Вы, кто живет и дышит чужими снами, каждую сказку пробуя на излом, слушайте: дочь короля вышивала знамя жемчугом, белым шелком и серебром. Бархат струился с колен тяжело и сонно, сумерки прятали поднятые мосты…
Белые ветви росли из-под пальцев ее невесомых,
их осыпали серебряные цветы.
В кронах деревьев плакал осенний ветер, в доме не жгли огня и боялись петь…
Ей говорили: очнись, он не стоит смерти.
Она не хотела знать, что такое смерть.
Что ей Заморье, если не страшно верить, если огонь на башнях не догорел…
…Там, под высоким кровом ночных деревьев,
она вышивала знамя. А он смотрел…

…Смотрел, и вдруг захлестнула – водой по плечи – такая нежность, такая жалость, что в горле ком – к неумелым стежкам, к рукам ее человечьим, к тонкой косичке и дурацкой оправе очков; так обжигала нелепость ночного бреда, так лепетала неведомым языком… Кого он видел в ней, так выдыхая – Melda – будто назвал по имени…
…а потом
август тянулся ветрено и дождливо, к ночи промозглый сумрак казался злей; город шумел, у метро продавали сливы, ранние астры и книжки по пять рублей. Выйти под дождь. Говорить и не знать ответа. Путать легенду и бывшее наяву. Не звезды Варды – слепые огни проспекта рыжим и розовым светятся сквозь листву. Можно шагать вдвоем, напевая песню, выдумать в небе звездное серебро; перебежать проспект, упустить троллейбус, выругаться на квэнья, пойти к метро…
Все, что осталось, - проснуться в одной постели – утро, холодный чай и табачный дым…
…они говорят, это было на самом деле.
…и кто я такая, чтобы не верить им.