Дело было так. С утра я, как это стало обычно, горевала о том, что надо идти в садик. Садик находится во дворе нашего дома, но папа всё равно возит меня туда на машине, потому что потом спешит на работу. Я сижу как взрослая на первом сиденье и плачу. Я прошусь "в школу", "к маме на работу", "в городок", "домой спать": куда угодно, лишь бы не в садик. Папа рассказывает мне, что за мной придут рано-рано, что мне будет весело с детишками и что потом мы будем гулять и играть вместе. Но я почти совсем безутешна. Иногда только немного успокаиваюсь и переспрашиваю папу, когда же за мной придут. 

Когда мы входим в помещение группы, я опечаливаюсь с ещё большей силой. Кругом суета: родители раздевают детишек, провожают их в группу. Никто не плачет, только я. Приходит нянечка и здоровается с нами. Вот я одета, уличная одежда уложена в ящик. Я видимо успокаиваюсь. Папа говорит мне "пока", целует меня. Неожиданно я тоже отвечаю ему "Пока". Папа уходит, оставляя меня в предбаннике в нескольких шагах от помещения группы. 

Он решил, что я согласилась идти в садик. Но не тут то было. Как только за папой закрывается дверь, я открываю свой шкафчик - на нём нарисован зайка. Переобуваю сама туфельки и в садиковом сарафане выхожу в корридор садика. Спускаюсь по лестнице к дверям. История умалчивает, как мне удалось выскользнуть за дверь, которая открывается только по сигналу из садика, но это случилось. Мой побег был остановлен только охранником у самых ворот садика. 

Когда за мной пришла мама, ей сообщили, что воспитательница не видела меня с утра, и строго-настрого велели отдавать меня только в руки воспитательнице. Оказалось, что папа, не увидев знакомую ему воспитательницу, принял нянечку за воспитательницу другой смены. Все очень перепугались. Мне несколько раз объяснили, что я могла уйти и потеряться, так что меня бы не нашли, что я бы не встретились больше с моими родителями. И я несколько раз сказала, что больше так не буду. 

Последние трудности с садиком вызваны сразу двумя причинами. Во-первых, ошибкой был поход в дежурную группу летом. Моё недовольство усиливалось на протяжении всего месяца хождения туда. Там не было деток моего возраста, и вообще всё было не так, как я привыкла. Во-вторых, весь прошлый год ритуал был таков, что меня водила в садик бабушка. Но заболел дедушка, и меня стали водить в садик родители. Для этого (и не только для этого) они временным порядком переселились к бабушке. С утра есть много людей, кому можно покапризничать. Чем я и спешу воспользоваться. 

Кстати говоря, первые поползновения к побегу у меня возникли за день до. В то утро к списку мест, куда я просилась, добавлялся ещё "сбербанк". Туда должна была пойти бабушка, и меня уговаривали, что бабушка обязательно меня туда возьмёт, когда придёт за мной после сна. И вот папа привёл плачущую меня в группу, помог переобуться. Стал снова утешать. И вдруг я как-то успокоилась и сосредоточилась, расстегнула липучку туфельки, сняла её, потянулась к уличному ботинку со словами: "я сама пойду в сбербанк". Папа тогда не придал этому моему движению значения, снова обул меня и постарался успокоить.

В последующие дни и и даже недели ничего похожего не происходило, что немного успокаивает родителей. Похоже, мне действительно нужен был опыт радикального протестного действия, чтобы немного остыть в своём капризе. Когда за мной приходят, я всегда весело играю и даже не тороплюсь уходить. Воспитатели меня хвалят, говоря, что трудности заканчиваются, как только родители уходят за порог группы. 

Единственный и снова радикальный выход, который сразу был ясен родителям, заключается в том, чтобы я ходила в садик дома в Авиагородке. К счастью, нам удалось получить путёвку. С октября меня в мой новый садик будет водить и забирать из него только мама. 

Уже второй раз на папин осторожный вечерний вопрос "Как в садике?" я быстро отвечаю "хорошо", а затем интересуюсь сама: "а почему все спрашивают: как в садике?"