Сегодня устроила образцовое чайное мероприятие: самовар, заварка с липовым цветом и смородиновым листом, оладушки на диких яблочках, земляничное варенье. А пока ставила самовар, то видела прекрасное: паук поймал слепня и тащил его, штоп сожрать. Отмщение, государь, отмщение!!! :-)
Кстати, посетивши плантации чёрной смородины у бабы Нюшиного дома, обнаружила, что ягоды начали массово созревать и дня через три-четыре их можно собирать и варить варенье.
Опять же, сидя на крылечке и карауля самоварное закипание, задумалась о русской литературе и нашла-таки там образ счастливой женщины (хоть все и говорят, что русская классика - это сплошная трагедь и переживания). А вот и фигушки! Гончаров, "Обрыв", Марфенька!
Весёлая, симпатичная, из обеспеченной семьи, роскошное имение на Волге , жила задолго до революции 17-го года, так что и померла, я думаю в мире и спокойствии, не попав под раздачу во время всяких катаклизмов. Жених её, он же будущий муж: молод, хорош собой, добр, богат и благороден. Счастливая взаимная любовь безо всяких препон, любящие родственники, офигительные свадебные подарки.
Вот тут описание её утра, когда она перешла в статус невесты :-)
"... Проснувшись и поглядев вокруг себя, Марфенька ахнула от изумления и внезапной радости.
Пока она спала, ей все стены ее двух комнаток чьи-то руки обвешали гирляндами из зелени и цветов. Она хотела надеть свою простенькую блузу, а наместо ее, на кресле, подле кровати, нашла утреннее неглиже из кисеи и кружев, с розовыми лентами.
Не успела она ахнуть, как на двух других креслах увидела два прелестные платья -- розовое и голубое, на выбор, которое надеть.
-- Ах! -- сделала она и, вскочив с постели, надела новую блузу, не надев чулок -- некогда было -- подошла к зеркалу и остолбенела: весь туалет был уставлен подарками.
Она не знала, на что глядеть, что взять в руки. Бросится к платью, а там тянет к себе великолепный ящик розового дерева. Она открыла его -- там был полный дамский несессер, почти весь туалет, хрустальные, оправленные в серебро флаконы, гребенки, щетки и множество мелочей.
Она стала было рассматривать все вещи, но у ней дрожали руки. Она схватит один флакон, увидит другой, положит тот, возьмет третий, увидит гребенку, щетки в серебряной оправе -- и все с ее вензелем М. "От будущей maman", -- написано было.
-- Ах! -- сделала она, растерявшись и захлопывая крышку.
Подле ящика лежало еще несколько футляров, футлярчиков. Она не знала, за который взяться, что смотреть. Взглянув мельком в зеркало и откинув небрежно назад густую косу, падавшую ей на глаза и мешавшую рассматривать подарки, она кончила тем, что забрала все футляры с туалета и села с ними в постель.
Она боялась открывать их, медлила, наконец открыта самый маленький.
Там -- перстень с одним только изумрудом.
-- Ах! -- повторила она и, надев перстень, вытянула руку и любовалась им издали.
Открыла другой футляр, побольше -- там серьги. Она вдела их в уши и, сидя в постели, тянулась взглянуть на себя в зеркало. Потом открыла еще два футляра и нашла большие массивные браслеты, в виде змеи кольцом, с рубиновыми глазами, усеянной по местам сверкающими алмазами, и сейчас же надела их.
Наконец открыта самый большой футляр. "Ах!" -- почти с ужасом, замирая, сделала она, увидя целую реку -- двадцать один брильянт, по числу ее лет.
Там бумажка с словами: "К этому ко всему, -- читала она, -- имею честь присовокупить самый драгоценный подарок! лучшего моего друга -- самого себя. Берегите его. Ваш ненаглядный Викентьев".
Она засмеялась, потом поглядела кругом, поцеловала записку, покраснела до ушей и, спрыгнув с постели, спрятала ее в свой шкафчик, где у нее хранились лакомства. И опять подбежала к туалету посмотреть, нет ли чего-нибудь еще, и нашла еще футлярчик.
Это был подарок Райского: часы, с эмалевой доской, с ее шифром, с цепочкой. Она взглянула на них большими глазами, потом окинула взглядом прочие подарки, поглядела по стенам, увешанным гирляндами и цветами, -- и вдруг опустилась на стул, закрыла глаза руками и залилась целым дождем горячих слез.
-- Господи! -- всхлипывая от счастья, говорила она, -- за что они меня так любят все? Я никому, ничего хорошего не сделала и не сделаю никогда!..
Так застала ее бабушка, неодетую, необутую, с перстнями на пальцах, в браслетах, в брильянтовых серьгах и обильных слезах. Она сначала испугалась, потом, узнав причину слез, обрадовалась и осыпала ее поцелуями.
-- Это бог тебя любит, дитя мое, -- говорила она, лаская ее, -- за то, что ты сама всех любишь, и всем, кто поглядит на тебя, становится тепло и хорошо на свете!.."
Эх, ма... И вот каково было скромным советским школьницам читать эдакое? Мне, кстати, до сих пор кажется странным, что апосля революции все эти тексты не были изъяты из свободного доступа. Была же в годы советской власти дебильная производственная литература, где вся интрига закручивалась вокруг того, кто победит с соцсоревновании. Её, однако, в школе не проходили. По крайней мере, я не помню. Вот это, кстати, очень интересный момент - официальные писатели всё это дерьмо потоком гнали, выполняя госзаказ, а детей - будущих строителей коммунизма, держали от этого подальше, а к дворянским усадьбам поближе :-)

А ведь лучше, чем привольная барская жизнь в своих имениях, до сих пор никто ничего не придумал. Тоска по этому утраченному раю до сих пор носится в воздухе. Недавно, кстати, я снова на эту тему наткнулась у Саймака, когда читала его фантастику. У него будущее описано таким образом, что все свалили из городов в поместья, а роль всяческих слуг-крепостных исполняют лояльные к человеку роботы. Неплохо, да? :-)