[202x316]
http://www.magister.msk.ru/library/philos/rozanov/rozav024.htm
* * *
В рубашонке, запахивая серый (темно-серый) халат, Таня быстрым, торопящимся шагом подходит к письменному столу. Я еще не поднял головы от бумаг, как обе ее руки уже обвиты кругом шеи, и она целует в голову, прощаясь:
- Прощай, папушóк... Как я люблю слушать из-за стены, как ты тут копаешься, точно мышка, в бумагах...
И смеется, и на глазах всегда блестит взволнованная слеза. Слеза всегда готова у ней показаться в ресницах, как у нашей мамы.
И душа ее, и лицо, и фигура похожи на маму, только миньятюрнее.
Я подниму голову и поцелую в смеющуюся щечку. Она всегда в улыбке. Или, точнее, между улыбкой и слезой.
Вся чиста как Ангел небесный, и у нее вовсе нет мутной воды. Как и вовсе нет озорства. Озорства нет оттого, что мы с мамой знаем, что она много потихоньку плакала, ибо много себя ограничивала, много сдерживала, много работала над собою и себя воспитывала. Никому не говоря.
Года три назад (4? 5?) мы гуляли с Коноплянцевым по высокому берегу моря. В уровень ног и чуть-чуть ниже темнел верх соснового бора, отделявшего обрыв "равнины страны" от собственно морского берега. Это около Тюрсево, за Териоками. И говорю я ему, что меня удивляет, что Белинский лишь незадолго до смерти оценил как лучшее у Пушкина стихотворение - "Когда для смертного умолкнет шумный день". Коноплянцев запамятовал его, и я, порывисто и не умея, хотел сказать хотя 2-ю и 3-ю строки. Шедшая все время молча Таня сказала мне тихо:
- Я, папа, помню.
- Ты?? - обернулся я с недоумением.
- Да. Я тоже его люблю.
И тихо, чуть-чуть застенчиво, она проговорила на мои слова:
"Скажи, скажи!!":
Когда для смертного умолкнет шумный день
И на немые стогны града
Полупрозрачная наляжет ночи тень
И сон, дневных трудов награда,
В то время для меня влачатся в тишине
Часы томительного бденья...
Я чувствовал, что слова как "стóгна" и "бденья" - смутны бедной девочке: и если, в какой-то непонятной тревоге, она затвердила довольно трудные по длине строки, то - привлекаемая тайной мукой, сокрытой в строках, кого-то жалея в этих строках, с кем-то ответно разделяясь в этих строках душой. Я весь взволновался, слушая. Коноплянцев молчал. Таня продолжала. И как будто она уже не о другом жалела, а сказывала о себе:
В бездействии ночном живей горят во мне
Змеи сердечной угрызенья;
Мечты кипят...
Она остановилась, ниже наклонила голову, и слова стали тише:
В уме, подавленном тоской,
Теснится тяжких дум избыток;
Воспоминание безмолвно предо мной
Свой длинный развивает свиток:
Робко, по-детски:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Остановилась.
Я вижу в праздности, в неистовых пирах,
В безумстве гибельной свободы,
В неволе, в бедности, в чужих степях
Мои утраченные годы.
Я слышу вновь друзей предательский привет
На играх Вакха и Каприды
так и сказала "Каприды"... Я чувствовал, многих слов она не понимала...
И сердцу вновь наносит хладный свет
Неотразимые обиды.
И нет отрады мне...
Теперь она почти шептала. Я едва.уловлял слова:
- И тихо предо мной
Встают два призрака младые,
Две тени милые - два данные судьбой
Мне ангела во дни былые!
Металличнее и холоднее, как чужое:
Но оба с крыльями и с пламенным мечом.
И стерегут... и мстят мне оба.
Опять с сочувствием:
И оба говорят мне мертвым языком
О тайнах вечности и гроба.
За всю семейную жизнь свою (20 лет) я не пережил волнения, как слушая от Тани, "которая тут где-то около ног суетится", стихотворение, столь для меня (много лет) разительное. Да, но - для меня. А для нее??!! С ее "Катакомбами" Евгении Тур, и - не далее? Почему же не "далее"? Оказывается, она пробегла гораздо "далее", чем нам с мамой казалось. И не сказала ни слова. И только на случайный вопрос, сказав стих почти как "урок" (к "уроку" этого никогда не было), вдруг открыла далеко не "урочную" тайну, - о, как далеко пересягающую все их уроки, классы, учителей.
- Хорошо, Таня. Как ты запомнила?
- Я очень люблю это стихотворение.
- С "Каприда"!?
Прочел маме (в корректуре).
- Как мне не нравится, что ты все это записываешь. Это должны знать ты и я. А чтобы рынок это знал - нехорошо. Ты уж лучше опиши, как ты ее за ухо драл.
Но это был другой случай, на Иматре. Когда-нибудь расскажу в другом месте.
[659x129]
В. Розанов "ОПАВШИЕ ЛИСТЬЯ" КОРОБ ПЕРВЫЙ