Князь Владимир Палей — поэт, практически неизвестный в России . В 1916 и 1918 годах он выпустил два сборника стихов, позднее забытых.

Владимир прожил лишь двадцать один год, но весь этот недолгий срок восхищал окружающих своим необыкновенным талантом. Стихи, полные гармонии и блеска, рождались в нем так же естественно, как некогда рождалась музыка Моцарта. Судьбой ему было предназначено стать выдающейся фигурой русской литературы, однако когда в 1918 году он был жестоко убит, его произведения, богатые чувством, юношески свежие и таинственно глубокие, по политическим причинам были преданы забвению, а его любимая страна жила под властью террора, одной их первых жертв которого он стал. Его единственным «преступлением» были родственные связи с династией, чьим членом он официально никогда не был…

«Володя Палей был удивительным человеком, живым инструментом редкой чувствительности, способным производить удивительные мелодии и создавать мир ярких образов. По возрасту и жизненному опыту он был еще ребенком, но его разум достиг высот, до которых добираются немногие. Он был гением».
Таковы первые фразы, которые великая княгиня Мария Павловна, дочь великого князя Павла и его первой жены греческой принцессы Александры, посвятила своему младшему брату в автобиографии «Воспитание княжны», и они не являются преувеличением: Владимир Павлович Палей на самом деле был человеком редких данных и удивительных поэтических способностей.

Владимир родился в необычных обстоятельствах. Мария Павловна писала: «Будучи первым ребенком от второго брака моего отца, он подтверждал теорию, что одаренные дети рождаются от большой любви». И действительно, любовь великого князя Павла и его второй жены Ольги, матери Владимира, была такой сильной и страстной, что бросала вызов неписаным законам царского двора…

28 декабря 1896 года (9 января 1897 года) в Санкт-Петербурге Ольга родила голубоглазого мальчика, нареченного Владимиром. В семье его обычно звали Володей, что в устах младенца звучало как Бодя…

С первых лет жизни стало понятно, что Володя обладает выдающимися способностями. Он одинаково легко выучился читать и писать по-французски, по-английски и по-немецки, а позже и по-русски, прекрасно играл на фортепиано и других инструментах, рисовал. Уже в раннем возрасте он поражал окружающих своей памятью и начитанностью…

Первые стихи Владимир написал на французском языке, который в то время был ему привычнее. А в произведениях 1913 года, опубликованных Ж. Ферраном в биографии великого князя Павла («Агония», «Капли», «Равнодушие», «Песня Терезы», «Бродяга», «Старость»), уже чувствуются огромные способности к созданию поэтических образов и версификации, а также глубокое, искреннее чувство. Тем не менее, большинство его стихотворений на французском языке до сих пор не изданы и хранятся в архивах его родственников во Франции и России, равно как и стихи, написанные по-английски…

К началу 1914 года Владимир превратился в весьма интересного юношу, в котором приятные черты лица сочетались с удивительным обаянием. Он вовсю наслаждался жизнью и вскоре стал известен среди «золотой петербургской молодежи». В январе на бале-маскараде у графини Клейнмихель Ольга Валериановна с удивлением услышала от многих, что ее сын здесь – самый привлекательный, что он похож на «очаровательного принца, о котором мечтают девушки в волшебных сказках»…

В одном из стихотворений он с радостью писал: «Живу я в безоблачной сказке…»…

Однако волшебная сказка в виде балов-маскарадов и веселых поездок в Париж подходила к концу. В августе того же года Европу сотрясли раскаты взрывов – началась Первая мировая война…

Война сократила время учебы в Пажеском корпусе. Уже в декабре 1914 года юноша вступил в Императорский гусарский полк и отправился в Муравьевские казармы в Новгороде для прохождения воинской службы…

Тот факт, что Владимир был сыном великого князя, не спасал его от опасностей и жестокости войны. Не раз его посылали в разведку, не раз рядом с ним падали снаряды и свистели пули. За храбрость он был награжден орденом Святой Анны четвертой степени и произведен в поручики. Много позже его мать писала, что Владимир пользовался любовью и уважением солдат…

В окопах Владимир продолжал писать, но теперь наряду со стихами, посвященными прошлому и любовным переживаниям, появляются и такие, где описываются страдания и разрушения, вызванные войной, благородный труд сестер милосердия, гибель близких друзей по Пажескому корпусу, например подпоручика Рейнталя и Михаила (Миши) Евреинова. Он также перевел на французский александрийским стихом драму великого князя Константина «Царь Иудейский»…

Даже в болотах западной России Владимир пытался сочетать воинский долг и страсть к литературе. Он по-прежнему много читал, становясь все более преданным поклонником Пушкина, о чьем трагическом конце написал драму в стихах «Смерть Пушкина». Но все-таки он предпочитал малые поэтические формы, заполняя страницу за страницей стихами на самые разные темы. Многие из них Владимир посылал домой вместе с потрясающими письмами, причем некоторые тоже были целиком стихотворными. В ноябре-декабре 1915 года он также сочинил пьесу в трех действиях «Белая роза». В основном он писал по-русски, но иногда отправлял сестрам стихи по-французски. В феврале 1916 года он написал одно из лучших своих стихотворений «Пепельница», проникнутое пессимистическими нотами, что, очевидно, соответствовало его тогдашнему настроению.

Наряду с «Пепельницей» появилось несколько любовных стихотворений, в одном из которых, начинающемся словами «У меня на душе было тихо вчера…», есть такие строки: «Но сегодня я снова увидел Ее… Я опять одиноко бледнею…». Кем бы она ни была, на протяжении нескольких месяцев она оставалась его Музой…

Летом 1916 года Владимир подготовил к печати первую книгу стихов, вышедшую в свет под скромным названием «Сборник». В июне, находясь в Ставке, он получил корректуру книги, а в августе она была опубликована в Петрограде. Это было изящное издание с гравюрами; доходы от его продажи пошли на благотворительные проекты императрицы Александры. «Сборник» включал 86 стихотворений, написанных в 1913-1916 годах и посвященных самым разным темам – любви, природе, мифологии, музыке, искусству, театру, семье, друзьям, патриотизму, войне…

Весной и летом 1917 года Владимир много писал, как всегда, на разные темы: воспоминания, природа, мечты, мифология, религия… Произведения этого периода показывают, что он снова влюблен: «Прости меня! Я был тебе неверен…», «Rondel amoureux», «Радость широкая…», «Хладнокровный купидон», «Печаль любви», «Я розы приносил тебе, бывало…»…

По мнению Марии, Владимир работал слишком быстро, и однажды она сказала ему, что, изливая такие потоки стихов, он лишает себя возможности шлифовать их. Володя улыбнулся печально и чуть загадочно и ответил:

« - Все мои нынешние стихи являются мне в законченном виде; исправления только повредят им, нарушат их чистоту. Я должен писать. Когда мне исполнится двадцать один, я больше не дуду писать. Все, что есть во мне, я должен выразить сейчас; потом будет слишком поздно…»…

28 декабря 1917 (9 января 1918) года молодому поэту исполнился 21 год. Старше ему уже не суждено было стать. Княгиня Палей так описала в своих мемуарах этот последний в его жизни день рождения:

«…Мы снова зажгли елку и повесили на нее подарки. Девочки и он (Владимир) приготовили для нас восхитительный сюрприз, сочиненную им пьесу в стихах под названием «L’Assiette de Delft». Ирина и Наталья, подготовленные сыном, превосходно ее исполнили. Наш друг граф Арман де Сен-Савер… ужинал с нами в этот вечер и тоже восторгался услаждавшими слух мелодичными рифмами…»…

Но дни, отпущенные родственникам царя, — неважно, носили они фамилию Романовых или нет, — были уже сочтены. 3 (16) марта Моисей Соломонович Урицкий, один из самых могущественных петроградских комиссаров издал распоряжение, чтобы все члены семьи Романовых явились в ЧК — грозную политическую полицию большевистского режима. Поскольку великий князь Павел был болен, решили, что Ольга Валериановна представит в петроградскую ЧК врачебное свидетельство, Владимир же, не носивший фамилию Романовых, останется дома, и тогда, надеялась семья, на него, возможно, не обратят внимания. Однако сотрудники ЧК потребовали от княгини Палей, чтобы ее сын явился к ним на следующий день.

В соответствии с этим предписанием 4 (17) марта Владимир явился в здание петроградской ЧК. Его принял Урицкий, сделавший ему оскорбительное предложение: «Вы подпишете документ, в котором будет указано, что вы более не считаете Павла Александровича своим отцом, и немедленно получите свободу; в противном случае вам придется подписать другую бумагу, и это будет означать, что вы отправитесь в ссылку».

Это была последняя возможность спасти себе жизнь, но Владимир был человеком принципов. И хотя он кипел от гнева, ему удалось сдержаться и не высказать всего, что он думает. Он лишь пристально посмотрел на большевистского комиссара. От Урицкого не укрылся этот полный презрения взгляд, и он резко произнес: «Ну, раз так, подпишите бумагу о вашем отъезде в ссылку».

Княгиня Палей сделала все, что могла, чтобы вырвать сына из лап ЧК, но было уже слишком поздно. Ее ходатайство было оставлено без внимания: княгине объявили, что Владимиру надлежит прибыть 22 марта (4 апреля) в шесть часов вечера на Николаевский вокзал, чтобы отправиться оттуда в Вятку вместе с другими членами царской фамилии…

В первые месяцы 1918 года Владимир ждал появления своего второго поэтического сборника, в который вошло 85 произведений: 37 из них были написаны в 1916 году, остальные — в 1917-м. В основном это были небольшие стихотворения, но среди них встречались и более объемные вещи, в первую очередь «Мечта и маска» – дневник в стихах, созданный в июне — октябре 1916 года…

Сразу же по приезде в Вятку Владимир начал регулярно посылать письма своим близким. У него возникла мысль написать драму в стихах о жизни Михаила Лермонтова и его гибели на дуэли в 1841 году. По чистой случайности, поразившей его до глубины души, он обнаружил в доме, где жил, старинное и чрезвычайно редкое издание стихотворений Лермонтова с подробной биографией поэта и поспешил сообщить об этом княгине Палей: «Как видишь, дорогая мама, удача меня не покинула. Обещай же, что не будешь так много плакать!»…

Жители Вятки, почти не затронутой революцией, относились к ссыльным благожелательно, приносили им гостинцы, помогали устроиться на новом месте. Особую заботу проявляли монахини местной обители. Обеспокоенные растущими симпатиями населения к членам царской семьи, большевики вскоре решили перевести их в другой город. 17 (30) апреля 1918 года в Царское Село пришла телеграмма от Владимира, в которой он извещал родных, что по распоряжению Москвы его вместе с остальными ссыльными отправляют в Екатеринбург. В Вятке он прожил всего 11 дней.

Столица Урала Екатеринбург считался одним из оплотов большевизма. Узнав о том, куда их переводят, Владимир впал в подавленное состояние, его мучили недобрые предчувствия. «Наши лучшие времена — времена Вятки закончились, — сказал он. — Теперь с каждым днем все будет только хуже и хуже». Товарищи по ссылке стали подшучивать над его пессимистическим прогнозом, но очень скоро обнаружилось, что Владимир был абсолютно прав…

В Екатеринбург Владимир и его родственники прибыли 20 апреля (3 мая) 1918 года, в Страстную пятницу…

5 (18) мая, в день своих именин княжна Ирина Палей получила в Царском Селе телеграмму с поздравлениями от Володи, в которой он, кроме того, сообщал, что их всех отправляют в Алапаевск, маленький городок с немощеными улицами в 120 милях от Екатеринбурга. Великая княгиня Елизавета уже бывала там, летом 1914 года, когда совершала паломничество. Этот заштатный фабричный городок, где в детские годы какое-то время жил П.И. Чайковский, большевики считали наиболее прочным и надежным оплотом коммунизма на северном Урале…

Ссыльные прибыли в Алапаевск 7 (20) мая. На вокзале их ожидали крестьянские подводы, чтобы отвезти в новую тюрьму — так называемую Напольную школу, небольшое кирпичное строение на окраине города, сохранившееся, кстати, до наших дней…

В Алапаевске великая княгиня Елизавета и Владимир еще больше сблизились и полюбили друг друга…

8 (21) июня большевики отобрали у узников почти все их личные вещи: одежду, обувь, простыни, подушки, деньги и драгоценности, оставив им лишь ту одежду, что была на них, и одну смену постельного белья. По-видимому, им также запретили писать письма и даже получать корреспонденцию, что особенно тяжело переживали князья Константиновичи, извещенные о серьезной болезни матери, великой княгини Елизаветы Маврикиевны. Единственное, что им разрешили, — это отправить в последний раз краткие телеграммы родственникам с сообщением о происшедших изменениях. Телеграмма, посланная в полдень Владимиром по адресу: «Палей. Пашковский. Царское Село», гласила:

«Переведен на тюремный режим и солдатский паек. Володя»…

В ночь на 4 (17) июля 1918 года царь, его супруга и дети, личный врач и трое слуг были расстреляны в подвале Ипатьевского дома. Позднее большевики объявили, что царь казнен, а его жена и сын «эвакуированы в надежное место».

Ничего не зная о кровавой расправе в Екатеринбурге, алапаевские узники провели свое последнее утро все в тех же опостылевших комнатах, ставших для них тюремными камерами. По свидетельству поварихи Кривовой, в полдень в Напольную школу прибыл чекист Петр Константинович Старцев во главе группы екатеринбургских рабочих-большевиков. Приехавшие сменили охрану, отобрали у арестантов последние деньги и сообщили им, что вечером они будут переведены в Верхнюю Синячиху — местечко, расположенное примерно в 16 километрах от Алапаевска. На самом деле их собирались отвезти на заброшенный и частично затопленный железный рудник в окрестностях деревни Синячиха, который был заранее выбран местом казни. Одна из шахт рудника, известная как Нижняя Селимская, достигала глубины свыше 20 метров, и убийцы могли рассчитывать, что тела казненных не будут сразу обнаружены…

Прибывший в составе большевистского отряда Василий Рябов рассказывал, что поздно вечером он и его напарники связали за спиной руки великой княгине Елизавете и сестре Варваре, завязали им глаза и вывели из здания школы на улицу, где уже дожидалась вереница повозок. Обеих женщин посадили в одну из них, и та сразу тронулась с места — было заранее решено не вывозить из города всех узников одновременно…

Повозка, увозившая великую княгиню и ее верную спутницу, скрылась из виду, и настал черед мужчин. Князья Константиновичи и Владимир «безропотно подчинились». Их вывели в коридор, так же связали руки, надели на глаза повязку и посадили в повозки. Что же касается великого князя Сергея, то он, по словам Рябова, понял, что происходит, и попытался оказать сопротивление…

Предположительно обоз остановился в нескольких сотнях метров от шахты. Пленникам приказали сойти и повели их к месту, выбранному палачами. По некоторым свидетельствам, по дороге к шахте княгиня Елизавета пела молитвы…

Владимир Палей и его родственники ушли навсегда, пав жертвами страшной бойни, постепенно распространившейся на всю Россию и приведшей к истреблению миллионов людей в последующие десятилетия сурового ХХ века. 18 июля 1918 года русская литература потеряла одного из самых многообещающих поэтов, которому был всего 21 год. Пророческими оказались заключительные строки его стихотворения «Надпись на могиле»:

«Его душа крылом усталым

Вспорхнет, убитая, к Творцу…»

(Из книги Хорхе Франсиско Саэнса «Поэт из рода Романовых. Князь Владимир Палей»)

Использованы материалы сайта http://www.monarchruss.org