Каждый день я иду этой дорогой. На работу и домой. Можно идти по-другому, и даже короче, но это моя любимая улица. И два раза в день, утром и вечером, я отдаю ей законные полчаса. 
Улица особенная. В любое время года она серая. Лето или осень, солнечный полдень или пасмурный вечер – вокруг все кажется серым. Серые дома, деревья, люди, машины. Почему – не знаю. Как только я выхожу на перекресток, листва вокруг вдруг становится зеленой, автомобили – разноцветными, а прохожие – блондинами, брюнетками, и, как положено, лысыми. А на этой улице все по-другому. И все одинаково. В любой день. В любой час.
Это хорошо. Это правильно. Когда все всегда одинаково – это упрощает наведение порядка. А порядка постоянно не хватает. 
Сегодня все как обычно. Пасмурно, вечер, и моя улица даже серее, чем всегда. Это хорошо. Только одна неприятность портит все. Какой-то мальчишка уже третий раз идет мне навстречу. Это неправильно. В первый раз он прошел совсем рядом и как-то странно улыбнулся мне. Дети не должны улыбаться незнакомым взрослым. Это непорядок. Во второй раз он толкнул меня локтем. Это было бы вопиющим безобразием, но он извинился. “Смотреть надо” – ответил я и пошел дальше. А остановился и уставился мне в спину. И опять улыбался от уха до уха. Конечно, я не оглядывался – это неприлично. Но затылком чувствовал его взгляд. Долго.
Сейчас он опять идет навстречу. Я больше не буду терпеть его хулиганские выходки. Если он еще раз заденет меня, я возьму его за шиворот и отведу в полицию. Пусть там ему объяснят, что такое порядок. А заодно и его родителям, которые, как видно совершенно не умеют воспитывать своего сорванца. Наверное, сами в юности были такими же – шлялись по улицам с волосами до плеч, развязно курили, плевали на тротуар, собирались в гнусных компаниях по подъездам и подвалам и пели идиотские песенки. А потом травились всякой дрянью и шли устраивать беспорядки на улицах. Вот и сыночек вырос в папу с мамой.
Сейчас я ему покажу…
Поравнявшись со мной, мальчишка вдруг остановился, и широко улыбнувшись, громко сказал:
- Купите солнечного зайчика! Пожалуйста!
- Какого еще зайчика ? – машинально спросил я и от неожиданности тоже остановился. Хотя и не хотел.
- Вот такого!
Мальчик вдруг распахнул куртку, и мне в глаза ударил ниоткуда взявшийся солнечный луч! Я инстинктивно взмахнул руками, чтобы защититься от яркого света. 
- Негодяй! Да я сейчас …
От бешенства я лишился дара речи. Какая наглость! Здесь, на моей серой улице такое хулиганство! А мальчишка захохотал и бросил мне прямо в ладони ослепительно сияющий комок. И тут же умчался.
Золотистый комок зацепился за мой рукав. Я попытался сбить его другой рукой. Он увернулся и … захихикал. Пораженный, я остолбенел, и не в силах пошевелиться, смотрел, как на его сияющей поверхности вдруг прорисовались глаза, нос, улыбающийся рот, а над всем этим - два длинных мохнатых уха. “Спятил, - подумалось мне. – Проклятый мальчишка заразил меня заразным сумасшествием. Сейчас пойду в больницу и пусть меня лечат.”
Я попытался сделать шаг, но не смог. Мне становилось плохо. В ушах нарастал зловещий смех этой солнечной твари, глаза уже почти ничего не видели от яркого света, руки и ноги парализовало. В мутнеющем сознании возникла мысль, что надо позвать на помощь, но язык уже тоже не слушался. “Я умираю!” – мелькнуло в голове. А свет вдруг перешел верхнюю грань яркости, стал своим отрицанием, и все исчезло…

Я сижу у открытой балконной двери и курю. Мне нужно как следует подумать, но не хочется. Хочется просто сидеть вот так, не беспокоиться ни о чем и медленно выдувать дым в дверной проем. 
Третий день я не хожу на работу. Не могу. Мне противно придумывать с утра до вечера, как сделать привлекательной очередную мерзость. И я больше не могу заставить себя пройти по той улице. Мне кажется – там отовсюду несет мертвечиной. От моей одежды и ботинок - тоже.
Я не знаю, что буду делать дальше. Может, подамся в дворники и буду мести тротуары. А может, попробую учить детей рисовать. Раньше у меня ведь это неплохо получалось – рисовать. Только я совсем забыл про это. Давно.
Солнечный зайчик сидит в коробке. Конечно, гораздо лучше, когда он скачет по комнате и смеется, но у меня быстро начинают болеть глаза. Я еще не привык. Не вылечился. Серая муть так быстро не проходит – не грипп какой-нибудь. И даже не скарлатина. Но я поправлюсь. С его помощью.
А когда я стану совсем здоров, то возьму коробку под мышку и выйду на улицу. На ту самую. Сделаю над собой усилие. Стану посреди тротуара и подожду прохожего с остановившимися – как у меня недавно - глазами. Он обязательно появится : эта улица притягивает их, как помойка – мух. И когда он поравняется со мной, я раскрою коробку и вытряхну солнечного зайчишку прямо ему на грудь. Так же, как тот мальчишка – мне. Пусть тоже полечится, бедняга. Зато потом порадуется. Как я.
Все-таки, надо бы попробовать найти этого мальчугана. Может, он расколется, где нашел такого ушастого? Я бы подарил кое-кому. Вдруг ее тоже еще не поздно лечить? Виктор Черников.