую же огромную кровать и его изрядно помятую физиономию. Он вспомнил, где находится. Первая пришедшая в голову мысль – «как хорошо, что мать с отцом на работе будут» - сменилась неприятными, хоть и смутными воспоминаниями о ночном инциденте. Мишка успокаивал себя только тем, что Лёка был пьян в дупель и наверняка сам будет краснеть за своё поведение. Заглянув в ванну и наскоро умывшись, Мишка побрёл к выходу.
В доме уже ничто не напоминало о вчерашней вечеринке, удавшейся на славу – гости давно разъехались, везде было чисто прибрано, мраморный пол снова сверкал и подошвы больше не липли. Нигде ни соринки, как в музее. В таком доме очень здорово проводить вечеринки. Заботливые домработницы всё уберут, а мраморные полы легко мыть. Только вот жить здесь как-то неуютно. Мишка редко бывал у Лёши, разве что на таких вот тусовках, когда Белозёрский старший укатывал в очередную командировку. Обычно же парни приходили либо в простенькую квартирку простенькой панельной шестнадцатиэтажки, где Мишка жил с родителями, либо в Лёшкину съемную квартиру в центре, либо гуляли у кого-то из друзей. Но, конечно, в стандартных комнатах особо не разойдёшься, то ли дело большущий коттедж… вот уж где вечеринка так вечеринка!
Из холла слышались громкие голоса. Мишка сбежал по лестнице и неловко замер на последних ступенях.
- …да к чёрту тебя! Ненавижу!
- Алексей! Что ты себе позволяешь? Ты устроил в доме свинарник, стоило мне на два дня оставить тебя без присмотра, так будь добр, научись признавать свою вину, а не хамить отцу!
Лёшка с отцом самозабвенно орали друг на друга, не обращая никакого внимания на Мишу.
- Ха, на два дня! Вы его послушайте, какие мы заботливые! Да ты хоть когда-нибудь за мной «присматривал»?! А последнее время у тебя вообще на уме только деньги и шлюхи! Если ты не на работе, то мотаешься по блядям!
- Замолчи! – тихим, но страшным голосом произнёс Юрий Васильевич, Лёшкин отец. Мишка съёжился и вцепился в перила лестницы, стараясь стать незаметным и мечтая испариться. Но Лёшку этот приказ ничуть не напугал.
- Да пошёл ты!
- Мне наплевать, что ты там себе думаешь, но через полчаса ты должен быть одет и готов к приходу Марии!
- Нахуй мне она не нужна! Можешь себе забрать, раз она такая чудесная!
- Хочешь ты того или нет, но свадьба состоится, - ледяным тоном отрезал мужчина.
Ненадолго воцарилось затишье. Мишка не знал, куда деваться от неловкости. Он ещё ни разу не слышал, чтобы Лёка так орал.
Решив, что стоит воспользоваться повисшим молчаньем и откланяться, он робко кашлянул.
Отец и сын оторвали взгляды друг от друга. Миша, наконец, отпустил несчастные перила и спустился с лестницы.
- А, это… - вспоминая, начал Юрий Васильевич.
- Миша, - помог ему парень. – Лёкин друг. Доброе утро.
- Доброе, доброе… друг Алексея… да, Вы ведь жили напротив нас?..
Мика кивнул. Было видно, что Юрий Васильевич рад предоставившейся минуте тишины. Он даже довольно мило улыбнулся, и Мика на секунду узнал того старого дядю Юру из квартиры напротив.
- Знаешь, папочка, давно хотел тебе кое-то сказать, - неожиданно начал Лёшка елейным голосом. Его отец снова нахмурился. Чуть прищурившись и нацепив самодовольную улыбку, Лёка приблизился к Мишке и обнял его за талию. Мишка вконец растерялся. – Свадьбы не будет, папочка. Я гей.
Юрий Васильевич побледнел.
- Что ты сказал?
- Я гей, - повторил Лёшка как нечто само собой разумеющееся. - Гомосексуалист. Представитель секс-меньшинства. Педераст. Квиру мир и всё такое, - он сделал неопределённый жест рукой. Его насмешливый, но в то же время зловещий тон делал всю ситуацию ещё более страшной. – Ну, а Мика – мой любовник.
Сердце Мишки бухнуло в пятки. «Ну всё… - думал он. – Что-то сейчас будет…»
- Что за чушь ты несёшь? – севшим голосом спросил мужчина. На его благородном, гладковыбритом лице с тонкими лучиками морщин, задёргалась мышца под глазом. Такого поворота событий он, как и Миша, явно ожидал меньше всего. Миша неловко передёрнул плечами, хлопнул себя ладонями по бокам. Он не знал, куда девать руки и принялся нервно одёргивать футболку.
- Ой, ну почему же чушь-то? – манерно и явно переигрывая протянул Лёшка. – Пуся, он нам не верит, представляешь?
Мишка испуганно скосился на друга и с удовольствием отметил кровоподтёк на правой скуле. Ему отчаянно захотелось добавить такой же на левую, для симметрии.
Тут Лёшка сжал его лицо в ладонях и впился ему в губы поцелуем. Мика схватил его за запястья, но не успел начать сопротивление, как Лёшка уже оторвался от него.
- Видал? Мы ещё не таким занимаемся… - поведал Лёшка и направился к двери. На секунду замер в проёме («Мика, сладенький, ты идёшь?») и удалился. Покрасневший до корней волос Мишка буркнул что-то вроде «до свиданья» и кинулся за другом. Или не другом, а чёрт его знает кем.

- А теперь-то ты мне, может быть, объяснишь, какого чёрта здесь происходит? – Мишка догнал Лёшу уже за воротами особняка, на широкой дороге, ведущей к шоссе.
- А чего объяснять-то? Ты и сам всё слышал, - пробормотал Лёка.
- Что случилось-то? Вы поругались? – Миша сам понимал глупость вопроса, но ничего умнее в голову не приходило.
Лёшка глянул на него, как на идиота, и продолжил идти, не замедляя шага.
- Послушай, так это всё для отца, да? Вся эта затея с поцелуями?
- Какая разница? Тебе-то какое дело? Всё, я больше так не буду, ok? – вспылил Лёшка и пошёл быстрее. Он был зол, страшно зол, он был просто в ярости на отца. И заодно на Мишку. Ну чего он от него хочет сейчас? Отделаться бы от него скорее!
Мика остановился. Он тоже как чайник кипел от злости, пришедшей на смену поражённому оцепенению.
- Так из-за отца, да? А ты спросить сначала не мог? Я бы подыграл тебе, если так надо было! Какого хрена, Лёка?! – кричал он ему вдогонку, надеясь, что тот остановится. Но Лёшка добежал до шоссе, поймал машину и укатил в неизвестном направлении. – Звездец, - выругался Мишка и поплёлся к трассе. Он почувствовал себя очень усталым.

С Лёшкой они были знакомы, считай, с пелёнок. Ну, это, конечно, сильно сказано… В общем, когда Мишка был в седьмом классе, семья Белозёрских вселилась в квартиру напротив, а Лёку (тогда он был ниже, угловатее, с короткими почти чёрными волосами, в очках и поначалу очень скромный) перевели в Мишкину школу, в один с Мишкой класс.
Примерно тогда же они и начали дружить – на поверку Лёка оказался авантюристом и изрядным хулиганом; с ним Мишка первый раз забил на уроки (играли в футбол и разбили окно, потом вызывали родителей в школу), выкурил первую сигарету (долго откашливался, а когда пришёл домой, жуя фруктовую жвачку, родители сразу всё поняли, но не подали виду, а мать потом звонила знакомым: «Представляешь, мой вчера пришёл, а от него табаком несёт. Что делать-то с ним? Поговорить? Да бесполезно, наверное. Вон, у Тамарки остолоп как начал курить – так они разговорами только хуже сделали!»), купил первое видео «для взрослых» (они начали смотреть у Белозёрских, и на самом интересном месте вернулись Лёкины родители, с подозрением глядя на красных, как варёные раки, пацанов)… да мало ли?
А потом, когда ребята были в одиннадцатом, дела фирмы Лёкиного папы круто поползли в гору, и Белозёрские прикупили себе симпатичный «коттеджик» о трёх этажах с огромным приусадебным участком, где и зажили долго и счастливо.
Правда, недавно с матерью у Лёки что-то случилось – со здоровьем нелады какие-то, уже почти год, как по санаториям зарубежным лечится.
Сейчас они учились на последнем курсе. Лёшка на журфаке, Мика – на ИТ, но всё равно продолжали общаться не менее тесно, чем раньше. Лёка, конечно, сильно изменился: стрижка новая, более длинная, пирсинга понаделал – губу проколол, бровь, уши, но ему это всё на удивление шло. Только очки продолжал носить. Простой формы, в простой оправе. Хотя Миша представлял себе, сколько эта «простота» стоит. Ещё Лёка стал как-то холоднее. Увереннее в себе, резче. И Мишке это нравилось.

- Бон жорно, Михо! Как жизнь! – пророкотал в трубку густым басом жизнерадостный Шишкин.
- Привет, Влад. Да спасибо, на букву х, - без энтузиазма отозвался Мишка. Он меланхолично пририсовывал шикарную бороду и пейсы Николасу Кейджу на обложке старого номера Esquire. В этом номере опубликовали большущую Лёкину статью. Или рассказ, вернее сказать. О носках. Мишка усмехнулся.
- Всё так плохо или всё так хорошо? – не сдавался Влад.
- Сам догадайся, - ламинированная бумага податливо продавливалась под ручкой.
- Что, опять с предками проблемы?
- Да нет, наоборот – у них вчера годовщина была, они… кхм, отпраздновали, - Мишка усмехнулся, а Влад фыркнул. Кейдж обзавёлся игривыми дьявольскими рожками. Вкупе с пейсами смотрелось дико, и Мишка, придирчиво осмотрев своё творение, преобразил пейсы в буйную шевелюру.
- Крепкие у тебя старички, нэ? Ну что, затусим сегодня в клуб?
- Ну, у меня это… с финансами напряжёнка.
Мика кинул взгляд на пластиковую банку, венчавшую системный блок – в ней сиротливо приютилась сторублёвая купюра.
Причёска набирала угрожающую пышность.
- Ну так ты у своего Белозёрского попроси. Можешь его даже с собой взять, лишним не будет.
- Да ну его в баню, - зло и устало буркнул Мишка. Каракульная шевелюра погребла под собой грустное вытянутое лицо голливудской звезды, и Мишка отодвинул журнал.
- А, так это ты с ним поругался? – понимающе протянул Шишкин. - Блин, вы прям как молодожёны ссоритесь вечно. Слушай, давай выбирайся. Я тебя проспонсирую, так и быть. Отцу вчера премию дали, он расщедрился.
Мишка вздохнул и глянул на экранчик сотового. Ни одного пропущенного вызова. Ни одной новой смски.
- Ну ладно… жди. А кто ещё будет хоть?
- Ну наши все, кроме Пашки и Веры, у них сегодня полгода, они в ресторан, видите ли, идут. Плюс будет Лида Ясенева. Со мной. Итого – человек восемь, не считая тебя.
- Лидка? Ты с ней встречаешься, что ли? – удивился Мишка. Он вспомнил, как девушка целовалась с Лерой.
- Ага, - довольно подтвердил Влад. – А что?
- Да нет, просто интересно, я не знал. Ленку мою не забыли позвать?
- Ленку? Вот чёрт… прости, брат, сейчас исправим.
- Да ладно, я сам позвоню. Я сейчас к ней пойду, туда заедь, ага?
- Есть, шеф, в одиннадцать жди.
Мишка положил трубку, снова взялся за мобилку и в который раз набрал Лёшку.
«Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».
- Мишенька, садись за стол, первое стынет. Котлеты на второе пойдут?
На кухне бодро шипело и скворчало, стучали крышки кастрюлек и тихо мурлыкало радио.
- Мам, ну я же сказал, что поел уже.
- Тьфу ты, точно, я и забыла. Ну ладно, отцу будет. Роман!
«Абонент временно недоступен или находится…»
- Мишут, а ты сегодня в институт не едешь? Экзамен когда?
Ромка бросил взгляд на подвешенный над столом лист А4, на котором размашистым почерком было написано «ПОРА БОТАТЬ!».
- Через неделю только. Я завтра съезжу, надо типовик сдать.
- Опять всё в последний день сдаёшь? Ремня на тебя нет, допуск как получать собираешься? Меня бы за такую учёбу после первого курса выгнали! – отец просунул голову в комнату, строго посмотрел на сына и тут же скрылся.
- Да брось, Ром, и так он вечно за учёбой, а ты нудишь, как старикан! Садись лучше, сейчас остынет всё, опять греть придётся. Что за рубашку ты надел? Ну на неё ведь уже смотреть нельзя!
- А мне удобно, я на работу еду, а не на приём.
«Абонент временно…»
- Мам, пап, я прогуляюсь пойду, - Миша заглянул на кухню.
- Ты к Лёшке, что ль? Ну давай…
К Лёшке… А где он делся, Лёшка?
- Да нет, я… с Владом и компанией. Мы вечером в клуб пойдём.
Мать отвлеклась от скворчащих на сковороде котлет и перекинула полотенце через плечо.
- Миш, ты же знаешь, папе зарплату в этом месяце задержат.
- Да не волнуйся, я там… со стипендии отложил.
- Всё тебе бы по клубам гулеванить, нет бы учиться! Остолопище растёт, лучше бы девушку в дом привёл! Жениться тебе пора!
- Роман! – предупредительно и грозно сказала мама, но продолжила уже мягче: – Ты себя в этом возрасте вспомни! Кто-то на мне, помнится, до-олго жениться не хотел. А сейчас молодёжь с этим делом вообще не торопится. И правильно делает, - наставительно закончила она, выключая газ. – Вот, недавно Татьяна рассказывала, - дочка у неё ещё, Даша, светленькая такая, лет 16 ей - наверное, помнишь? Так вот недавно…
Мишка завязал шнурки и захлопнул за собой дверь. Чего-чего, а разговоры о свадьбах его сейчас совсем не радовали. Привычное бурчание папы о необходимости «завести невесту» Мишку раздражало, потому что «невеста» у него, как раз таки, была, да вот только жениться он ну совершенно не хотел.
Он вспомнил Лёкину ссору с отцом – а ругались ведь они из-за женитьбы! Мишка попытался представить, что бы он чувствовал, если бы ему сейчас сказали жениться на его Ленке. Наверное, «лучше бы съел перед ЗАГСом свой паспорт» - из духа противоречия во имя свободы выбора. Так Ленку он, по крайней мере, любил, вроде как, а вот Лёку, судя по всему, хотели обручить с незнакомкой, дай бог, чтобы прекрасной. Мерзкая всё-таки ситуация. «Без меня меня женили»…

Мишка уже давно спал, когда мобильный разразился длинной трелью. Он потянулся к трубке и сбросил вызов. В конце концов, имеет он право спать в четыре часа утра, тем более только что вернувшись из клуба? Но телефон не унимался. Звонящий обладал большим запасом терпения. Ну наверняка ведь Влад чего-нибудь в Микином кармане забыл… Мика глянул на экранчик – номер был ему незнаком.
- Алё, - хрипло буркнул он.
- Алло, Михаил? – произнёс знакомый спокойный голос. Мишка насторожился.
- Да, я слушаю.
- Михаил, это Юрий Васильевич, отец Алексея.
«Да, вот именно отец», - подумалось Мике. Почему-то сейчас это неприятно резануло слух. Его папа – папа – спал сейчас после работы. Или перед работой, что, в сущности, почти одно и то же. Из-за тонкой стенки доносился закатистый храп, который совершенно не мешал ему, Мике, спать. Даже наоборот, как-то успокаивал. Словно гарантировал, что пока он гремит из-за стенки, всё будет нормально. Убаюкивает…
Мишка почувствовал, что проваливается в сон.
- Михаил? – окликнули на том конце. Мишка сел в кровати. Что же должно было случиться, чтобы Лёкин родитель будил его посреди ночи? Сон как ветром сдуло.
- Да-да, Юрий Васильевич.
- Я только хотел узнать… Алексей, случайно, не у Вас?
- Простите? – Миша окончательно проснулся. Юрий Васильевич звонит ему, разыскивая Лёку, которого у Миши, конечно же, не было, и у Юрия Васильевича, стало быть, тоже. А это значит, что Лёшка потерялся.
- Дело в том, что он уже третий день не ночует дома, - подтвердил Юрий Васильевич Мишкины логические построения. - Я пробовал ему дозвониться, но он не берёт трубку. Я обзвонил всех знакомых, а потом нашёл ваш телефон в его записной книжке. Я подумал… - он замолчал.
- Почему Вы сразу мне не позвонили?! Я же всё-таки… - он осёкся, вспомнив последнюю их встречу.
- Послушайте, меня не волнует, какие отношения связывают Вас с моим сыном, но в чём я уверен на сто процентов, так это в том, что у Алексея никогда бы не возникло серьёзных чувств к мужчине, а тем более к такому, извините, как Вы. Ведь очевидно, что весь этот ваш маленький спектакль был разыгран исключительно для того, чтобы сорвать встречу с Марией. Более того, Вы в нём играли весьма посредственно, потому как попали на «сцену» совершенно случайно, я прав? Вы ведь просто задержались после этой ужасной оргии, и на Вашем месте в роли любовника Алексея мог оказаться кто угодно. Но в данной ситуации у меня нет иного выхода, кроме как позвонить Вам и удостовериться, что мои предположения верны, и Алексей не станет коротать ночи с Вами. Я, тем не менее, сожалею, что его у Вас нет, так как теперь мне придётся обратиться в органы внутренних дел, и, боюсь, не удастся избежать огласки. Но если Вы хотя бы что-то знаете о том, где может быть мой сын, я был бы очень признателен Вам за информацию. Думаю, Вы понимаете, что мне не нужны скандалы. Да и Алексей как никто другой заинтересован в их отсутствии. Разумеется, я могу Вам заплатить, - отчеканил Юрий Васильевич.
Миша хватал ртом воздух, от возмущения не зная, что сказать. Его ужасало, как спокойно говорит Юрий Васильевич, в то время как его сын неизвестно где, он был оскорблён предложением денег, как будто его, Мишку, можно было купить, как вещь какую-то, его ошарашили рассуждения Юрия Васильевича о «спектакле»…
А ещё его до яростной злости задели слова о том, что на его месте мог бы оказаться любой. И это презрительное «такой, извините, как Вы»…
- Да как Вы… - «Да пошёл ты!» - подумал Мика, но не озвучил, и только открывал и закрывал рот, силясь подобрать выражение.
- Постойте, Михаил… - устало и раздражённо протянул мужчина. – Вы понятия не имеете, какие у нас с Алексеем могут возникнуть проблемы. Я делаю всё, чтобы их предотвратить. Я всё это время неотрывно сижу у телефона, лично обзванивая все контакты из записной книжки сына. Я объехал все места, где он мог быть. И всё безрезультатно, к сожалению. Может, у Вас были какие-то знакомые общие, о которых Алексей мне не говорил? Подумайте хорошо. В конце концов, если Вы действительно столь дружны с моим сыном… - он многозначительно замолчал.
Миша готов был выкинуть ни в чём не повинную трубку в окно, но, мысленно сосчитав до десяти, заставил себя произнести:
- Ладно. Я попробую его найти, - голос напряжённо дрожал.
Естественно, он сделает это не для Юрия Васильевича. Он сделает это для Лёки. И для себя. На том конце удовлетворённо хмыкнули.
- Позвоните мне сразу, пожалуйста. До свидания.
Щёлчок. Отбой.
Мика невидящим взглядом уставился в потолок, не веря только что услышанному. Он помнил Юрия Васильевича всегда занятым и деловым, но никогда – таким циничным эгоистом. Правда, он не видел Лёшкиного отца дольше пары минут уже года три. Неужели за это время он настолько переменился?
Или таково проявление его отцовской заботы? «Алексей больше всего заинтересован в отсутствии скандалов…» Вот козёл!
Ну да ладно, это всё-таки не его дело, а семьи Белозёрских. В чужие семейные дела лезть – последнее дело, даже если это семейные дела твоего ближайшего друга. Но как же он, Мишка, рассчитывает найти Лёку? Можно подумать, он не пытался звонить… звонил, последний раз - не далее, чем сегодня, точнее, уже вчера вечером, только «абонент» был «недоступен». Что ж делать-то?
В голове проносились мрачные мысли о звонках в больницы и морги. Мишка вздохнул и без особой надежды набрал знакомый номер друга. Трубку сняли после первого же гудка, словно ждали этого вызова. Чушь какая-то…
- Алло, Лёшка? – «Кретин долбанный!»
- Мика, это ты? – промурлыкали на том конце. Миша опешил от такого вопиющего эгоизма друга. Пропадает чёрт знает где, и вот так просто, как ни в чём не бывало – «Мика, это ты?»?!
Так, держать себя в руках. Рвать и метать будем после воссоединения.
- Да, конечно… Лёка, ты где? Куда ты исчез?
- Я не исчез, я тебя жду. Приедешь?
Мика чувствовал себя всё большим идиотом.
«Ты где вообще находишься? Ты знаешь, который час? Какого хрена ты отцу на звонки не отвечаешь? Может, сам приедешь? Я тебе что, такси, что ли? Да шёл бы ты на *уй!» - разъярённо думал Мишка, но вслух сказал только:
- Конечно. Адрес?

Взяв из потёртой отцовской кожанки ключи от не менее потрепанных «Жигулей», Мика выскользнул из квартиры.

Лёшка сидел у подъезда прямо на пыльной бетонной лестнице и курил помятую сигарету. Огонёк уже приближался к фильтру, а вокруг было разбросано ещё с полдесятка окурков. На нём были всё те же бриджи и футболка, в которых он выходил из дома, но только основательно измятые и замаранные.
- Боже, ну у тебя и видок, - выдохнул Мишка, остановившись перед другом. – Вставай.
Лёка поднял голову и уставился на Мику так, будто видел его впервые. Потом просиял:
- А, Мишенька… привет… забери меня отсюда… - капризно протянул он.
- Поднимайся и пошли в машину.
Лёшка остался сидеть и только всплеснул руками.
- Н-не могу.
Он рассмеялся и последний раз затянулся сигаретой, прежде чем выкинуть бычок. Мишка глубоко вздохнул и поднял парня. Тот еле переставлял ноги.
- Боже, да за что же это…
Кое-как запихав его в машину, а потом добравшись до квартиры с ценным грузом на плече, Мика, стараясь не сильно шуметь, затащил Лёшку в ванну, стянул одежду и засунул под душ. Тот безвольно сидел, как его усадил Мишка и глядел прямо перед собой, чему-то улыбаясь.
Мишка нахмурился и поплёлся за бельём. Откопал новые плавки и вернулся в ванну. Вода шумела, и трубы, как всегда, подвывали, а папа храпел в спальне, как ни в чём не бывало. Мишку отчаянно клонило в сон, а с утра не мешало бы в универ наведаться, только сначала надо будет Лёку домой доставить. А ещё мама просила счета оплатить и за картошкой сходить. А папа наверняка на машине на работу поедет, он собирался после тёщу навестить. Может, Лёшка к утру сам в состоянии домой дойти будет?

- Мика, я хочу тебя поцеловать.
- Блин, начинается…
Мишка вытер друга и натянул на него плавки. Тот худо-бедно держался на ногах, и теперь на него можно было смотреть без слёз. Мишка отвернулся повесить полотенце – и еле успел подхватить опять начавшего оседать Лёшку, благо размеры ванны не предоставляли достаточно пространства для падения.
- Хрен тебя дери, какой дряни ты нализался? - он схватил его лицо в ладони. – В глаза мне смотри!.. Отвечай – что пил? Слышишь? – зло шипел Миша. Лёшка всё так же улыбался и глянул ему в глаза. – Мать честная… - выдохнул Миша. Зрачки у Лёши были расширены до нельзя, закрывая чуть не всю радужку. Он схватил его за руку – на сгибе локтя обнаружился внушительный синяк и несколько характерных точек. – Как же я сразу-то не заметил… Лёка, блин, как же так… что же ты! – он встряхнул его за плечи.
- Поцелуй меня, пожалуйста, - слабо прошептал он с улыбкой и закрыл глаза. А потом окончательно вырубился, повиснув на Мишке. Мишка обнял и прижал к себе друга, испуганно и отчаянно повторяя:
- Идиот, чёртов тупой идиот… что ж теперь делать-то? Что же делать?
Он дотащил Лёшку до разложенного дивана, запнувшись и чуть не упав из-за ковровой дорожки, которая была, наверное, его ровесницей. Запер дверь в комнату и уселся рядом с Лёкой.
В комнате было душно, по-домашнему пахло пылью и свежими простынями, а ещё шампунем от мокрых Лёкиных волос и чем-то совсем уж не уловимым, тёплым.
Спать хотелось неимоверно.
Отодвинув Лёшку поближе к стенке и укрыв того простынёй – он был какой-то совсем холодный – Мика улёгся на вторую половину дивана и уснул. Обо всём нужно будет думать на свежую голову.

Проснулся Мишка из-за солнца, повисшего высоко в горячем белёсом небе, которое нагло заглядывало в окно и било прямо в глаза. Он потянулся, выбираясь из под простынки, за ночь перекочевавшей с Лёки на него, и сел. Хлопнул себя по лбу и выругался.
- Чёрт, чёрт, чёрт!
В универ он, конечно же, не успевал. Часы подтвердили его худшие опасения, бесстрастно показывая половину двенадцатого. Ладно, это фигня, это можно пережить. Главное, что Лёшка нашёлся. Миша повернулся к другу, осторожно убрал упавшую на глаза тёмную чёлку и, улыбнувшись, смахнул с его щеки ресницу. Во сне Лёшка был немного похож на ребёнка. От нежного прикосновения он проснулся и, чуть приоткрыв глаза, тепло улыбнулся. Мика тоже невольно улыбнулся другу, хотя и был на него страшно зол. За всё – за «жмурки», за разыгранный перед Юрием Васильевичем спектакль (ему бы, кстати, надо позвонить) и позорный побег, за три дня с выключенным телефоном, за эту ночную выходку и заодно за все их прошлые ссоры оптом… но больше всего, конечно же, за синяк на сгибе локтя. Парень закрыл глаза и отвернулся.
Лёшка перестал улыбаться. Он, конечно же, понимал, как ужасно поступил с Мишкой, и видеть сейчас, как он страдает, было худшим наказанием.
- Мик… - он приподнялся на локте и приободряющее погладил его по спине. – Мика… прости меня, а?
- Идиот же ты, Лёка… что нам с тобой теперь делать? – глухо отозвался Мишка, не поворачиваясь.
- В смысле?
Он обернулся и зло глянул на друга.
- Ах, в смысле? Ах, ты не понимаешь? А вот это, - он схватил Лёшку за исколотую руку, - может быть вот это поможет тебе понять?!
В Лёшиных глазах плеснулась затравленная злость.
- Это не твоё дело! – процедил он сквозь зубы. «Какая тебе разница! Раньше где ты был? Раньше тебе плевать было, чего вдруг такие перемены?» Он молчал, потому что всё-таки понимал, что эти обвинения несправедливы. Ещё немного, и он начал бы оправдываться. Ведь что ему ещё оставалось делать, когда так херово было, что смерть от наркоты стала казаться куда лучшей идеей, чем всё остальное?
Мишка невероятным усилием воли заставил себя сдержаться. Не вмазать Лёшке по физиономии, не орать. Ведь всё это не принесло бы ровным счётом никакого положительного эффекта. Всё слишком серьёзно, чтобы допустить ещё хоть одну ошибку. Поэтому Мика просто продолжал буравить друга обеспокоенным взглядом, пытаясь сообразить хоть что-нибудь, подобрать хоть какие-то слова.
- Ты ведь нихрена не понимаешь, - продолжал Лёшка. – Совсем.
- Придурок, заткнись, - пробурчал Мика и вместо слов обнял Лёшку. Крепко-крепко. Он был очень тёплый и чуть влажный – уже вторую неделю стояла изнуряющая июньская жара. От лохматой головы вкусно пахло шампунем, и Мишка зарылся пальцами в мягкие, всё ещё мокрые волосы.
Лёшка замер и, наверное, целую минуту не мог пошевелиться, боясь спугнуть этот внезапный порыв. Он почти не дышал, только впитывал в себя новое ощущение – такое близкое прикосновение горячей обнажённой кожи, сбивчивое дыхание и аккуратные пальцы в волосах. Объятие было почти таким же, как всегда: для друзей эти жесты – привычное дело, но всё же совершенно другое. Так мать прижимает ребёнка, когда ему снится страшный сон, и все кошмары уходят, оставляя малыша наедине с тёплым кольцом маминых рук. Лёшке стало нестерпимо стыдно за свою руку с уродливым синяком, за свою дурацкую жизнь, уверенной походкой направившуюся под откос; ему захотелось немедленно встать на путь истинный – бросить курить, бросить травку и колёса, а о шприцах с синтетической дрянью и вовсе забыть, как о страшном сне. И начать, наконец, снова заниматься спортом. Лёшка вздохнул и осторожно обнял Мику в ответ.
Но тогда, наверное, подумал он, Мика никогда больше меня так не обнимет. Потому что благополучных не надо утешать. Неважно, что там на душе…
- Давно уже? – тихо спросил Мишка и напрягся, ожидая страшный ответ. Неделю? Месяц? Год? Что же должно было случиться с его Лёшкой, всегда с таким остервенелым отвращением относившимся к наркотикам, чтобы он… боже, и как давно он не замечает?
- Что? – не сразу сообразил Лёка. – А…
Давно? А как это – давно? Год на антидепрессантах – это давно? Или полгода на колёсах? Или неделя внутривенно? Когда каждый день – словно изощрённая пытка: воспоминания о чужих грубых руках, сумасшествие матери и домашнее пьянство отца, а для довершения картины – безнадёжная любовь…
Что такое давно?
- Лёшка… Лёка… это ведь сейчас лечится… можно справиться, Лёшка! – он отстранился от друга и заглянул ему в глаза.
Ле-чит-ся… слово-то какое красивое. Такое тёплое ле и упругое чи… крепкое, как Мишкины пле-чи… надёжные такие, всегда готовы принять на себя груз и его проблем тоже, будто им Мишкиных мало…
Лёшка заговорил. Сбивчиво и быстро, боясь потерять запал или что Мика перебьёт.
- Миш… я… всего два раза укололся… вот, посмотри! – он протянул руку: действительно, было лишь два следа от иглы. – Я до этого так, антидепрессанты год… весёлые розовые таблетки, знаешь? Мне врач прописал… но это надо было, правда, а потом они не особо помогать стали… и я это… иногда только колёсами закидывался. Редко, честное слово, раз в несколько дней! Но это вообще ерунда, к ним особо не привыкаешь… я только чепухой всякой баловался, спиды максимум… а тут… я не знал, что делать, Мишка… а эти ребята пришлись так кстати, и у них была доза… вроде как лишняя… вырубило начисто, но от двух раз ничего ведь не будет, я знаю! А больше… я не буду, Мишка, честно! Я справлюсь… я обязательно справлюсь! Только… только… прости.
Он опустил глаза, красные от непролитых бессильных злых слёз. Мишка совсем не знал, что делать. Может, всё действительно не так плохо? Может, всё можно исправить? Но почему же он ни о чём не знал? Год на «весёлых розовых таблетках»… с ума сойти…
- Что с тобой произошло, Лёка? Почему ты не рассказал мне?
Рассказать?! Боже…
На Лёшку снова обрушились воспоминания.

- Это Григорий Давидович, наш будущий, надеюсь, партнёр, - представил Юрий Васильевич огромного мужчину в дорогом костюме синей шерсти. – А это моя семья – Нина, моя жена, и Алексей, сын, надёжа и опора, - он с гордостью посмотрел на Лёшу. - Познакомьтесь.
Вежливые приветствия и дежурные улыбки. Отец привёл очередного важного партнёра к ним на ужин, чтобы подписать очередной важный контракт. Бизнес есть бизнес. Хорошо, что Лёша выбрал журфак, журналисту отец точно не доверит управление всей этой неуклюжей и мерзкой машиной компании. Он, конечно, расстроился отступничеству сына, но уважал его выбор – он был хорошим отцом. Дождаться бы IPO, а там – оставит Алексею пакет акций для небольшого денежного подспорья…
Телефонный звонок, раздавшийся так некстати, крадёт отца из-за стола, и он срывается на объект.
- На полчасика, дорогие, всего на полчасика! Извините, Григорий Давидович, я надеюсь, Нина и Алексей будут Вам приятной компанией на время моего отутствия…
- Да-да, ничего, Юрий Васильевич, я подожду. Я слышал, у Вас чудесная коллекция холодного оружия?
- Правильно слышали, - рассмеялся отец. – Лёшенька, проводи нашего гостя в кабинет.
- А я пока что соберу чай, - улыбнулась мама.
Лёша, конечно же, проводил, и увлечённо рассказывал заинтересованному гостю о клинках и саблях, но Григорий Давидович интересовался совершенно не клинками, хоть и не забывал учтиво кивать. Он разглядывал упругий зад парня, мягко обтянутый модными узкими джинсами, и представлял себе весьма бесстыдные сцены в разных уголках кабинета, в окружении великолепных тускло и зловеще поблёскивающих лезвий кинжалов. Глаза Лёши блестели в мягком свете бра, аристократично-правильные черты лица навевали воспоминания о французских исторических романах и сказках с прекрасным принцем в главных героях, а щёки покрыл стыдливый винный румянец; гостю казалось, что парень его просто откровенно дразнит, и он понял, что больше не может сдерживаться от ставшего болезненным напряжения. Он будто бы невзначай подошёл к Лёше совсем близко, горячо дыша ему на ухо, и Лёшка занервничал, но слишком поздно. Григорий Давидович всей своей массой вдавил его в стену, борясь с застёжкой своих брюк и хватая своими лапищами Лёшу за зад. Лёша отчаянно вырывался, стараясь не заорать, чтобы не напугать этой сценой маму, но что его попытки против горы мускулов? Григорий Давидович резко развернул Лёшу к себе лицом и грубо впился в его губы жадным поцелуем, схватил руку парня и прижал к своему огромному твёрдому члену. Лёша испытывал невероятное отвращение и какое-то постыдное, нездоровое возбуждение одновременно: он вдруг подумал, а что бы он чувствовал, если бы это делал не огромный Григорий, а кто-нибудь другой… Миша например. Только Миша.
Лёшке отчаянно захотелось, чтобы этот кошмар наконец закончился, чтобы пришёл отец и прогнал этого ублюдка. Или ещё лучше – проснуться сейчас в кровати, и чтобы мать обнимала его, баюкала, приговаривая: «Тщщщ… это просто страшный сон…»
Потом был резкий звон и всё кончилось. Руку отпустили, терзающий его губы рот исчез, и вес, прижимавший его к стене, тоже. Лёша открыл зажмуренные глаза и сквозь мутную плёнку злых слёз увидел мать, стоящую на пороге кабинета, и поднос у её ног, и осколки чашек вперемешку с датскими бисквитами, и разлитые на дорогой ковёр чай и кофе, присыпанные блестящей, стремительно пропитывающейся коричневой жидкостью горкой сахара…
Мама растерялась только на секунду, бросившись на Григория Давидовича отчаянно, как дикая кошка, вцепилась в него, и Лёше было страшно, и хотелось помочь, но он не мог заставить себя пошевелиться. А Григорий Давидович только отшвырнул Нину, как тряпичную куклу, и она отлетела на дорогой гарнитур красного дерева, и упала на светлый ковёр, и больше не двигалась… Мужчина досадливо смотрел на содеянное, и думал, как неудачно всё вышло, и даже не пытался подтянуть спущенные штаны. Он, конечно же, не заметил, как Лёша снял со стены клинок дамасской стали и мягко подошёл к нему сзади…
Лёшка успел ударить только один раз – неумело, вскользь, поранив, наверное, только кожу да мышцы, когда из коридора, заглушая тяжёлый болезненный стон Григория Давидовича, скорчившегося и держащегося за окровавленный бок, донеслось густое папино «А, вот вы где!..»

Папа не спросил, что произошло. Лёша бесился, но молчал ему назло, не начиная разговор первым. Может быть, потом Григорий Давидович преподнёс ему свою версию случившегося, а, может, отец не стал слушал и его.

У мамы была тяжелейшая черпно-мозговая травма и сильное нервное расстройство.
- Думаю, ей бы лучше поехать в Швейцарию. Сами понимаете, медицина у нас не слишком… - вздохнул седенький маленький доктор. Отец был очень бледен и только кивнул. Лицо его ничего не выражало. – А там я могу посоветовать Вам клинику…
- Алексей, запиши. Попроси Илью Жаркова, он всё оформит. Извините, у меня встреча, - он кивнул доктору и закрыл за собой дверь.
Контракт был подписан. Взаимные обвинения было решено держать при себе.

Лёшка сбежал из дома. Папа названивал ему, но он сбрасывал вызов. Мотался по городу, ночевал у каких-то знакомых, пил, пил, пил… По пьяни переспал с парнем, даже не запомнив его имени. Он был так похож на Мишку… Проснувшись с ним в одной кровати, Лёшка пришёл в ужас. Навязчивым желанием было совершить самоубийство, и если бы он не был таким трусом, то выпрыгнул бы из окна в то же утро. Поэтому Лёша просто вернулся домой. Юрий Васильевич усталым невидящим взглядом посмотрел на сына, поздоровался и ушёл к себе. Больше они почти не разговаривали.
Отец по-прежнему пропадал на работе, а придя домой, запирался в злополучном кабинете и оттуда не доносилось ни звука. Мама была в Швейцарии и звонила редко, говорила тихо и мало. Иногда после её звонков отец напивался до отключки, орал что-то несвязное и крушил мебель; тогда Лёшка прятался у себя в комнате и не спал всю ночь. Он месяц не появлялся в институте, ел мало и безвкусно. Папин брат, Евгений Васильевич, человек чуткий и заботливый, отправил парня к психиатру, который прописал Лёшке таблетки. Евгений Васильевич много сделал для Лёши, но он был не только чуткий и заботливый, но ещё и, конечно же, невероятно занятой. Поэтому со своими семейными трудностями отцу и сыну Белозёрским пришлось справляться самим.

Спиды Лёшка первый раз попробовал лет в 18, когда они с друзьями рванули летом на Казантип. Но это было пару раз и то на вечеринках – чтобы продержаться на танцполе и не рухнуть без сил среди ночи, потому что Лёшка ненавидел любые наркотики. Теперь же он глотал химическую бурду, чтобы почувствовать себя живым хотя бы ненадолго. Но до более сильных препаратов он не опускался.
До недавнего времени. Когда стало совсем уж невыносимо. Когда появилась Мария.

Мишка был лучшим Лёкиным другом. Не просто лучшим другом даже – он его любил, как брата, любил всё – от редких, но метких шуток до раздражающих иногда выходок. Но даже Мике нельзя было рассказывать обо всём этом кошмаре, потому что отец запретил Лёшке трепать языком, да и как такое вообще расскажешь? И Лёшка вёл себя, как ни в чём не бывало. А Миша просто всегда был рядом, как обычно, и дышал так горячо, когда они вместе «дегустировали» новую компьютерную игру, или смотрели кино, или сидели рядом в автобусе, обсуждая последние новости; как обычно, но совсем не так же. И Лёшка понял, что любит его совсем не как брата.
Ему иногда казалось, что вот сейчас Мика, горячо дыша, прижмёт его к стене своим тёплым-тёплым, таким привычным телом, и жадно поцелует, но только не так грубо, как Григорий Давидович, а просто настойчиво, и ему тогда можно будет рассказать всё-всё, и даже немного больше. И он поймёт, обязательно.
Только Мишка всё никак не спешил целовать Лёшу.

Блокбастер просто… можно книгу писать…

- Мика… мне домой, наверное, позвонить надо. Папа волнуется, - бодро сказал Лёшка и как-то сразу засуетился.
Мишка уставился на него, удивляясь такой резкой перемене.
- Ты не бойся. Меня теперь как минимум месяц из дома только в универ выпускать будут, да и то под конвоем… - Лёшка улыбнулся. – Я больше не буду… с наркотиками. Мне будет, чем заняться.
Он поднялся с кровати, нашёл свою одежду, сложенную на стуле.
- Как же это отвратительно, - пробурчал Лёшка себе под нос, разглядывая грязные майку и бриджи. – До чего докатился…
Мика подскочил:
- Подожди, я дам тебе чистое, - он извлёк из шкафа более-менее немятую футболку и шорты.
- Спасибо, - Лёшка оделся. - Да… Миш… - он колебался. – Слушай, извини, пожалуйста… за всё это – с отцом, с поцелуями…
Лёша замолчал, глядя себя под ноги. Почесал в затылке.
- Юрий Васильевич всё равно не поверил. Сказал, что ты никогда бы не полюбил такого, как я, - тихо, словно обиженно или расстроено сказал Мика.
Лёшка удивлённо глянул на него, чувствуя, как сердце громко бухает о грудную клетку. Так громко, что даже Мишка, наверное, слышит. Так громко, что во всём доме, наверное, вибрируют стены, и сейчас побегут по ним тонкие трещинки… но ничего такого, конечно, не произошло.
Мишка решительно поднялся и влез в джинсы.
– Я тебя провожу. И сдам лично в руки.
Хотя ему очень не хотелось никуда сдавать Лёшу. Особенно Юрию Васильевичу. Но по-другому никак нельзя.
Лёшка вдруг горячо сказал:
- Знаешь, Мика, ты не переживай. Он… хороший мужик, мой папа. Я ему всё объясню. Он обязательно поймёт… обязательно.
На самом деле Лёшка ещё и сам не всё до конца понял, но он уже точно знал, что надо делать. Главное, чтобы получилось.

- Мишут… - Ленка потёрлась носом о шею Миши. Её пальцы лениво выводили у него на груди узоры. В животе уютно устроился вкусный ужин, за которым Миша познакомил Лену с родителями. После ужина Екатерина Дмитриевна и Роман Степанович уехали на дачу, а дети, естественно, нашли, чем заняться. – Мишутка, ты меня любишь?
- Мм? – рассеяно протянул Мишка.
- Ты меня любишь, спрашиваю?
Мишка неохотно отвлёкся от своих тяжёлых мыслей. Последние две недели они только и были тяжёлыми и только об одном человеке. Он, конечно, и раньше часто думал о Лёшке, но чтобы столько…
«Он с именем этим ложится, он с именем этим встаёт…»
Лёшка безвылазно сидел дома, в чём, собственно, не было ничего удивительного. Удивительно было другое. Мика, с трудом выдержав приличествующую паузу, позвонил другу на следующий день, но вместо меланхоличного, раздражённого, злого, усталого или хотя бы просто спокойного голоса Лёшка говорил с ним очень бодро и жизнерадостно. Миша был, мягко говоря, озадачен. Всю следующую неделю Лёша, судя по голосу, был в приподнятом расположении духа. Мишка, конечно, был очень рад скорой лёкиной реабилитации, но в то же время его злило, что он сам постоянно за Лёку волнуется, пока этот эгоист преспокойно бездельничает дома.
А в понедельник позвонил Юрий Васильевич. Этот разговор окончательно выбил Мишку из колеи, и он понял, что ничего не понимает в этой жизни. Юрий Васильевич был сама вежливость, говорил почти так же, как когда они только вселились в их дом, и семиклассники Лёка и Мика начали дружить. Обращался на «ты». Мишка ощутил острую тоску по тем временам. Он настолько растерялся, что не смог даже сохранить холодный тон, который был припасён у него специально для разговора с бесчувственным Лёшкиным отцом. В довершении всего, Юрий Васильевич пригласил Мишу на ужин к ним, Белозёрским, домой. В эту субботу, завтра… то есть, сегодня уже. Праздновать Лёкину помолвку с Марией.
И Мика всё пытался понять, что же произошло с Белозёрскими, и неужели это история с Лёшкиным трёхдневным исчезновением всё так резко поменяла?
Но самое тяжёлое впечатление произвела на Мишу новость о Лёшкиной свадьбе, планировавшейся на конец лета. Он потом поговорил об этом с самим Лёшкой и к своему удивлению обнаружил, что друг больше не протестует, а как будто даже рад предстоящему событию. «Она вполне ничего», - заверил Лёшка Мику. Мике было очень не по себе. Ему было тоскливо и больно.
- Мишут, - настойчиво повторила неугомонная Ленка. – Ты чего?
- Ничего, котик. Я тебя очень люблю.
Мишка прислушался к себе. Вроде бы, это и не ложь… но что-то копошилось в груди, перебирая членистыми, как у жука, цепкими лапками, свербело в носу и горле. Мишка прокашлялся, стало немного легче.
Он глянул на Лену, на её красивое нежное лицо, погладил длинные волосы, рассыпавшиеся по подушке жёсткими локонами, прижал её к себе. Она была такая мягкая, податливая, чуть прохладная, совсем не как Лёшка. Лёшка был упругий, тёплый и влажный. И, наверное, солёный. Как море.
Мишка вздохнул.
Лёшка был совсем другой.
- Хочу от тебя сына, - прошептала Лена в сторону, не для Миши, просто думала вслух. Но Мишка услышал. По спине пробежали мурашки какого-то странного, нового чувства. Собственного сына? Ребёнка? Его, Мишкиного, ребёнка?
- Сына? – переспросил он, глядя перед собой. Ленка поёжилась и несмело, но очень серьёзно ответила:
- Ага. От тебя.
- А как мы его назовём? – так же серьёзно спросил Мишка, как будто ребёнок уже родился, и надо было скорее дать малышу имя.
- Я не знаю. Мне всегда нравилось имя Егор.
- Я хочу Лёшку, - уверенно сказал Мика и отчётливо понял, что действительно хочет. Но Лена, конечно же, не поняла смысл сказанного до конца.
- Алексей? А что… вполне.
- Да… Ленка? – Мика перевернулся, подмяв девушку под себя и глядя ей в глаза. – А знаешь, что. Давай сделаем ребёнка?
Глаза девушки расширились.
- Мишут… ты что… не шути так…
Мишка долго смотрел ей в глаза, пытаясь найти в них ответы на свои вопросы. Но чёрт его знает, как там другие по глазам читают. Он, Мишка, не умел. Он кивнул и лёг рядом с Леной, дотянулся до выключателя и погасил ночник.
- Спокойной ночи, Леночка.
Он поцеловал её в лоб и повернулся на бок. Лена испуганно подумала, что это конец. И дёрнуло же её заговорить о детях! Она осторожно прижалась к Мишкиной спине, и только когда он взял её руку в свою, успокоилась и заснула.

С утра, после какого-то торопливого секса и такого же смятого завтрака, Мишка сказал, что ему скоро надо уходить. Ленка покапризничала для приличия, но всё-таки довольно быстро собралась и отправилась домой, а Мишка повалился на незаправленную постель. Уткнулся носом в подушку – она пахла тонким ленкиным парфюмом, сейчас казавшимся неуместным. Миша решительно сдёрнул простыни и наволочки и отнёс их в стирку. Нафиг, нафиг, нафиг.
Справившись с машинкой и оставив её переваривать простыни, Мишка улёгся на диван и уставился в потолок. Мысли были путанные, но все опять о Лёшке. С этим надо было срочно что-то делать! Сегодня во время того самого он в полном отчаянье осознал, что вместо Ленки представляет себе лучшего друга. Да что уж там, любимого друга. Его тёплую влажную кожу, мягкие чёрные волосы, непонятные, то ли серые, то ли зелёные глаза. И губы с колечком, конечно же…
А ведь они целовались. На злополучной вечеринке у Белозёрских. Мишка подумал, что сейчас он бы не стал сжимать зубы…
Хорошо ещё, что его имя во время оргазма не выкрикнул. Не выкрикнул же, правда? Нет, Ленка бы обязательно заметила. Лен-ка. Лё-ка. Так похоже, но насколько по-разному! Может, и не заметила бы…
Нет, ну как можно влюбиться в парня? Не просто в парня – в Лёшку! Ну ненормально же это – знать друг друга – минуточку… седьмой, восьмой… одиннадцатый… первый, второй… шестой… мать моя! одиннадцать лет! – и вдруг влюбиться! Ну не бывает так…
Мобильник заверещал, извещая о приходе смс, и Мишка даже подскочил от неожиданности.
Входящее смс сообщение… от Лёшки! Читать!
«Мика, доброе утро! Интернет есть? Можешь в аську?»
Есть, есть конечно! Могу!
«Доброе утро, Лёка! Жди, я мигом!»
Мишка чуть не бросился к компьютеру, вошёл в ICQ. На зелёном цветочке напротив имени «Лёка» красовался глаз. В инвизибле сидит, значит.

Мика (10:21:19 **/06/2007)
Привет! Как ты? Что-то случилось?

Лёка (10:21:25 **/06/2007)
Как ты быстро! =) Нет, всё в порядке. Я это…

Лёка (10:21:30 **/06/2007)
слушай…

Мишка настороженно придвинулся к экрану.

Мика (10:21:40 **/06/2007)
? что такое?

Лёка (10:21:58 **/06/2007)
Ты же знаешь, я пишу иногда…

Лёка (10:22:01 **/06/2007)
Так, развлекаюсь…

Мишка усмехнулся. Прибедняется!

Мика (10:22:10 **/06/2007)
Ещё бы не знаю! Ты клёво пишешь! Твоя статья в Esquire –это что-то!

Лёшка покраснел.

Лёка (10:22:18 **/06/2007)
0_о

Лёка (10:22:20 **/06/2007)
Откуда ты про неё узнал?

Мика (10:22:27 **/06/2007)
К сожалению, не от тебя

Мика (10:22:35 **/06/2007)
Но мир не без добрых людей =)

Лёка (10:23:19 **/06/2007)
Я никому не говорил

«Если не сказал тебе, значит, не скажу никому», - написал Лёшка и стёр.

Мика (10:24:35 **/06/2007)
Я знаю, Лёшка, знаю. Сбарский случайно наткнулся. Мне рассказал. Он всегда Esquire читает…

Мика (10:24:46 **/06/2007)
…как и я теперь.

Мишка покосился на изуродованный номер на столе и внушительную стопку рядом с системным блоком.

Лёка (10:24:58 **/06/2007)
Да уж…

Лёка (10:25:31 **/06/2007)
И не скроешься от вас…

Лёка (10:25:33 **/06/2007)
КГБшники, блин! =)

Мика (10:25:35 **/06/2007)
=)

Лёка (10:26:16 **/06/2007)
Но я не об этом хотел поговорить

Мишка сглотнул – сердце забилось где-то в животе. Он обругал себя за чрезмерную эмоциональность, но оттарабанил:

Мика (10:26:34 **/06/2007)
А о чём? *SHY*

Лёша уставился на сообщение и смущённый смайл.
«О нас…»
(Стёрто)
«О том, как я тебя люблю»
(Стёрто)
«О том, какой я идиот»
Лёшка решил, что это самый правильный ответ, но всё равно стёр.

Лёка (10:28:27 **/06/2007)
Об абстиненции морфийного генеза

«Пиздец я кретин», - выругался Лёшка.

Мика (10:28:30 **/06/2007)
0_о

Лёка (10:29:00 **/06/2007)
Ладно, серьёзно…

Мика (10:29:03 **/06/2007)
0_0

Лёка (10:29:04 **/06/2007)
=)

Мика (10:29:05 **/06/2007)
=)

Лёка (10:29:21 **/06/2007)
Так вот

Лёшка начал писать торопливо, боясь передумать. Он ужасно нервничал, как в школе перед первым экзаменом.

Лёка (10:29:38 **/06/2007)
Я тут написал один рассказ

Мика (10:29:43 **/06/2007)
Неужели дашь почитать?!

Лёка (10:29:44 **/06/2007)
И я хотел бы, чтобы ты прочёл…

Лёка (10:30:07 **/06/2007)
=)

Лёка (10:30:10 **/06/2007)
Если ты сам хочешь, конечно

Мика (10:30:11 **/06/2007)
=)

Мика (10:30:14 **/06/2007)
Конечно же, хочу, придурок!

Лёшка опять покраснел, но немного успокоился.

Мика (10:30:49 **/06/2007)
Я тебя всегда просил дать почитать =(

Мика (10:31:03 **/06/2007)
Но ты не давал

Они сидели, одинаково уткнувшись в мониторы, в эту строчку, будто глядя друг другу в глаза. Хотелось написать какую-нибудь нежную сентиментальную глупость. Хотелось разбить монитор чем-нибудь тяжёлым, чтобы потекли с жидкими кристаллами равнодушные буквы.

Лёка (10:35:44 **/06/2007)
Прости меня

Мика (10:35:52 **/06/2007)
Да ладно, что уж там

Лёка (10:35:59 **/06/2007)
Я серьёзно, Миш

Лёка (10:36:02 **/06/2007)
Прости, я безумно виноват

Даже не представляешь, насколько. Даже вот ни на грамм не представляешь, насколько ты виноват в моей долбанной любви. Мишины пальцы замерли над клавишами.
Лёшка напряжённо ждал ответа.

Мика (10:36:50 **/06/2007)
С кем не бывает
=)

Миша поддался внезапному порыву и настучал:

Мика (10:37:31 **/06/2007)
В таком случае, я тоже прошу прощения.
За всё.

Лёка (10:37:35 **/06/2007)
Придурок

Мика (10:37:43 **/06/2007)
Я тоже тебя люблю =)

Идиот! Лёшка вскочил и прошёлся по комнате. Дебила кусок. Разве таким шутят?! Он решительно сел и так и написал.

Лёка (10:38:14 **/06/2007)
Разве таким шутят?

И, не давая ему опомниться, сменил тему.

Лёка (10:38:21 **/06/2007)
Так вот насчёт рассказа…

Лёка (10:39:17 **/06/2007)
Получай

Incoming file: Lubimyi_drug.doc
file size: 228 kb
Accept| Decline

Мишка пялился на экран и ничего не думал. Просто перечитывал по кругу строчку, ещё и ещё раз: «Разве таким шутят?»
Конечно не шутят, придурок!

Лёка (10:40:47 **/06/2007)
ping

Лёка (10:40:49 **/06/2007)
эй

Лёка (10:40:51 **/06/2007)
приём

Лёка (10:40:55 **/06/2007)
Земля вызывает «Говносранца-1»

Лёка (10:40:56 **/06/2007)
=)

В окошке пробежала полоса загрузки файла и радостное «тудум» оповестило об успешной передаче. Мишка молчал. Лёша нервно потёр руки.

Лёка (10:41:52 **/06/2007)
Well…

Лёка (10:41:55 **/06/2007)
Enjoy

Лёка (10:41:58 **/06/2007)
Coca-cola

Лёка (10:41:59 **/06/2007)
=)

Мика (10:42:06 **/06/2007)
Лёша…

Лёшка замер.
В окошке светилось «typing…». Всё светилось, светилось, светилось… Лёшка шумно выдохнул – он не заметил, что затаил дыхание.

Мика (10:44:18 **/06/2007)
Спасибо большое.

Он тяжело вздохнул, заложив руки за голову, и уставился в потолок. А чего ты ещё хотел, Белозёрский? Что он ещё мог тебе написать? Просто Интернет тормозит.
Оптоволокно. Тормозит. Угу.
Ладно. В любом случае, дело сделано. Лёд тронулся, господа присяжные и заседатели. Конечно, ещё не поздно попросить Мику, чтобы стёр файл и не читал, ни в коем случае не читал. Мика будет изнывать от любопытства, но если удастся его уговорить и он пообещает не читать, то слово своё сдержит.
Только Лёша не будет его уговаривать. Он должен знать.

Лёка (10:45:29 **/06/2007)
Как прочитаешь, скажешь своё мнение, хорошо?

Мика (10:45:32 **/06/2007)
Конечно!

Лёка (10:45:48 **/06/2007)
Ладно, не буду тебя больше отвлекать. Пошёл я. Покамс.

Мика (10:45:57 **/06/2007)
Ты меня не отвлекал. Но раз ты уходишь, я могу, наконец, сесть за чтение =)

Лёка (10:46:01 **/06/2007)
=)

Лёшка уже хотел захлопнуть ноутбук, когда пришло ещё сообщение.

Мика (10:46:12 **/06/2007)
Да, и ещё.

«Я дурак, я дурак, я дурак, - нервно повторял Мишка, стуча пальцами по клавишам. – Тра-ля-ля-ля-ля, я сошла с ума… какая досада…»

Мика (10:46:14 **/06/2007)
Я не шучу такими вещами.

[system message 10:46:14 **/06/2007]: user has gone offline

Мишка перечитал рассказ два раза. Первый раз – на одном дыхании, с круглыми глазами и вспотевшими ладонями. Посидев немного, тупо глядя в монитор на расплывшиеся буквы, он встал и уверенно направился в зал. Достал из бара бутылку водки, налил себе треть стакана. На кухне сосредоточенно нарезал колбасу и хлеб. Сел за стол и выпил залпом. Откусил бутерброд, прилежно пережевал положенные шестьдесят раз, глотнул, и таким же порядком ликвидировал оставшуюся часть хлебо-мясного блюда. Потом вернулся к компьютеру и прочитал ещё раз. Лёг на диван – медленно и осторожно, как будто у того были подпилены ножки – в неудобной какой-то позе, навытяжку.
Охренеть просто.
Сердце колотилось как после стометровки.
Рассказ был не особо длинный – двадцать четыре стандартных вордовских листа. Verdana, 10, одинарный интервал.

Это была сказка. Про мальчика с дурацким именем Билли. У мальчика были чудесные родители – Король и Королева - и хорошие друзья. Он был весёлый и умный мальчик – весёлость подтверждали вечно разбитые коленки, а ум - очки. И даже хоть он был и Принц, он не был избалован.
Когда Билли было 12, он вместе с родителями переехал в новый дом. И тогда у него появился самый-самый лучший друг – с не менее дурацким именем Вилли. Он был сын простого мастера, но хоть и простолюдин, отличался живым и острым умом.
Они росли славными и порядочными, и дружили даже после того, как Билли с родителями снова переехали. Билли, конечно, не хотел переезжать, но ведь его папа был Королём, а это обязывало. Ко многому. Видимо и к тому, что сломало семью Билли, тоже.
Там много событий было, в этой сказке. Там был Ужасный Дракон, который напал на Билли, «покусывая его за очень неприличные места», там была шикарная сцена битвы Королевы и Дракона, там был прочувствованный внутренний монолог Короля, заперевшего своё сердце в Высокой Башне после того, как Королева заснула и её на манер Спящей Царевны спрятали в хрустальном гробу. Вот что случается, когда Король хочет договориться с Драконом о мире.
А как были описаны страдания и лишения, выпавшие на долю маленького Принца Билли! Во-первых, отец-Король больше не играл со своим сыном, как бывало прежде, и мальчик ушёл из дому. Но это не самое страшное. Он потом всё-таки вернулся, хотя отцу было наплевать. Билли понял, что трепетно и страстно любит своего друга Вилли, но ведь это было ненормально, неправильно, не принято. Да и потом, у Вилли была прекрасная невеста Элиза, и Билли никак не мог помешать его счастью своими чувствами. Он не мог ничего рассказать Вилли: Вилли очень дорожил другом и стал бы страдать. Поэтому Билли пустился во все тяжкие, мечтая однажды нарваться на нож разбойника в тёмном переулке у таверны.
Но Вилли оказался намного благороднее, умнее и тэдэ, и тэпэ, чем Принц. Он нашёл друга, баньку ему натопил, накормил-напоил-спать-уложил, воспитательную беседу провёл и – о чудо! – Билли понял, как жестоко он был не прав во всём.
Он понял, что отец-Король так погряз в своём одиночестве, что уже не мог выбраться из него сам, не то что вытаскивать Билли из его трясины. И что его одиночество начало топить его гораздо раньше нападения Дракона. Билли добрался до спасительной тропки и помог выбраться из топи Королю. Он заставил Короля достать своё сердце из Высокой Башни и засунуть его обратно. На место. В грудь.
Билли также понял, что Королева уснула не навечно, ей просто надо выспаться. Ведь он никогда не замечал, как сильно она переживает за успехи и неудачи Короля. И ещё Билли понял, что к хрустальному гробу можно приходить, потому что Королева всё прекрасно слышит и даже может отвечать сквозь сонную улыбку.
Билли согласился жениться на прекрасной принцессе Аделаиде, ведь эта свадьба так нужна была государству, чтобы сохранить мир с соседним королевством. Принц – должность публичная. Ну и, к тому же, у каждого Принца, пусть даже и педераста, должна быть Прекрасная Принцесса.
И напоследок, Билли понял, что никогда нельзя врать друзьям. А недоговаривать – это то же самое, что врать. Поэтому он пошёл к Вилли и рассказал ему, как сильно он его любит.
Конец. Там так и было написано – «The happy end».
Боже, какой же он нахуй «happy»!
Мишка встал и прошёлся по комнате. Покопался в ящике стола и отыскал заначенную пачку Winston. Выкурил в окно две сигареты подряд и почувствовал, наконец, что может собраться с мыслями. Так, прежде всего, сегодня надо будет выдержать ужин и не наброситься на Лёшку сразу, с порога.
- Чёрт!
Он хлопнул себя по лбу. Кретин! Ужин! Он глянул на часы. На часах было полпятого, а ужин – в семь. Значит, есть ровно час, чтобы собраться.

Мишка собирался, как на свидание. Потому что он, собственно, и собирался на свидание. В без десяти семь он стоял у дверей дома Белозёрских, благоухающий, в светлом летнем костюме. Было довольно жарко, и он потеребил ворот рубашки. Дверь открыл Юрий Васильевич.
Он виновато улыбнулся.
- Миша… проходи, пожалуйста.
За эти две недели он сильно преобразился – как-то неуловимо, тонко, но явно. Миша протянул ему руку, и он облегчённо её пожал.
- Ты прости старика, - коротко сказал он.
- Дядь Юр, ну что Вы! – улыбнулся Мишка.
За столом было человек пятнадцать. Во главе сидел хозяин дома и его жена (Мишка сильно удивился, встретив Нину Сергеевну; она очень обрадовалась, увидев его, обняла и даже искренне прослезилась). Далее, напротив друг друга – Лёша и Мария. Её действительно хотелось называть именно так, никаких «Машек» или даже «Маш»: прекрасное спокойное лицо, роскошные золотые локоны, а фигура… Дева Мария, Мадонна. И неужели Лёшка в неё не влюбился? Неужели предпочёл Мику этому сокровищу?.. Нет, ну Мишка в такой ситуации, конечно же, предпочёл бы Лёку…
Рядом с Лёшкой сидел его двоюродный брат, Борис Терехов, потом – дядя, Евгений Васильевич, потом Лёшка и ещё двое незнакомых женщин. Рядом с Марией были, видимо, её родители – такая же белокурая мать с крупной родинкой на правой скуле и статный отец со скучным лицом. Потом – трое незнакомцев: двое мужчин и женщина с пером в причёске.
Атмосфера, как ни странно, была непринуждённая. Все пили за молодых, пили, пили, пили… было вкусно, приятно и легко.
- А почему молодые не рядом сидят? – уже слегка заплетающимся языком спросил Мишка у своей соседки. Она была молодая и красивая, и её звали Амалия. Почти так же экзотично, как Аделаида.
Она белозубо улыбнулась:
- Не положено.
- И хорошо, и правильно. А то бы целовались тут, - одобрил Миша. Она странно на него посмотрела. Ну и чёрт с ней.
Мишка почти неприлично набрался, но, кажется, тут трезвых не было. Играла музыка, дама с пером отплясывала с Евгением Васильевичем, а Борис подхватил Амалию. Хозяева совершенно не в такт танцевали медленный танец в сторонке, Мария танцевала с отцом, а остальные ухохатывались за столом, слушая мужчину, сидевшего напротив Мишки, капитана дальнего плавания Анатолия Геннадьевича. Мишка смотрел на Лёшу и ждал, когда же можно будет с ним поговорить.
- А ты бывал на корабле? – грозно поинтересовался у Мишки Анатолий Геннадьевич.
- А? Извините? – он растерянно оторвался от созерцания своего Принца. Компания за столом залилась новым приступом смеха, оценив пропущенную Мишкой шутку.
- Пора, - буркнули у Мишки над ухом и потащили куда-то из-за стола. Это, конечно же, был Лёка.

- Ну и напились же вы, господин хороший, - заметил Лёшка, закрывая дверь одной из гостиных на третьем этаже. Мишка же чувствовал себя уже вполне трезвым. Лёша смело и решительно спросил: – Тебе понравилась моя сказка?
- Передо мной сегодня извинялся Король, а Королева плакала, обнимая меня, - улыбнулся Миша. Лёка тихо засмеялся. – Имена дурацкие. Билли, Вилли, Тилли…
- А какие же должны быть? – немного растерялся Лёшка.
- Ну естественно, Лёка и Мика. Слушай, Лёшка. Ты гениален. Но ты тупой балбес, как и я. Хотя ты, конечно, тупее. Нам надо было всё давно выяснить.
Лёшка улыбался на автомате. Он так нервничал, что ничего не видел перед собой. Мишка продолжил тем же деловым тоном:
- Я сегодня и правда как в сказку попал… узнал тебя… только через одиннадцать лет дружбы, нет, ну ты представь! – он мерил комнату шагами. Он тоже очень нервничал. Наконец, Мишка сел на диван рядом с Лёшей. – Так вот… кхм… давай я расскажу тебе окончание твоей сказки? Она у тебя незаконченная, я разве не сказал? Слушай. «Билли…» Нет, мы же договорились… а, чёрт с ним, пусть пока будет так. «Билли пошёл к Вилли и рассказал, как сильно его любит. И получил по морде. Потому что Вилли, оказывается, тоже любил Билли, но как он мог знать о всех его злоключениях, если он, сука, молчал? И как он мог помешать его счастью с охренеть просто какой прекрасной Аделаидой?» И вообще… - Мишка сбился и замолчал, захлебнувшись словами. – Не умею я сказки писать. Я тебя люблю, в общем. Лёка… можно, я тебя поцелую?

Bonus: Утиная охота
Мишка сдавленно вскрикнул, когда губы Лёшки сомкнулись на его члене. Он нетерпеливо зарылся пальцами в мягкие волосы любовника, толкаясь навстречу и мало контролируя свои движения. Ещё несколько секунд – и цветные круги перед глазами, и лицо Лёшки прямо над ним, и жадный поцелуй, и вкус его спермы на Лёшкиных губах.
- Как быстро, - шепнул Лёка.
- Долго…
- Ну ничего себе!
- Долго не виделись, - сипло выдавил Миша и улыбнулся. Он перекатился на Лёшку и начал новый поцелуй. С сожалением оторвался от губ и с радостью перешёл к шее.
- Осторожно, осторожно, - прерывисто, с явным трудом и неохотой проговорил Лёшка, цепляясь в Мишкины плечи. – Машка же, блин… засосы не оставь, увидит…
Мишка усмехнулся ему в шею и нежно провёл по ней языком.
- Ну так всегда, - пожаловался он Лёшке в губы, - ни синяк оставить, ни засос, ни даже царапину на спине…
- Ты мне и так их регулярно оставляешь, придурок, - проворковал Лёшка, вздрагивая от прикосновений Мишки. Он принялся за его непосредственное удовлетворение, продолжая при этом осыпать лицо поцелуями.
* * *
Между ними было липко и горячо. Мишка осторожно двигался в Лёке, постепенно увеличивая темп и наконец и вовсе прекращая сдерживать себя. Лёшка стонал в голос, и Миша был готов кончить уже только от одного этого. Но он оказался более стойким, чем Лёшка: тот судорожно сжался вокруг Мики, закрыв глаза, закусив губу, закинув красивую голову – такой нестерпимо любимый… Мишка продолжал двигаться. Ещё, ещё, ещё толчок – и обессилено-блаженно опуститься на тёплое влажное лёшкино тело, найти его губы и просто прижаться к ним, дышать хором.
* * *
- Солёный…
- Что ты делаешь? Аай, прекрати! Щекотно же! – брыкался Лёшка. Мишка лизал его бок. Ничего более смешного Лёшка сейчас представить не мог.
- Ты солёный, я так и думал.
- Как море, - игриво прошептал Лёшка, притягивая к себе Мишу, путешествуя по его спине, плечам, ногам, животу ладонями.
- Да, как море, - простонал Мишка. – Тёплы