Автор: Aelite
Фэндом: original
Жанр: сказка. Romance, angst, deathfic
Рейтинг: R
Примечания: в некотором роде приквел к "Чудаку"

…И сидели на лысых скалах
Глупый рыцарь и мудрый дракон,
А Принцесса взахлёб рыдала
И звала меня из окон.

Что ж, не вышло ещё одной сказки,
Всё равно все легенды врут.
Моя Дама осталась без ласки,
А герой оказался плут.

* * *

Тот городок был мал как детская игрушка,
Не знал он с давних пор болезней и нашествий.
На башне крепостной ржавела молча пушка,
И стороной ушли маршруты путешествий...

* * *

Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.

Пусть черемухи сохнут бельем на ветру,
Пусть дождем опадают сирени,
Все равно я отсюда тебя заберу
Во дворец, где играют свирели!

* * *

Эта сказка началась так, как начинается любая другая. В Великом Северном королевстве Левербет, простирающем свои владения от тёмных лесов Юана до холодных берегов Северного моря, правил мудрый и справедливый король Каин. Жизнь в Левербете была сытна и богата, во всём царило изобилие и радость.
Конечно же, принц Клайд, сын короля, на котором мы сосредоточим наше внимание, знал, что есть на свете и горести, и беды, и голод, и нищета. Но всё это где-то далеко, за лесами Юана и степями Калмы.
Отец с детства готовил его к тому, чтобы Клайд стал хорошим правителем. Клайд обучался верховой езде, фехтованию и этикету. Он владел несколькими языками, с пяти лет превосходно читал и писал. Он был воспитан с мыслью о том, что Прекрасная Пеледея, принцесса из соседнего королевства, станет его женой (ведь ни одна сказка не обходится без Прекрасной Принцессы, правда?), и через месяц должно было состояться их знакомство.
Но, конечно же, во всякой сказке есть Силы Тьмы, выстраивающие коварные планы, чтобы помешать герою…
Может быть. Клайд читал о них и в детских книгах, и в исторических хрониках, но все Чудовища крылись вдалеке, не смея приблизиться к Левербету.

Солнечным днём Первого Летнего месяца в замке царило оживление. На закате прибыла Пеледея со своим отцом и матерью для знакомства со своим суженым, и на следующее утро была назначена долгожданная встреча молодых.

* * *

Утреннее солнце укутало тонкие стволы северных берёз алым бархатом, окатило мутным сияньем зубья Восточной Стены, прокралось в окна замка и разлилось на дорогих коврах лужами крови.
Я приоткрыл глаза и вытянулся на скользких шёлковых простынях. Это утро очень важно, сегодня мне предстоит сделать ответственный шаг. Так говорит отец.
Меня же мучил лишь один вопрос: действительно ли красива Пеледея? Я никогда не умел ценить женскую красоту, и в свои двадцать лет не имел ни малейшего представления о том, чем можно занять девушку, кроме светского разговора. Наверное, это странно.
Но я был уверен, что Пеледея ослепит меня своей прелестью, и всё придёт само собой – и любовь, и желание, и умение. Я слышал, что нигде нет девушки красивее неё, и у меня не было повода не верить этому.
Я нежился в свежести утра и размышлял о своей будущей жизни, в которой для меня никогда не было белых пятен. С детства она вся была расписана по минутам, и даже моё свободное время всегда оказывалось регламентированным семейным уставом, кодексом поведения, сводом правил. Я следовал им и гордился этим, гордился собой. И разве не чудесно, что сегодняшний день был спланирован чуть ли не до моего рождения? Я представлял себе, как пышно пройдёт свадьба и как счастливы будут мои родители. Я представлял, как в Левербете будет объявлена Неделя Всеобщего Ликования. Я ясно видел, как буду править своей страной, что мне предстоит сделать.
Разве мог я знать, что вся моя жизнь обрушится и перевернётся с ног на голову в один момент, унося все радостные краски и счастье, бывшее вечным моим спутником? Но это произошло.
Сначала я даже и не понял, что происходит. Кровать начала слегка вибрировать, послышался нарастающий гул. Первая мысль, пришедшая в голову, была коротка и ужасающа – землетрясение. Но это было так невероятно – в нашей стране, расположившейся на холмистой равнине, они не случались никогда. А между тем стены содрогались, из распахнутого окна дохнуло запахом гари, и жуткий грохот оглушил меня. Я вскочил с кровати и как был, в одной рубашке, выбежал в коридор. В дверях я наткнулся на Эвана, сына отцовского повара. Он был на пять лет меня старше; мы выросли вместе, он был мне лучшим другом и – номинально – слугой.
- Мой Принц, следуйте за мной! – он выбился из дыхания; русые пряди растрепались и прилипли ко лбу. Пуговицы на воротнике были расстёгнуты. Такие мелкие детали почему-то всегда впиваются в память…
- Что произошло? – на меня напал ступор. Я так и застрял в дверях, держась за косяк и не понимая, что происходит.
- Нет времени, мой Принц! – Эван нетерпеливо схватил меня за руку и потащил вниз по лестницам и коридорам, незнакомым даже мне переходам и галереям замка. Через несколько минут мы были в конюшнях.
Конюх запряг для нас коней и передал Эвану какие-то сумки. Он вскочил на своего жеребца и поторопил меня:
- Ну же, мой Принц! Скорее! Ваши вещи уже принесли.
Одевшись, я судорожно схватился за седло и неловко, будто впервые делал это, взобрался на своего Аиста.
Мы выехали во двор. Я не узнал его: цветущий зелёный сад был весь окутан огнём, площадь была завалена обломками одной из башен. У ворот стоял отец, прижимая к груди рыдающую мать.

* * *

В этот день Клайд впервые узнал, что драконы действительно существуют, и не только в заморских землях, но и в прекрасной мирной стране Левербет. Тысячелетия прошли с тех пор, как в последний раз змей показывался людям. Тысячелетия чудовище таилось в пещерах далёких Огненных скал. И вот, Дракон вылез из своей норы, перебравшись в замок гор Тин-Оала, чтобы разрушить мирную жизнь королевства и унести в своих лапах Прекрасную Пеледею. Каин благословил сына на поиски – теперь спасение принцессы было священным долгом молодого принца.
Сюжет этой сказки, как видите, развивается в согласии со всеми классическими канонами.
Клайду вызвался помогать Эван, отказавшийся бросить своего друга и господина.

* * *

Два дня мы скакали почти без остановок, делая лишь краткие привалы на сон да водопой. Мы загоняли коней, я торопил Эвана, боялся не успеть, жаждал исполнить свой долг.
Утром третьего дня, когда мы выехали к городу Хлею, Эван убеждал меня, что нам необходимо остановиться – купить еды, отдохнуть хоть немного. Я же продолжал упрямствовать.
Эв начинал злиться и нервничать, что меня только веселило. Поэтому мы не только не остались в городе на ночь, но даже не купили ничего съестного. У меня весь тот день было приподнятое настроение; я еле сдерживался, чтобы не засмеяться, каждый раз, когда глядел на угрюмый вид друга.
Зато уже на следующее утро пожалел и о своём упрямстве, и о банальной глупости…

- Мм… - я потянулся в своём спальном мешке. Комары заели меня настолько, что спать дальше было просто невозможно. – Эв…
Он ещё спал. Солнце только приподнялось над горизонтом, слабо пробиваясь сквозь густую листву берёзовой рощицы. Я не глядя вытянул руку через угасшие угли вчерашнего костерка, чтобы толкнуть друга, и вымазался сажей.
- Вставай уже, сколько можно дрыхнуть?
Я не выспался, меня покусали комары, и я испачкался золой – что может быть хуже? Разве после этого удивительно, что я был раздражён и готов во всём винить ничего не подозревающего друга?
А он продолжал посапывать, укрывшись почти с головой и смешно морща нос.
- Эван! Ну вставай же!
- Хм… - он приоткрыл глаза и, сонливо потягиваясь, выбрался из мешка. – Доброе утро, мой Принц! Как спалось? – начал он, старательно придавая голосу бодрость.
- Ужасно! – мне хотелось ругаться, кричать, а ещё лучше – ударить кого-нибудь. – В этом мешке спать просто невозможно! Мне было твёрдо, неудобно, меня жутко замучили комары, какая-то ветка впилась в бок, и все кости ломит! Такое чувство, что я упал с лошади!
- Но ведь мы уже третий день так ночуем, - резонно заметил Эван.
- А раньше ты не спрашивал, как я себя чувствую!
Он улыбнулся.
- Теперь буду спрашивать каждое утро, мой Принц. А хотите, я Вам помогу? Я умею делать массаж.
- Массаж? – я поморщился. Неприятное, конечно, занятие, но спина и правда болит… - Ну, давай… я думаю, мне не повредит.
Я лёг на живот и приготовился к тому, что меня будут мять, бить и мучить моё несчастное тело.
Вместо этого Эван, стянув с меня рубашку, начал очень мягко и аккуратно гладить мои плечи ладонями, от шеи с лёгким нажимом вниз, к лопаткам; обследовал пальцами всю спину, находя какие-то точки, давя на них, после чего боль и напряжение как рукой снимало.
Я даже зажмурился от удовольствия.
- Хорошо?
Я не сразу понял, что это сказал Эван, и что обращался он ко мне.
- А? Хорошо? Шутишь? Не то слово! Где ты научился… так… делать? – в такт его движениям осведомился я. В сравнении с массажем прочих левербетских мастеров, это было просто чудо.
- Это особая техника. Меня научила мама. Правда, после всего было бы хорошо смазать кожу отваром мяты…
- Ничего… мне и так… хорошо…

Но всё хорошее почему-то кончается. Эван завершил массаж и куда-то пропал, - я всё ленился открыть глаза и посмотреть, чем он занят.
Наконец, мне надоело валяться, да и – вспомнил я – пора было двигаться дальше!
Я выбрался из мешка и оделся.
Эван сидел напротив, вырезая что-то из толстой ветки.
- Чем занят?
- Хочу вырезать свисток, мой Принц.
- Зачем он тебе?
- Он мне не нужен, - усмехнулся он. - Но Вы отдыхали, надо же было мне себя чем-то занять?
- Занялся бы лучше приготовлением завтрака, - буркнул я.
- Нет, боюсь, что сегодня мы не будем завтракать. И обедать, вероятнее всего, тоже. Мой Принц, у нас совсем не осталось еды, я ведь говорил Вам. К вечеру, если успеем, выедем к речушке, там, может, рыбы удастся наловить. А пока – вот, возьмите, - он протянул мне подсохшую, но вполне съедобную сдобную лепёшку. – Это всё, что есть.
Я взял лепёшку, с удовольствием откусив кусочек. Эван поднялся и пошёл запрягать коней, оставив недоделанный свисток на земле.
- Эй, Эв, - удивился я. - А как же ты? Ты ведь ничего не ел!
- Нет, мой Принц, спасибо, я не хочу! – улыбнулся он.

Мне было ужасно стыдно, хотя он и не думал обижаться и никак не показывал, что голоден. После этого я решил, что буду внимательнее прислушиваться к его советам.
До речки мы добрались лишь в середине следующего дня. Видеть её искрящиеся на солнце воды показалось мне огромным счастьем. Мы с Эваном наловили рыбы – в мешке среди прочих вещей нашлась небольшая сеть. Ужин получился сытным и вкусным, но я, всё ещё чувствуя себя виноватым, отдал самую большую рыбу другу.

В дальнейшем мы останавливались во всех попутных сёлах и городах, снимая комнату в постоялом дворе. Иногда я просил у Эвана повторить сеанс массажа, хотя почти привык ко сну на земле.

Я всё чаще задумывался, имеет ли смысл наш поход. Мною двигало лишь чувство долга да благородство. Даже любопытство – какая она, Пеледея? Удастся ли ей разбудить во мне чувства? – убывало с каждым днём. Я скептически решил про себя, что вряд ли в ней может быть что-то настолько необыкновенное.
Иногда в голову забиралась кощунственная мысль – а что, если дракон уже сожрал несчастную? Стоит ли убивать своё время?
Я ужасно стыдился её, но ничего не мог с собой поделать. Всё чаще и всё с большей охотой мы делали остановки, и теперь уже Эвану приходилось торопить меня.

На девятый день с нами приключилась первая неудача, чуть было не обернувшаяся весьма трагично. Точнее, то, что это была неудача, мы поняли лишь потом, к вечеру. С утра же всё складывалось как нельзя лучше.
Мы проезжали по широкому лугу, поросшему густой травой в человеческий рост, по которой ленивый горячий ветер гонял крупные волны. Солнце припекало, мы совсем выбились из сил. Я предложил Эвану остановиться под одиноким дубом, что стоял среди цветущего поля, словно угрюмый воин, низко опустив кряжистые бурые ветви с тёмной зеленью.
Мы с огромным наслаждением соскочили из скрипучих сёдел, пустив коней пожевать травы, и растянулись в тени векового дерева. Под тихий стрёкот цикад, разморенные солнцем, мы так и уснули. И всё бы было в порядке, если бы мне не придавило отойти по естественной нужде…
Забыв, зачем я, собственно, проснулся, я уставился на то, что держал в руках.
Обойдя дуб, я обнаружил в нём огромное дупло. Не представляю, что заставило меня заглянуть внутрь, но там я обнаружил маленький горшочек… с золотом.
Теперь монетки сверкали на солнце в моих ладонях.
- Эван! – я тронул его за плечо. – Гляди!
Он открыл глаза, сонно и недоумённо глядя на протянутую руку.
- Это что?
- Я нашёл! – гордо похвастался я. – Может, здесь недалеко деревня есть? Кто-то сбережения спрятал.
- Мой Принц, может, стоит вернуть их на место?
- Да ну, брось. Вряд ли этот «кто-то» - бедный человек. Такой деньги только под половицей прячет. А от зажиточных не убудет… у нас, Эван, уже кончаются деньги.
- Нет, Вы не понимаете, мой Принц! – серьёзно начал он. – Это лепреконово золото.
- Думаешь?
О лепреконах – жадных гномах, прячущих своё золото в горшочках – я как-то слышал от своей няньки.
- Да.
- Ну и что, - упрямо возразил я, забыв своё обещание слушать друга. – Что он сделает нам, этот гном?
- Мой Принц, я Вас очень прошу – не стоит связываться.
Я только отмахнулся да свистнул, подзывая Аиста.

На ночлег мы устроились в оказавшемся поблизости селе. Я уже подшучивал над легковерностью Эвана, вспомнившего о лепреконах, но ни с того ни с сего мне стало плохо.
Сначала обычная слабость разлилась по всему телу, и я прилёг отдохнуть. Эван забеспокоился, но я не обращал на это особого внимания, говоря о его чрезмерной мнительности. Наконец, он решительно присел рядом на кровати и склонился надо мной, касаясь губами лба. Я несколько опешил от такого неожиданного поступка.
- Да у Вас жар, мой Принц!
О том, что температуру можно было померить ладонью, я в те минуты даже не думал. Но я действительно почувствовал, что весь горю. В глазах помутилось, и я зажмурился. Эван нахмурился и быстро вышел из комнаты, оставляя меня одного.
Что было дальше, я почти не помню. Мне становилось всё хуже, и к ночи началась настоящая лихорадка. Потом в памяти всплывали отдельные обрывки событий – Эван с каким-то человеком тихо беседуют у окна; Эван кладёт мне на лоб что-то холодное, становится так легко и хорошо, и потом – темнота, наверное, я уснул; Эван подносит к моим губам какую-то миску, и в рот вливается тёплая безвкусная жидкость, после этого снова огромный провал; Эван снова касается губами моего лба, я даже, кажется, улыбнулся. Потом я бредил. Где-то в глубинах сознания, не тронутых странной болезнью, поднималась страшная мысль о смерти. Но вот - чья-то ладонь гладит меня по голове (конечно, Эван), и я успокаиваюсь и снова засыпаю.
Когда я открыл глаза, солнце только поднялось над верхушками деревьев, заглядывая в окно. Эван дремал, сидя на полу и опустив голову на скрещенные руки на кровать, подле меня, но как только я осторожно двинулся, он проснулся. Его лицо, сперва тревожное, постепенно осветила улыбка.
- Вам уже лучше, мой Принц?
- Да, - я кивнул. От лихорадки не осталось ничего, кроме лёгкой ломоты в теле. – А если ты сделаешь мне массаж, я обещаю больше никогда не воровать золото у лепреконов!
Он совсем расслабился, видя, что я уже в настроении шутить, и с готовностью принялся за дело, которым владел в совершенстве.
- Эван, - позвал я, наслаждаясь нежными поглаживаниями.
Он на секунду остановился и склонился к моему лицу.
- Да, мой Принц?
- Спасибо. Если бы не ты…
- Ш-ш… - он приложил палец к моим губам. – Разве Вы не сделали бы того же для своего друга?
- Для тебя бы я сделал всё, что угодно! – искренне ответил я.

Прошло уже две недели тяжёлой, выматывающей дороги.
Мы пробирались по густому тёмному ельнику: медленно, спешившись – ехать верхом не представлялось никакой возможности. Колючие крючковатые ветви цепко впивались в одежду и царапали лицо. На кожу то и дело садились комары, оставляя после себя зудящие укусы. Мы почти весь день промолчали.
Когда солнце стало садиться, в и без того мрачном лесу и вовсе стемнело. Останавливаться в этом жутковатом месте не хотелось, но вот вдали забрезжил свет – может, изба отшельника?
Мы с появившейся невесть откуда энергией стали продираться сквозь лапы елей, стремясь скорее попасть на огонёк и не думая о том, что он может нести и опасность – вряд ли добрые люди стали бы селиться в такой чаще.
Но, к нашему счастью, всё обернулось неплохо.
Мы вышли к небольшой поляне, в центре которой скривилась старая, чёрная изба с убогим огородом и кособокими сараями, облепившими её по бокам. Но даже такое жилище привлекало нас больше сырого мрака леса, и неважно, кто там живёт – главное, чтобы нас пустили переночевать.
Не успели мы взойти на крыльцо и постучать в тяжёлую дверь, как та, скрипя на ржавых петлях, отворилась, и на пороге оказалась низкорослая, сгорбленная и кривая, как и её изба, старуха. Но на этом их сходство заканчивалось: женщина выглядела очень опрятной: она была одета в поношенную, аккуратно заплатанную на локтях, но чистую льняную рубаху и шерстяные юбку и жилет, на голове был повязан платочек – больше для того, чтобы скрыть поредевшие волосы.
На её широком, некрасивом, но добродушном и потому приятном лице появилась улыбка, а маленькие выцветшие глазки оживились:
- Проходите, проходите, милые! Путь, чай, не близкий, вон – из сил выбились! Оставайтесь на ночлег!
- Спасибо, госпожа, да только мы не пешие. Куда бы нам коней привязать? – вежливо поинтересовался я.
- А вот твой слуга пускай пойдёт да в хлеву их накормит, водой напоит – справа от избушки моей хлев-то, - деловито распорядилась она. - Там и замка вовсе нет, запор только, чтобы ветром дверь не распахивало.
Эван учтиво кивнул и повёл коней на привязь, а я вошёл в дом вслед за старухой.
- Госпожа, как вы узнали, что Эван – мой слуга? – с ребяческим любопытством спросил я, оглядывая избу.
Стены изнутри были свежие, чистые; маленькие оконца были не грязными, как показалось с улицы, а с мутными стёклами, но занавешены чистыми шторками. В углу красовалась ладно сложенная каменная печь, на которой стояли начищенные до блеска чугунные котелки. Рядом с печью – большой стол, наполовину заставленный склянками и горшочками с подписями на непонятном языке. Под столом стояли кадки с водой – и кто только их носит? На стенах висели связки сушёных трав и грибов. Рядом же стоял ещё один стол, накрытый чистой скатертью, и две лавки по обе стороны от него. В другой стороне был широкий топчан да лесенка – на чердак. В одном из углов даже стояла на маленькой скамеечке небольшая статуя Нарана, единого Господа нашего. Я положил руку на сердце и коротко ему поклонился.
Старушка наблюдала за мной, чуть сощурившись.
- Экий ты сметливый, всё вперёд оглядел!
- Интересно мне госпожа, как Вы в такой чащобе живёте и такую чистоту в доме сохраняете, - признался я. Старуха лукаво улыбнулась, но ничего не сказала. Я повторил свой предыдущий вопрос: - И всё-таки, почему Вы подумали, что Эван – мой слуга?
- Да ты присаживайся, в ногах правды нет, - указала она на лавку за столом. - Эван, говоришь? Так это же, милый, сразу видно – как преданно он на тебя глядит, с каким чувством относится, да трепетом.
- Но может, он братом мне приходится? – улыбнулся я. – Ведь мы с ним с самого детства, что братья родные. Я его никогда за слугу не считал.
- Нет, - усмехнулась старуха. – Не так на своих братьев смотрят, вот поживёшь – увидишь.
Что-то странное было в её словах. Что я должен был увидеть – не знаю, но и спросить не успел. Эван вошёл в дом.
- Хлев у Вас, госпожа, в отменном порядке содержится. Признаться честно, не думал я, что для жеребцов наших там место найдётся.
- Что ты, да там для десятка места хватит! – улыбнулась она. – Ну да ладно, хватит уже вас болтовнёй пустой кормить. Как тебя, говоришь, зовут? Клайд? А ты, значит, Эван. Ну а я – Тенгиз. Ну что, пора и ужинать?
Только потом я вспомнил, что имени своего не называл.

* * *

Старая Тенгиз сытно накормила молодых людей, с невиданным для её возраста проворством таская на стол горшочки и котелки с ароматными супами и жарким. Долго ещё сидели они за столом, при свете лучины, расспрашивая старуху о жизни.
Тенгиз плела истории одну невиданнее другой, заметно наслаждаясь вниманием молодого принца и его друга.
Конечно же, Тенгиз была ведьмой – кто мог сомневаться, что в сказке должна быть чародейка? Невозможно было бы одинокой женщине на склоне лет такое хозяйство содержать – а были у неё и куры, и корова даже, хоть и неясно, где она паслась. Эван и Клайд тоже поняли это – и остаток вечера всё переглядывались, не зная, опасаться ведьму или радоваться такой встрече.

Где-то в лесу выли волки. Клайд увлечённо слушал Тенгиз, а у Эвана уже глаза слипались. Старуха тронула его за плечо: «Иди, может, отдыхай, милый? Наверх по лесенке заберись – там и постель есть». И Эван ушёл.
- А ты что же, - обратилась она к принцу, - не хочешь ещё спать?
- Я, пожалуй, ещё с Вами побеседую. Вы ведь колдунья, правда?
- Да, милый, - улыбнулась она. – И, вижу я, тебя вопросы мучат.
Клайд весь вечер был как на ножах. Он ни разу не встречал ведьму, а уж чтобы в гостях у неё побывать… хотелось ему судьбу свою узнать. Теперь, когда в его жизни всё ломалось и перестраивалось, он уже ни в чём не был уверен, как то было раньше.
- Мучат, госпожа. Каково моё будущее, Тенгиз?
- Будущее? – старуха рассмеялась. – Да кто же может его знать, милый? Нет ни у кого предначертанной судьбы, ничто не выстроено ровно да определённо, как булыжная дорога. Ты сам себе по полю непаханому тропинку прокладываешь, сам выбираешь, какие овраги обходить, а в какие напрямик спускаться. Можно только по тебе судить – к чему тебя больше клонит, к чему сердце твоё лежит, да так и узнать, легко тебе счастья добиться будет, или не видать его. Если силён ты, если не боишься боли и тягот – ты и моря переплывёшь, что на твоём пути разольются. А если слаб – то и ручей не перепрыгнешь.
- А я – каков я? – с блеском в глазах спрашивал Клайд.
- Не скажу я тебе, а то зазнаешься, - рассмеялась Тенгиз. – Да только и дорогу ты выбрал неровную да ухабистую. Счастье твоё рядом, милый. Разглядеть его только надо, смотри уж внимательнее. Незачем искать то, чего не терял. Шёл бы себе в своё королевство, да правил мудро. Но ты меня не слушай, - тут же оборвала она себя. – Я уже женщина старая, милый, домоседка совсем стала. Была молодая – полмира ногами обмеряла. Могу тебе одно сказать, Клайд. Что бы ни случилось с тобой в этой жизни, знай – хороший ты человек. То, что происходит – не главное. Главное любовь в сердце носить. Она тебе вторую жизнь подарит, если в этой что не сладится. А теперь – хватит разговоров. Спать! Лезь наверх, там для вас двоих места хватит. А я уж тут, мне на чердак сложно взбираться стало.
Клайд влез по лестнице наверх. Чердак был маленький и с низким потолком, но чистый и даже уютный. С одной стороны его было круглое окошко с белой занавеской, на полу в центре лежала чистая ароматная солома, накрытая попоной и простынями – это и было их с Эваном ложе. Рядом с выходом всё было устлано рукодельными ковриками.
Клайд улёгся на свою мягкую постель, аккуратно, чтобы не разбудить Эвана, вдыхая аромат сухой травы и кутаясь в уютное одеяло. Ему было неспокойно на душе после разговора с Тенгиз, но сейчас все заботы ушли, оставляя сладкую дрёму и крепкий сон.

* * *

Через два дня мы достигли Вздорной реки, быстро несущей свои холодные воды по извилистому руслу среди зелёных холмов. Начинался Второй Летний месяц, и нещадная жара сморила нас.
В ярко-голубом, незапятнанном ни одним облаком небе сияло солнце. Солнце было везде. Его горячие лучи забирались под дорожный камзол и блестели в мельчайших бисеринках пота, красовавшихся на лице. Кони жадно приникли к студёной воде, и Эван, сняв рубаху и закатив штаны, вошёл в реку, поливая лоснящиеся бока Аиста и Искры водой.
От Вздорной веяло прохладой и свежестью. Я сидел на песке и наслаждался этим ощущением, таким мимолётным и неописуемо приятным. Я наблюдал за солнечными бликами в мириадах кристальных брызг, за смеющимся Эваном, за играющими жеребцами…
Желание скинуть с себя дорогой камзол и по-простецки залезть в блестящую прохладу Вздорной нахлынуло на меня огромной волной, и вот уже я, почти срывая пуговицы, несусь к берегу, наскакиваю на Эвана, увлекая его за собой под холодную воду…
В такие моменты он забывает, что я принц, и ведёт себя так естественно и непосредственно…
Я обожаю его за это, за полное отсутствие подобострастия, за искренность во всех чувствах!
Мы кувыркались в воде, вымокшие до нитки. Эван укладывал меня на лопатки, и в ту же минуту сам оказывался под водой. Но мне мешали длинные волосы, – стягивавшая их лента развязалась – путавшиеся и лезущие в глаза; руки скользили по мокрой коже, и Эван почему-то всегда оказывался победителем.
Наконец, он пошёл запрягать коней, а я лёг на воду, едва касаясь пятками песчаного дна.
Сверху грело солнце, снизу – холодила река, на берегу ржали кони и напевал Эван… мне почему-то расхотелось ехать дальше. Не нужны стали далёкие походы. Разве нет в нашей стране других красивых девушек, кроме Пеледеи? Вернусь в Левербет, отстроим заново замок, и буду я править долго и счастливо… и Эван мне помогать будет… поженим его на самой красивой девушке Левербета… а пускай мне даже вторая красотка достанется, всё равно я в них толка не знаю… вспомнились слова старухи о моём счастье. Где оно? Где его разглядеть можно? Но она сказала – близко. Так и незачем дальше идти?..
Из ласковой неги меня выдернуло что-то склизкое, крепко схватившее меня за ногу. Я открыл глаза и невольно дёрнулся и вскрикнул – вокруг щиколотки обвивалось бурое щупальце речного змея-Удильщика. В нескольких метрах от меня из воды медленно высовывалась его огромная мерзкая голова, покрытая крючковатыми наростами.
Цепляясь пальцами за песок, я бросился к берегу, но чудище крепко сжало мою ногу и лишь сильнее держало меня, а мягкое речное дно не давало опоры.
- Эван! Эээван…
Он уже бежал к реке с мечом в руке, спотыкаясь на рыхлом песке. Он влетел в воду, рассыпая бриллианты брызг, окруживших его сверкающим облаком, и, словно мифический герой, тяжёлым ударом боевого клинка перерубил толстое щупальце, освобождая меня. Удильщик глухо взвыл, придя в ярость и раскрыв свою огромную тёмную пасть, и выпустил к Эвану ещё несколько щупалец, цепляясь за руки и ноги. Эван перерубал их одно за другим, но неожиданно змей занёс над ним своё ядовитое жало – толстое, больше локтя длиной. Оно глянцево блеснуло на солнце, прежде чем глубоко вонзиться в плечо моего самого верного друга… Эван застонал, и я, опомнившись, бросился к нему.
Я выхватил из его слабеющих рук меч и перерубил жало. Страшный рёв Удильщика оглушил меня, но чудовище стало уходить под воду, поднимая со дна ил и выпуская воздух. Оно уже было обречено - без жала ему, точно пчеле, оставалось жить считанные часы.
Я подхватил Эвана, вынес его на берег, осторожно уложив на бок на траве, и собирался приготовить противоядие. Не заставь меня отец учить знахарство, Эвану не на что было бы надеяться – в эти минуты я с великой благодарностью вспоминал своего строгого и вечно сердитого учителя, бывшего алхимика. Но вдруг Эван приоткрыл глаза и слабо придержал меня за руку.
- Мой Принц… я…
- Да? Эван, я сейчас… подожди… только сделаю лекарство, и всё будет хорошо!
Он покачал головой.
- Нет, я… я только хотел сказать, если я умру, вы должны знать… мой Принц, я вас…
Я осторожно, но настойчиво высвободил руку и кинулся к своей сумке, не дослушав его слов. Я испугался. Эван не должен был умереть, нет! Каждое мгновение сейчас дорого.

Лекарство было готово. Пора доставать жало. Оно так глубоко ушло в плечо…
Я смочил ткань в мутном растворе и собрался с духом. Эван уже потерял сознание, медлить было нельзя. Глубоко вздохнув и покрепче ухватившись за полупрозрачный зуб, я дёрнул изо всех сил. Тело в моих руках судорожно вздрогнуло, и страшная рана засочилась кровью. Я приложил компресс к глубокому отверстию и, осторожно усадив друга, перевязал его плечо. Уложив голову Эвана на колени, я поднёс к его губам пиалу с оставшимся лекарством. Он выпил горькую смесь жадными глотками…
- Всё будет хорошо! – выдохнул я с облегчением. - Всё… теперь всё уже позади… - шептал я, гладя его волосы.
Только тогда я понял, что плачу.

Двигаться дальше в этот день не было ни желания, ни возможности, ни смысла.
Эван спал.
Я привязал лошадей и развёл костёр. Ночлег я решил устроить в небольшой рощице метрах в пятидесяти от воды.
Укутав Эвана в одеяла, я залез в свой спальный мешок с другой стороны от огня и смотрел на звёзды, подглядывающие за нами сквозь ажур листвы.
С реки тянуло сыростью и неприятным холодом, забиравшимся под одеяло, напоминая о склизких щупальцах удильщика. Где-то далеко пронзительно кричала ночная птица; ветер шелестел листвой, волнами ерошил траву.
В этой неумолимой, оглушительно-тихой симфонии мне не спалось. Тревоги сегодняшних событий ворочались в голове, не давая сомкнуть глаз. Я уселся и протянул озябшие руки к огню.
- Ты тоже не спишь? – слабо прошептал Эван.
- Не спится, - почему-то тоже шёпотом ответил я, подняв глаза на друга. Он мелко дрожал. – Замёрз?
- Н-нет, мой Принц, не волнуйтесь… всё в порядке.
- Эван, тебя сегодня чуть не прикончил Удильщик. Ты думаешь, всё в порядке? Иди сюда… нет, подожди. Лучше я.
Я вылез из своего мешка и перебрался к нему. Даже сквозь ткань чувствовалось, как холодна его кожа. Такое бывает после поражения ядом речного Удильщика. Всё, что было нужно сейчас Эвану – это тепло, которое мог дать лишь я.
Я растирал его спину, руки, плотнее кутал в одеяло. Сначала Эван был явно смущён, но потом расслабился и, прижавшись ко мне всем телом и уткнувшись холодным носом мне в плечо, согрелся и уснул.

С этой ночи время словно ускорило свой бег. Дни летели, словно минуты – от заката до заката. Долгий путь, просторные поля, заросшие тропки в лесных чащах – всё в ожидании короткого ночного отдыха.
Как-то само собой вышло, что на ночь я оставался с Эваном. Сначала это было необходимо – яд давал о себе знать. Потом стало привычкой…
Перед сном мы долго говорили, пока глаза сами не закроются.

На двадцатый день мы наткнулись на грабителей. Шайка устроила засаду в тенистом леске у дороги в надежде поживиться лёгкой добычей. Мы как раз решили сделать привал, когда разбойники один за другим выскочили из укрытия.
Их было человек семь. Но им не повезло. Мы сражались отчаянно: всё, что мы могли отдать – это жизнь, а с ней расставаться почему-то не хотелось. Деньги уже подходили к концу, и мы даже подумывали об охоте, как способе добыть еду…
Я убил двоих и был ранен. Эван защищал меня, будто дорожил моей жизнью больше, чем своей, - как и положено верному другу и спутнику. Он в одиночку уложил ещё троих, а двое, отдав нам золото, позорно сбежали.
Что ж, хоть ногу мне и порезали, но зато в деньгах недостатка у нас больше не было. На закате мы пришли в небольшой городок, где устроились на ночлег. Эван, не смотря на мои возражения, нашёл мне знахаря, и уже к утру я чувствовал себя превосходно и даже влез на коня.

Костёр слабо тлел, больше отгоняя мошкару запахом еловых веток, а не принося тепло. В лесу было сыро и промозгло. Заканчивалась четвёртая неделя нашего пути.
Мы уже добрались до предгорий Тин-Оала, оставалось идти от силы дней пять.
Этой ночью почему-то не спалось. Я удобнее примостил голову на плече Эвана и спрятал под одеяло замёрзшие руки. Он осторожно взял мои ладони в свои, горячие.
- Холодно… - шепнул я.
- Вы не спите, мой Принц?
- Нет… давай поговорим.
- Давайте, мой Принц.
- Эван, пожалуйста, называй меня по имени.
- Я не могу, - он усмехнулся. Повисла пауза.
- Тогда хотя бы на «ты»? – неуверенно предложил я. Мне было как-то неловко. – Пожалуйста…
Он улыбнулся.
- Хорошо, как пожелаешь, мой Принц.
Мы снова замолчали. Я смотрел на гаснущие угольки, а Эван, кажется, на меня.
- Я скучаю, Эван. Я хочу вернуться домой.
- Мы обязательно вернёмся. Скоро. До Ветреного перевала осталось дня четыре пути, если повезёт. А потом можно будет возвращаться. Вы… ты сыграешь свадьбу с принцессой, и… ну, всё будет как прежде.
«Как прежде»…
Хотелось бы мне верить, что всё может быть, как прежде. Но внутри всё сжималось, росла какая-то неясная тревога. Ничего уже не будет так, как было. За эти долгие дни пути слишком многое произошло… это изменило меня.
- А ты?
- Что?
- Ты скучаешь?
- А… да, конечно, - он помолчал, а потом добавил. - Но знаешь, мой Принц, я хотел бы хоть раз побывать на своей родине.
- Разве ты родился не в Левербете?
- Нет. Мои отец, мать, дед – вся моя родня из Восточных земель. Там и королевства-то нет, лишь дикие леса, где изредка встречаются деревушки.
- Расскажи о своём народе, Эван…
- Мой отец родился в небольшом безымянном селении, что принадлежит его роду. В тех краях каждый род имеет своё название – род Лося, род Совы… имя рода говорит о том, какое животное ему покровительствует. Люди там не верят ни в каких богов, только своего зверя-покровителя почитают, - неторопливо начал он.
- А ты из какого рода?
- Мой отец из рода Лисы, а мать – из Журавлей, самого южного племени. По местным обычаям, когда молодая пара играет свадьбу, мужчина переходит в род своей жены. Поэтому я – из рода Журавля, - он надолго замолчал. Вздохнув, продолжил: - Считается, что Покровитель награждает детей рода своими главными качествами. Поэтому Журавль издавна считался женским родом: его девушки были красивы, грациозны, изысканны, гибки и стройны, великолепно танцевали…
- А юноши?
- Юноши… - он издал слабый смешок. – И юноши. Поэтому чаще всего юноши нашего рода мало чем отличались от девушек – они носили длинные платья, по покрою похожие на женские, длинные волосы. Воспитывали их тоже только женщины. Да и внешность их была очень женственной.
- Но ведь мужчины в роду Журавля тоже были?
- Конечно. В основном, правда, пришлые – мужья наших женщин. Но они жили отдельно. Всё было построено по принципу общежития. В селении рода Журавля было – да и, наверное, есть – три жилых дома – два для мужчин, один большой – для женщин; один общий дом, где проводились сборы и советы, и ещё два дома для личных встреч, где могли насладиться обществом друг друга супружеские пары. Так вот, мальчики до восемнадцати лет жили с матерями, а потом, если не женились на девушках другого племени, что случалось часто, уходили в мужской дом.
- И что же, всю жизнь проводили холостяками?
- Бывало, что женились и после восемнадцати. А чаще всего… ну, не то, чтобы холостяками, но… как бы ва… тебе сказать – без женщин.
- То есть?
- Видишь ли, это ещё одна из особенностей этого рода. Мужчины Журавля могли предпочесть Цветущую дорогу дороге Плодов.
- А что это такое?
- Плоды – это дети, - Эван тщательно взвешивал слова. - Когда молодая пара женится, у них вскоре должен появиться младенец. В этом состоит смысл создания семьи.
- Да, и у нас так же.
- Это называется дорога Плодов.
- Но что же тогда за Цветущая дорога?
- По ней могут пойти мужчины. Пара влюблённых.
- Мужчин?!
- Да. Но в этом случае, как понимаешь, смысл создания семьи совершенно иной.
- Да уж явно!
Я был, мягко говоря, шокирован такой новостью. Оказалось, что моя неопытность в любовных делах не знает границ. Я не умел вести себя даже с девушками, хотя что может быть естественней! А здесь вдруг оказалось, что и мужчины могут любить друг друга… может, я неправильно что-то понял?
- Смысл их пути заключается в достижении гармонии, в тесном слиянии душ.
Меня осенила неожиданная догадка:
- Погоди, это же почти как наши монахи! Они отказываются от плотских утех, чтобы…
- Нет, - в нашей беседе Эван раскрепостился и даже начал меня перебивать. Всё-таки нравится мне эта непосредственность! – Кто сказал, что они отказываются? – смущённо продолжил он.
- Не… не отказываются?
- Нет. Ты заметил, я сказал – два дома для мужчин. Во втором доме, имеющем особое строение – отдельные комнаты и общая столовая - живут такие вот пары. А ещё существовало даже особое учение о том, как доставить любовнику удовольствие.
Даже в зыбком лунном свете можно было видеть, как он покраснел.
Я молчал. Было страшно не по себе. Чтобы хоть как-то снять напряжение, я спросил:
- И как оно называлось? – вышло хрипло и тихо. Я прочистил горло.
- «Джаоло Нэйо», «Тропинки тенистого сада».
- Красиво.
Снова воцарилась тишина. В голову пришёл следующий вопрос:
- Ты так много знаешь о жизни своего рода, хотя никогда не жил там. Тебе рассказывали родители?
- Немного, - щёки Эвана всё ещё алели. – А вообще, они привезли оттуда много рукописей, и я читал…
- Книги? Твои родители настолько богаты? – не выдержал я, задав нескромный вопрос. – Прости. Я не хотел тебя обидеть.
- Да ничего, всё нормально. Тебя удивляет, что отец работает поваром в замке?
- Ну… он ведь, наверное, мог бы получить дворянство… ну или, по крайней мере, стать купцом.
- Всё очень просто. Мой папа – отличный повар. Когда он с мамой переехал в Левербет, они держали небольшой трактир. Всё случилось, как в сказке – король, возвращаясь с охоты, остановился у них.
- Да, отец всегда учил меня, что надо быть ближе к народу, - улыбнулся я. Эван улыбнулся в ответ.
- Твоему отцу тогда очень понравилось, как готовят в трактире, и он велел позвать кухарку. Как же он удивился, увидев, что для него готовит мужчина! После этого он пригласил папу поваром в замок, и он согласился.
- Это было давно?
- Нет, мне тогда уже было три года. И, кстати, как говорил мне отец, когда король увидел меня, он сказал: «Вот, будет друг моему наследнику!»
Мы рассмеялись. Немного помолчав, я спросил:
- А почему твои родители оставили Восточные земли?
- Они уехали после моего рождения. Мать хотела воспитать меня в нормальных условиях, - он вздохнул. – Боялась, что я выберу Цветущую дорогу, как её племянник.
На языке вертелся вопрос, который я не решался задать. Какую же дорогу он всё-таки выбрал?
У привязи заржали кони.
- Пойду, гляну, что там… - буркнул Эван, выбираясь из мешка.

* * *

События этой сказки продолжают своё развитие. Всё ближе цель путешествия, всё меньше пути остаётся до крутых Огненных скал Тин-Оала. Перед суровыми высотами Ветреного перевала, в ущелье, ведущем к Огненным скалам, лежала деревушка Доргрук, что в переводе с местного наречия означало «крепкая хватка». Почему такое скромное селение назвали таким замысловатым именем, пришлось узнать нашим героям…

* * *

Never thought you'd make me perspire,
Never thought I'd do you the same.
Never thought I'd fill with desire,
Never thought I'd feel so ashamed…

Me and the dragon can chase all the pain away,
So before I end my day, remember:
My sweet prince, you are the one…
My sweet prince,
You are the one…

Кап. Кап. Кап.
Капли тарабанят по мутному стеклу и ручьями стекают вниз, вниз, вниз…
Кап. Кап. Кап.
Солнце совсем перестало выглядывать из-за свинцово-синих туч, и в полумраке ущелья было невозможно отличить день от ночи.
Кап. Кап. Кап.
Гулкий стук водяных струй ненадолго сменяется грохотом грома.
Кап… кап… кап…
Пятый день мы уныло прозябаем в комнатушке единственного в Доргруке постоялого двора. Деревенька вцепилась в нас воистину мёртвой хваткой и никак не желала пускать дальше. Мы часами разговаривали с Эваном, и он всё чаще забывал о различиях в нашем положении, что меня несказанно радовало. К вопросу о Дорогах мы больше не возвращались, негласно наложив табу на тему каких бы то ни было романтических отношений. Это меня тоже радовало. Или, по крайней мере, позволяло меньше нервничать.
А сегодня я решил устроить небольшую пирушку – заказал у хозяйки бутыль лучшего вина и засахаренных цукатов.

- А когда мы начали дружить?
Мы с Эваном расслабленно валялись на кровати и подъедали цукаты. Пустая бутылка покоилась на прикроватной тумбе. Вообще, кроватей было две, но мы сразу же по приезду не сговариваясь сдвинули их вместе – сила привычки… да и беседовать так было гораздо удобнее.
- Мм? – он закатил глаза, вспоминая. – Когда мне было лет восемь.
- А как… как всё это было?
- Ну… - он устроился поудобнее, и я тоже невольно заёрзал, приготовившись слушать. – Когда ты родился, мне было четыре с половиной. Я уже говорил тебе, мой Принц, что отец был в почёте у короля. И так вышло, что наша семья, не смотря на отсутствие всяческих титулов, была приглашена на крестины. Тогда я увидел тебя впервые. Ты… мой Принц, ты лежал в люльке и улыбался, такой крохотный, смешной, беззащитный… - он тихо засмеялся. – А потом, я… я гулял в саду, во дворе замка. На лужайке играла детвора. Они собрались вокруг тебя, мой Принц, и ты давал им свои игрушки. Нянька дремала на скамейке, а ты утащил у неё книгу и рассматривал там редкие картинки. Мне тогда было восемь, восемь с половиной. А тебе – четыре. Я присел с тобой рядом, мой Принц, и спросил, умеешь ли ты читать. Я был очень удивлён – можешь себе представить, - он улыбнулся. – Но удивлялся я напрасно. Читать ты, мой Принц, тогда ещё не умел. И попросил меня. А я, к своему стыду, тоже не мог и двух слогов связать… но я взял у тебя книгу и начал рассказывать тебе сказки, которые знал от матери. Ты слушал меня, ни разу не перебив. Вся детвора постепенно собралась вокруг нас. Ты заметил это, только когда я закончил свой рассказ! И сказал, что я должен быть только твоим читателем. Так смешно меня назвал! – он хихикнул и тут же вздохнул. – Только твоим… С тех пор я приходил к тебе в комнату каждый день и рассказывал сказки. Иногда мы гуляли в саду, а иногда валялись у тебя, мой Принц, как сейчас. Кстати, после этого я стал учиться читать.
Он рассказывал, а я смотрел на его лицо, вспоминая его слова о юношах рода Журавля. Эван действительно был красив – этой необычной для мужчин, женственной красотой с нежной тонкостью черт и гибким и стройным сложением тела.
Я даже не заметил, как он закончил. Наверное, тогда, в саду, я вот так же заворожено глядел на него, пока он сочинял сказки…
- Эв… а помнишь, ты сказал, что не можешь называть меня по имени?
- Да, мой Принц.
- Почему?
- Я… на самом деле всё очень просто. Я, конечно же, могу, но вот какое дело… твои родители и друзья называют тебя Клайд. Твои подданные и придворные обращаются к тебе не иначе, как «Ваше высочество». И только я называю тебя своим Принцем… - он улыбнулся и тихо-тихо повторил, больше для себя: - Своим Принцем…
Я загляделся в его блестящие, серые, словно крыло журавля , глаза. Во рту уже давно пересохло, язык прилипал к нёбу от сладостей. Я глотнул ещё вина из своего бокала, чувствуя, как новая волна тепла и расслабленности растекается по телу.
- Твой… твой Принц. Так? – я улыбался, смущаясь. – А ты – мой читатель.
Эван весело кивнул:
- Так!
- И всё же, я должен спросить.
- Что, мой Принц? – сказал он, почти смеясь.
- Какую дорогу выбрал ты?
- Ту, что ведёт к Огненным скалам! – подняв свой бокал, ответил он. – Вперёд, к спасению принцессы!
- Нееет, я не о том.
- А о чём же?
Я посерьёзнел.
- О цветах и плодах.
- А… О.
Он смешался.
- Какую дорогу… какой дорогой ты идёшь?
Эван немного помолчал, а потом тихо ответил:
- Я бы хотел идти лишь одной дорогой, мой Принц. Той, по которой рядом со мной будешь шагать ты.
Я хлопнул его по плечу:
- Я всегда знал, что ты самый верный мой друг!
Я не видел в его словах того смысла, который просто невозможно было не заметить. Не хотел видеть или боялся – в конечном итоге разница невелика.
- И всё же, какую дорогу… а, ладно! Предположим – нет, ну ты не обижайся только – только предположим, что ты выбрал Цветущий путь. Ну вот скажи, кого бы ты счёл эталоном мужской красоты?
- Я… - он смутился. – Ну, мой Принц…
- О, нет! Стой! Не говори! Пусть лучше имя этого счастливца останется в тайне! – я почему-то начинал злиться и всё больше надвигался на Эвана. – Скажи мне, - я понизил голос до шёпота. – Скажи одну вещь… а я? Меня… ты бы счёл красивым?
Эван судорожно сглотнул, глядя мне в глаза со страхом, восторгом и…
- Я бы счёл тебя самым красивым… я… считаю тебя самым красивым…
Он прикрыл глаза, а я наклонился чуть ниже, касаясь его губ неумелым поцелуем.

* * *

Эван не верил в то, что происходит. Он даже почти был уверен в том, что это всего лишь сон, чрезмерно красочный и незаслуженно счастливый сон… но руки Клайда, такие нежные, неловкие, страстные – по всему телу, губами – по гладкой груди принца, по упругим бусинам сосков, чувственной впадинке пупка, пальцами – к его длинным пальцам; и, не помня себя от восторга неясных, впервые переживаемых ощущений, они сплетались вместе, так неумело, искренно и пылко. Эван пытался вспомнить то, о чём читал в «Джаоло Нэйо», но ничего не получалось; и всё же его собственные движения, пусть не отточенные до совершенства, казались Клайду самой божественной лаской.

Клайду было больно. С каждым размеренным, аккуратным движением Эвана боль толчками пробегала по телу. Он до слёз зажмурил глаза и сжал зубы, чтобы не застонать, но в следующую минуту с его губ слетел вздох облегчения: мучительная пытка превратилась в странное, ни с чем не сравнимое удовольствие.
У него в голове не укладывалось, что происходящее может быть между двумя мужчинами.

Эван утонул в собственных эмоциях, крепко прижимая к себе расслабленное тело Клайда. Он шептал своему принцу что-то на ухо, через слово касаясь губами мочки. Клайд вспомнил слова старухи о своём близком счастье, упоённо вдыхая аромат кожи друга – запах луговых трав и полевых цветов.

* * *

Вставать было больно. Сделать шаг – немыслимое усилие. Глянуть на спящего Эвана – невозможно.
Я с трудом добрался до ванны, придерживаясь за стенку. Как ни странно, в этой забытой богом деревеньке был даже водопровод.
Я старался не думать о том, что произошло вечером, но лишь больше и больше уходил в себя, поражаясь тому, как далеко мы зашли.
Мне было больно и страшно. Я проклинал себя и Эвана, дракона и принцессу, всю свою жизнь, которая теперь уже точно не вернётся на круги своя.
Я ненавидел себя за то, что дал волю своему любопытству, выпытывая у Эвана ответ на этот чёртов вопрос о Дорогах, за то, что хотел услышать от него, за то, что сделал то, чего так желал.
Я забрался в чугунную ванну, обжигаясь горячей водой, в надежде смыть с себя эти прикосновения и ласки и даже саму память о них. Да разве только это возможно? Я пытался думать о предстоящем переходе и битве с лютым драконом, о встрече с Пеледеей и о своём будущем правлении с ней.
Я просидел в воде, пока та совсем не остыла. Одевшись, я ещё долго не решался зайти в комнату. Наконец, набравшись мужества, я открыл дверь и со всей непринуждённостью сделал шаг вперёд, намереваясь поприветствовать Эвана бодрым голосом. Его не было.
За окном было светло. Кажется, дождь всё-таки закончился.
Входная дверь приоткрылась.
- Собирайтесь. Нам нужно выезжать. Кони запряжены, всё готово в дорогу.

* * *

Вряд ли многие сказки расскажут вам, как складываются отношения у героя и его верного спутника, пока они в пути. Да и нужно ли это читателю, с нетерпением ждущему момента, когда дракон будет повержен, и молодые муж и жена заживут долго и счастливо?
Но эта сказка зачем-то приоткрыла кулису, за которой кипит жизнь героев, и вы уже видите и их желания и стремления. Сколько их, таких историй, потеряно?..

К вечеру Эван и Клайд добрались до перевала. В стороне, на вершине скалы, возвышался белокаменный замок. Он выглядел, словно детская игрушка – трудно было вообразить себе, что там устроил себе логово дракон…
Эван весь день был сосредоточен и грустен. Он ни разу не решился посмотреть Клайду в глаза, лишь упорно шёл вперёд.
Клайд же беззаботно насвистывал и оживлённо глядел по сторонам. Он пытался доказать, что если убедить себя в том, что ничего не было, всё будет, как раньше, и возникшие проблемы исчезнут сами собой.

* * *

Больше всего я боялся, что не смогу себя заставить даже прикоснуться к Пеледее. Пока что даже мысль о свадебном поцелуе, призванном скрепить священные узы брака, вызывала у меня глухую тоску. Но я так активно отвлекал себя от мыслей об Эване, что уже и сам начал сомневаться, не было ли всё случившееся сном.
К тому времени, как мы поднялись к Ветреному перевалу, я и впрямь пришёл в неплохое расположение духа. Я был готов к схватке со змеем и даже ждал её. Всё, что мне требовалось – немного сна, после этого мне бы ничто не было страшно.
- Нам следует остановиться здесь. Идти в замок в ночь нет смысла, и Вы устали. Сегодня заночуем, а с утра двинемся.
Я вздохнул. Голос Эвана вернул меня с небес на землю, вытряхивая из приятного воодушевлённого состояния. Весь день он избегал разговоров со мной. На все мои вопросы отвечал односложно. Не слышно его привычного «мой Принц», да и обращаться снова стал на «Вы»…
Я спешился и стал наблюдать, как Эван разводит костерок. Он выглядел таким грустным и усталым, что я был готов отдать всё на свете, лишь бы заставить его улыбаться. Он страдал, и это было невыносимо. В те минуты я впервые за день по-настоящему забыл, не думал ни о чём, лишь чувствовал – его переживания.
Это ощущение становилось всё сильнее. Я начинал нервничать.
Эван оглянулся и кинул мне хмурый взгляд.

* * *

Всё не так, как в привычных легендах! Что происходит с героями, что за прихотливый сюжет?
Но самую странную из своих выходок эта сказка учудила под конец, когда, казалось бы, трудно было ожидать чего-то удивительного.
Наверное, есть множество вариантов течения событий, множество линий вероятности. Мы всегда видим лишь одну из них – но у сказки больше возможностей.
А произошло вот что, читатель, - эта сказка закончилась дважды.

* * *

Исход первый. Ferro ignique

I will always have a cross to wear,
But the bolt reminds me I was there,

So give me strength
To face this test tonight.

If only I could turn back time,
If only I had said what I still hide,
If only I could turn back time
I would stay for the night. For the night...

* * *

Их голосам всегда сливаться в такт,
И душам их дано бродить в цветах,
И вечностью дышать в одно дыханье,
И встретиться со вздохом на устах
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрёстках мирозданья…

- Мой Принц, что-то не так…
Я насторожился. Эван, кажется, тоже что-то почувствовал. Что происходило? Я не мог понять. Откуда-то издалека послышался едва уловимый гул; с каждой минутой он нарастал, ветер усиливался, грозясь сдуть нас со скалы.
Внезапно из-за вершины гребня появилась огромная крылатая тень. Чёрный силуэт гигантского змея завис над скалами. Я попятился назад, но, упёршись спиной в ствол дерева, опомнился: я был у кромки леса, скрытый вековыми деревьями, а Эван – там, на открытой площадке, и я кинулся к нему…
Дракон был слишком близко – мне не успеть. Его когтистые лапы рванули Эвана на себя, лишая его сознания, и змей унёсся к замку.
Я рыдал. Я рыдал громко, надрываясь, захлёбываясь слезами и не стесняясь самого себя. Я понимал, что мои слёзы не могут помочь Эвану, но ничего не мог с собой сделать. Я ругал себя, попрекал, что стал размазнёй, тряпкой, плаксивой девкой, но не мог остановиться. Всё произошло так быстро, так неожиданно!..
С трудом мне удалось унять свою истерику и взять себя в руки. Я умылся ледяной водой из бурного после дождей ручейка и решительно вскочил в седло. Я не мог позволить себе терять ни секунды. Последние лучи солнца скрывались за горизонтом. Узкие горные тропки не были созданы для конных прогулок, а я мчался по ним во весь опор. Я заставлял Аиста перескакивать обвалы и взбираться по каменным осыпям. Жеребец не выдержал. Он шёл до последнего, но его силы небезграничны – вот очередной поворот тропы, и он остановился, опустился на колени. Я в последний раз хлопнул ладонью по его взмыленной шее.
- Спасибо, друг. Спасибо…
Конь закрыл глаза и издох.
Дальше я шёл пешком. Я весь вымок и перепачкался грязью, перебираясь через горные речки и проходя по размытым дорожкам. Но одно не давало мне остановиться – одна мысль заставляла упорно двигаться вперёд. Эван. Он не должен умереть.

К воротам замка я добрался уже глубокой ночью. Широкая мощённая булыжником дорога уходила в долину по ту сторону скал. Луна серебрила белёные башенки и отражалась в цветных стёклах витражей, но свет её был мертвенный, неживой, словно печать тлена стояла на обречённом здании.
Тяжёлые дубовые створки парадных дверей были отворены, и изнутри веяло затхлостью и гнилью. Только этот удушливый запах говорил о том, что в замке таится опасность, что прежние заботливые хозяева давно покинули его.
Я вошёл внутрь. Как ни странно, факелы освещали широкий коридор и просторную залу за ним, всё ещё сохраняющую остатки былой роскоши: парчовые занавеси украшали стрельчатые окна, искусные гобелены, покрывшиеся пылью, висели на отделанных дорогим камнем стенах. В дальнем конце залы возвышался резной трон с прорвавшейся бархатной обивкой, по периметру стояли диванчики, некоторые из которых были сломаны. Словно издевательское напоминание о прошлых временах, весёлых карнавалах, наверняка проходивших в этом великолепном замке, на полу были разбросаны осколки прекрасных фарфоровых масок.
В боковой стене темнел проход, куда я и направился.

По замку я блуждал долго. Комната за комнатой, зал за залом я обходил все помещения, ища своего друга. Я видел пышные спальни, словно и не тронутые беспощадной рукой времени и неразборчивыми когтями дракона. Я видел огромную библиотеку, распотрошённые книги и разгромленные стеллажи. Я был в оружейной, где лучшие мечи тускло поблёскивали на выгоревших стенах. Камень был опален от окна – видимо, зверь напал снаружи.
Чем дальше я заходил, тем тяжелее становилось, тем сильнее становилось горькое предчувствие и отчаянная тревога.
Когда я вышел в очередной зал, что-то привлекло моё внимание… что-то слишком яркое для этого погребённого пылью мирка… в стороне валялся ворох одежды. Я обмер. Неужели…
Подойдя ближе, я узнал в тряпье грязное женское платье, изорванное и забрызганное кровью. Недалеко лежали останки – кости той, которая должна была стать мне женой.
Но не жалость к Принцессе меня тогда переполняла. Лишь один страх – неужели и Эван?!..
Ничто, кроме него больше не имело значения. Я поклялся, что, если мне суждено найти Эвана в этом царстве запустения и тлена, я уже больше никогда его не отпущу. Я не мог простить себе, что так и не сказал ему самого главного…
Если бы время можно было поворачивать вспять! Если бы только я сумел разобраться в себе! Но людям почему-то лишь потери и страдания открывают глаза на истину…
Я покинул залу и вышёл в просторную галерею. Стены, некогда обшитые красным деревом, были исцарапаны и кое-где прожжены до камня. Из галереи вниз вела широкая лестница, справа, из огромных окон, лился лунный свет, а слева были выломанные двери в одну из зал. Всюду на полу лежало битое стекло, обломки мебели и – самое главное – старая, высохшая чешуйчатая шкура. Вот оно – логово дракона.
Затаив дыхание, с выскакивающим из груди сердцем, я вынул из ножен и сжал в руках меч. Медленно и тихо, стараясь не шуметь, я прокрался ко входу в зал.

Я окаменел от ужаса представшей мне картины, ещё более зловещей и гадкой в бликах зажжённых факелов.
Весь пол устилали человеческие кости и разлагающиеся трупы, туши и скелеты животных. Окровавленные ковры были свалены в одном углу – наверное, эта тварь устроила себе гнездо. Потолки и стены были покрыты толстым слоем жирной чёрной гари. Стояла отвратительная вонь.
Но самым ужасным было не это, нет…
Недалеко от входа, свернувшись в клубок среди груд трупов, спиной ко мне, лежал Эван.
Я кинулся к нему, забыв об осторожности, спотыкаясь о мёртвые тела.
- Эван! О, Господи… ты жив?
Я перевернул его лицом к себе и вскрикнул от ужаса – через всю грудь проходили три глубокие раны от когтей чешуйчатой твари, из которых торчали осколки рёбер. Эван еле дышал, он был бледен – потерял слишком много крови, и мне было ясно – его не спасти. Он слабо улыбнулся… на его перепачканном кровью и грязью лице, искажённом страданием, улыбка выглядела жутко. Я почувствовал, как по щекам потекли слёзы, и бережно прижал его к себе, только чтобы он не видел, не видел, что я плачу.
Я осторожно подхватил его на руки и вынес из этого ужасного склепа, устроившись у окна. Я перебирал пальцами его слипшиеся от спёкшейся крови волосы, убирая пряди с высокого лба. Я глядел в его затуманенные, болезненные глаза, пытаясь уловить в них прежние искры упрямства и жизнелюбия. Но их не было. Их больше не было! Я обнял его, уткнувшись головой в его плечо, и закрыл глаза. Я не знаю, сколько времени я так просидел, не в силах отпустить его от себя, не решаясь оторваться от его тела, чтобы не оказалось, что он уже мёртв. Я сомневался, слышу ли я слабое биение его сердца, или это кровь колотится у меня в висках. Наконец, я шепнул:
- Всё будет хорошо, всё будет в порядке! – я уговаривал себя больше, чем его, приподняв, наконец, голову.
- Мой Принц… - еле слышно прохрипел он. О, господи… жив… пузырьки крови надувались у него на губах, в горле что-то булькало, но он говорил, хотя я знал, какую боль ему это доставляет. – Я должен был тебе сказать…
Откуда-то снизу послышался глухой грохот.
Он снова не успел. Слишком поздно, всё слишком поздно! Если бы только вернуть время назад…
Я виноват, лишь я. Но разве я хотел этого?!
Тяжёлый стук, непонятные гортанные рыки всё приближались, а мы лишь сидели, покорно ожидая неизвестности…
Узкая драконья морда с горящими янтарно-жёлтыми глазами показалась в арке, ведущей на лестницу. Дракон хищно прищурился и медленно, лениво передвигая огромные когтистые лапы, подошёл к нам. Я заслонил Эвана собой – такой глупый, такой бесполезный жест. Дракон издал нетерпеливый протяжный низкий стон, и я понял, что это наши последние минуты.

Последние минуты…
Я слышал, что перед смертью люди вспоминают всю свою жизнь, что она проносится перед глазами. Я думал, это враньё. Но я ясно видел сцены прошлого: отца, мать, старых друзей, няньку, свой замок, разговоры, ссоры, праздники, будни… и Эвана. Наше путешествие – оно стало самым ярким моим приключением! Я вспомнил каждый день, каждую минуту, каждый вздох и взгляд Эвана, каждое своё слово, каждый встречный городок…
В памяти всплыл разговор со старухой Тенгиз, и я словно вновь услышал её последние слова: «Главное любовь в сердце носить. Она тебе вторую жизнь подарит, если в этой что не сладится».

Дракон всё медлил, и я торопливо начал, боясь снова опоздать:
- Эван, послушай, я тоже должен был тебе сказать…
- Да, мой принц, я знаю, знаю…
- Нет, погоди… это другое! Эван, мы умрём! Понимаешь? Но это ничего! Это пустяк! Эван, я всё понял… мы увидимся. Мы обязательно с тобой увидимся! Любовь – ты слышишь? – любовь есть, значит, мы будем вместе! Ты… ты только найди меня… найди…
И всё же вот она - яркая огненная вспышка, такая неожиданная и внезапная, далёкая и нереальная. Оглушительный крик – мой, тихий стон – Эвана. Ослепительная боль. Вот и всё. Как глупо, смазано, коротко… неужели это и есть смерть…

* * *

Все сказки принято заканчивать словами – «И жили они долго и счастливо и умерли в один день». Они жили недолго. Вряд ли их жизнь можно в полной мере назвать счастливой. Но они были. И они были вместе.

Исход второй. Cuique suum

Напряжение между нами росло, напоминая всё раздувающийся мыльный пузырь, обретший невиданную плотность: он встал между нами, но вот-вот лопнет, и тогда нельзя будет удержаться от того, чтобы вновь тянуться друг к другу. Мы молча поужинали и молча готовились к ночлегу. Эван долго не влезал в свой спальный мешок. Я видел, как он мешкает, сомневается и нервничает. Я и сам не знал, как себя вести: с той ночи у реки мы засыпали рядом. Можно ли было сделать это сейчас?
Наконец, он лёг, глянув на меня последний раз и повернувшись спиной к огню. Я долго смотрел на пламя, уйдя в глубокие тягостные размышления. Наконец, я не выдержал.
- Эв… - я присел рядом с ним на корточки и провёл рукой по мягким волосам. Он вздрогнул и затаил дыхание. – Эван… ты не спишь?
- Нет, мой Принц, - со вздохом ответил он.
Я аккуратно развернул его к себе – и удивился: в его глазах застыло отчаянье. Чувство тревоги вернулось ко мне с новой силой, заставляя сердце колотиться в бешенном ритме.
- Эван, что-то не так? Что с тобой?
- Всё в порядке.
- Да не отмахивайся же от меня! – я встряхнул его за плечи. – Я не могу так больше! Ты не можешь просто игнорировать меня – после всего, что… после всего! – пузырь лопнул. Пусть я и сам старательно делал вид, что ничего не произошло – сейчас это было неважно. Я пытался хоть как-то заставить его говорить со мной.
Эван закрыл глаза, снова вздохнул. А потом обнял меня:
- Давай отложим это до завтра. Позволь мне продлить этот момент… пока ты ещё со мной.
Я был в недоумении, но прижался к нему и так и уснул.

Наутро я проснулся в прекрасном расположении духа. Свежесть прохладного воздуха и тёплые объятия Эвана, первые лучи солнца, уже добравшиеся до вершины горы и не видимые ещё с западной её стороны, золотистые облака, бегущие по чистому лазоревому небу – всё это было таким тихим, умиротворённым, что я словно опять вернулся в детство, когда для меня не было сказок с печальным концом.
Но постепенно стала пробуждаться ото сна реальность. Я вспомнил, что в этот день мне предстояло освободить свою принцессу, расправившись с драконом. Это меня не пугало. Меня терзал вопрос – смогу ли я быть с ней? Удастся ли сохранить отношения с Эваном? Не потеряю ли я его? Любовь всех женщин на свете была мне не нужна, если ценой будет дружба с Эваном…
Или это уже не дружба? Нет, не дружба…
Эван проснулся, поёжился и, аккуратно дотронувшись до моего плеча губами, выбрался из мешка, отправившись собирать вещи.
Завтракали мы в тишине. Неясная тревога продолжала меня мучить, но мы оба слишком сильно боялись посмотреть друг другу в глаза.
Друг? Любовник? Любовник…

К полудню мы подъехали к замку. Блистающий, нарядный, великолепный, он никак не походил на заброшенный людьми. Я нахмурился.
- Эв, останься снаружи.
- Мой Принц, я не могу позволить тебе зайти туда одному!
- Прошу тебя. Я… иначе я просто не пойду туда!
Выполнил бы я своё обещание? В этот момент я готов был остаться с Эваном и бросить несчастную Пеледею одну, но Эван всё же кивнул:
- Хорошо. Я буду ждать тебя здесь. Но будь аккуратен, умоляю!
Он обнял меня – как раньше, крепко и искренне, словно мы никогда не переступали черту, отделяющую дружбу от чего-то большего.
Я кивнул.
- Обещаю, я вернусь.

Я блуждал по пустынным галереям и коридорам замка. Ни единый звук не нарушал его тишины, и тяжёлое, давящее впечатление, которое производили его каменные стены, от этого усиливалось.
Я никого не встречал, но в замке явно кто-то хозяйничал: пыль была старательно вытерта, мягкие ковровые дорожки чисты, пустые доспехи тщательно отполированы. Всё сияло и блестело, но хранило гробовое молчание.
Внезапно я услышал далёкий, тихий звук, едва уловимый, но всё же ясный в безмолвном замке: это были чьи-то тонкие полустоны-полувсхлипы. Я ускорил шаг, идя на звук, и скоро оказался у винтовой лестницы, уходящей наверх, наверное, в одну из башенок. Именно оттуда доносился жалобный плач.
Мне было не по себе, когда я шагал по каменным ступеням, когда моя рука легла на громоздкий засов, когда я отпирал дверь и когда увидел жалко сжавшуюся в комок на роскошной кровати девушку, рыдающую в подушку. Услышав глухой скрип старых петель, она ещё сильнее прижала к себе подушку, будто та могла спасти и защитить её от всех бед, и залилась с новой силой, исступлённо глотая слёзы. Я даже растерялся, не представляя себе, что делать дальше, но тут опомнился – кто бы ни был хозяин замка, ему определённо не понравится моё присутствие в его владениях. Я предусмотрительно вынул тяжёлый засов и прикрыл дверь. Подойдя к девушке, я опустился рядом с нею на край кровати и осторожно тронул её за плечо. Она вздрогнула.
- Эй… я не сделаю тебе ничего плохого. Пеледея… - я легонько потряс её руку. – Это я, Клайд… всё в порядке? Нам нужно идти, принцесса.
Она, наконец, оторвалась от своей подушки и подняла голову, неэстетично утерев нос рукавом платья.
А потом улыбнулась.

Она была красива.
Нет, не так. Она была Красива. Золотисто-медные пряди длинных, шёлково блестящих волос мягко обрамляли тонкое лицо. Лёгкий румянец играл на щеках, а нос забавно покраснел. Огромные, лучистые карие глаза влажно блестели от слёз, длинные густые ресницы едва трепетали. Губы, доверчиво раскрывшиеся в улыбке, казались невообразимо нежными. Я забыл выдохнуть и так и сидел, заворожено глядя на неё.
- Где же ты был так долго! – она порывисто обвила мою шею руками – тёплыми, мягкими, а потом, глядя мне в глаза, положила ладонь на мою щёку, проведя кончиками пальцев к подбородку и легко, почти невесомо касаясь губ. Я, словно зачарованный, не отрывал взгляда от её сияющих глаз, и вдруг принцесса наклонилась ко мне и прижалась губами к моим губам…
Поцелуй был медленным, до одури сладким и нежным, я чувствовал, что тону в этом ощущении. Я забыл обо всём на свете, отдавшись этому чувству, и скоро поцелуя стало мало – я коснулся её тонкой шеи, осторожно, боясь спугнуть, опустил ладонь ниже и остановил на изящном изгибе талии. Пеледея не смущалась: она прижалась ко мне, умело гладя мою спину, лаская моё тело. Она оторвалась от моих губ и стала спускаться ниже, к ключицам. Её стройные пальчики легли на застёжку камзола, но никак не могли справиться с ней, она замешкала. Это ненадолго вернуло меня к реальности.
- О, господи… стой! – я перехватил её руки. – Мы должны идти, Пеледея.
Я чувствовал – ещё минута, и я полностью потеряю контроль над своим телом.

Мы вышли, наконец, к главному залу замка – я впере