Продолжаю публикацию.
3.Плен, побег
Только на третий день Пантелей очнулся. Он никак не мог понять, где находится. Постепенно возвращалось сознание. Ныли бока от ржавого железа, заменявшего матрац, болела голова от кирпича, служившего подушкой. Пантелей узнал, что его с группой контуженных товарищей схватили фашисты и доставили в помещение Харьковской тюрьмы, превращённой в лагерь военнопленных.
С военнопленными обращались как с рабами. Каждому из них одели определённый номер, который служил их кличкой. Питание скорее носило символический характер. В лучшем случае пленным выдавали на сутки кружку подсолнуха и пол-литра воды. Фашистская «медицина» усиленно работала над вопросом замены хлеба древесными опилками. Авторы «учёных трактатов» утверждали, что желудок русских, как низшей расы, в состоянии переработать любые отходы, в том числе и древесные опилки. От такого «питания» появлялись массовые желудочно-кишечные заболевания. Ежедневно их лагеря вывозили на кладбище по 25-30 человек. Для их транспортировки была создана специальная команда из наиболее выносливых пленных. Двое из них становились в конную упряжку, 4-6 человек по бокам и в сопровождении 2 фашистских автоматчиков вывозили трупы. За малейшее неповиновение пленных расстреливали на месте, без какого-либо предупреждения.
В числе военнопленных было много актёров одесских театров, филармонии, эстрады. Когда об этом стало известно немецкой пропаганде, в лагерь направили специалистов различных жанров искусств для отбора наиболее способных актёров. Фашисты поставили цель создать ансамбль, который бы, с одной стороны поднимал дух немецких оккупантов, а с другой – деморализовывал население захваченной территории. В тюрьме начали проверку певцов и музыкантов. Отбором руководил довольно опытный музыкант Фриц Фишер. В его распоряжении были обширные данные о каждом актёре. Об этом своевременно побеспокоилась фашистская разведка.
Когда П.П.Терещенко с поникшей головой стоял перед комиссией, Фишер на ломанном русском языке докладывал: «Пантелей Терещенко. Баянист, он же солист». Затем к Терещенко был обращён вопрос, в каком жанре он желает работать. «Я совсем потерял голос – говорил Пантелей – да и руки совсем огрубели в вязи с тяжёлым физическим трудом». «С благодушием надо кончать, как говорит ваш фюрер Сталин. Баян мы достанем – продолжал Фишер – а чтобы руки не грубели, побольше шевелите пальцами».
После такого разговора П.Терещенко задумался. Что делать? Играть для немцев, значит поднимать их дух.… Нет! Этого не будет. Лучше в общей могиле, чем на фашистских подмостках. Всю ночь Пантелей не спал. Перебирал различные варианты, как выбраться из тюрьмы, ограждённой колючей проволокой, крупной охранной солдат и сворой голодных собак.
На другой день Пантелей снова налаживал шлею, чтобы поудобнее стать за своим другом Вячеславом Шостаком в коренной упряжке по вывозу людей на кладбище. Он был на целых 20 см. выше коренастого крепыша Вячеслава, а шест, к которому крепилась телега, был довольно длинный и нужно было для удобства приспосабливать постромки шлей. Теперь в упряжке стояли не по 2, а по 4 человека, так как тягловая сила с каждым днём слабела.
Как оккупанты ни следили за тем, чтобы заключённые не разговаривали между собой, всё же Пантелей сумел передать В.Шостаку и Е.Шахбендеру разговор с Фишером и своё намерение при их помощи бежать из лагеря. Проходили дни. Но привыкнуть к ежедневной отправке трупов и массовым расстрелам он не мог. Особенно тяжело было смотреть, как голодные собаки разрывали на куски заключённых. Такими демонстрациями фашисты стремились показать свою силу и уверенность в том, что ни одному узнику не удастся бежать.
Фишер ежедневно проводил 2-3 часовые репетиции. Хотя участников ансамбля и не освободили от физического труда, но для них подбирали более лёгкие работы. При выборе репертуара узники в один голос заявили, что кроме народных песен, произведений русской и украинской классики, они ничего исполнять не будут. Не помогли фашистам самые страшные угрозы. Пока репертуар не был одобрен начальством, готовили такие произведения как «Эхо», «Дубинушка», «Вечерний звон», «Бородино», «Однозвучно звенит колокольчик», «Ой, закувала та сива зозуля» и др. Почти все песни исполнялись без сопровождения.
Через два месяца ансамбль уже выступал перед немецкими, румынскими и другими солдатами. Даже самые оголтелые фашисты, слушая хор, казались добрее и мягче. Все ощущали в песне силу, мощь, красоту и величие. Когда хор выступал перед чешскими солдатами с песней «Бородино», все стоя продолжительно аплодировали. С исключительным подъёмом приняли они Нищинского «Ой, закувала та сива зозуля». Для присутствующих немцев было не понятно, почему несколько раз под гром аплодисментов хор снова и снова повторял её. Оказывается, что многие хористы тянули слова не «в турецкой неволе», а в «немецкой». Это хорошо уловили чехи, испытавшие на себе всю тяжесть неволи и тоску по Родине.
После такого успеха Фишер не ходил, а летал. Эти скифы, как он называл русских, с каждым днём всё больше раскрывали свои дарования. Теперь начальство стало замечать ансамбль, увеличилось число заказов.
Фишер очень любил музыку. Он мечтал о музыкальной карьере, о консерватории, но война все планы спутала. Теперь он обдумывал план дальнейшей работы. Резко ощущалась нужда в хорошем баянисте. Вновь вызвали П.Терещенко. Теперь его привели под руки. Он был до предела истощён и болен. Трудно было верить, что прошло только несколько месяцев, когда Пантелей, играючи, носил стокилограммовые мешки, наполненные золотой пшеницей. Да, это было тогда, в счастливую пору, в перерывах между концертами, на колхозных токах. Без передышки он мог подняться на самую высокую лестницу Одесского порта, разгибал подковы лошадей. А теперь он едва передвигался, ко всему ещё началась цинга.
На этот раз Фишер не спрашивал, а заявил, что через два дня ему выдадут баян, что он должен регулярно являться на репетиции. Что делать? Как поступить? Эти мысли не давали ему покоя. Выступать с баяном, тем более солистом – означало помогать врагу, воодушевляя его на новые убийства и зверства. Два дня Пантелей Павлович не появлялся на работах. Изредка, украдкой его навещали друзья, подкармливая макухой и очистками картофеля. На третий день снова вызвали в комендатуру, и снова он не явился. Фельдшер сообщил коменданту, что Терещенко болен дизентерией. С такими больными немцы остерегались вступать в контакты. На четвёртый день на подводы складывали очередную партию трупов. Последним бросили Пантелея. Подошёл фельдшер. На двухметровом расстоянии он посмотрел на очередную партию жертв и, махнув рукой, дал сигнал удаляться. Подвода тронулась. Впереди шёл пожилой немец с автоматом через плечо, а завершал процессию молодой, болезненный юноша, в одной руке которого тоже был автомат, а другой он прикрывал рот, чтобы не раскашляться. В глубокую и обширную яму трупы складывали штабелями. Пантелея положили крайним, присыпав сверху тонким слоем земли.