Собственно, наткнулась на статью английского "Телеграфа", посвященную Кэтрин Ховард, пятой жене Генриха Восьмого, и вспомнила сериал "Тюдоры". Прелестная девочка-королева с ужимками капризного ребенка и развязной гетеры одновременно. Любовник, разоблачение, раскаяние, слезы, плаха. Отчего-то, хотя Кэтрин была по определению очередной жертвой кровожадного демона короля, ее было не жаль. Потому ли, что традиция описывала всех жен Генриха Восьмого, кроме первой, "порядочной" Екатерины Арагонской, не очень-то благосклонно? Анна Болейн - наглая захватчица, Джейн - покорная скромняга, способная лишь умереть в родах, Анна Клевская - некрасивая, Китти Ховард - развратница, и Кэтрин Парр, последняя - бесцветная, но живучая.
Но вот почитала статью, и как-то больно защемило сердце.
В 2016м году предприимчивая Люси Уорсли, британский историк и тв-ведущая, презентовала свой новый документальный сериал "Шесть жен с Люси Уорсли", основанный на изучении сохранившихся документов, включая письма, который придал знакомым и давно скучным образам новые краски. Особенно драматичная перемена коснулась судьбы Кэтрин Ховард...

Будущая королева попала к королевскому двору по воле всемогущего дяди, герцога Норфолка (ее собственный отец был лишь нищим третьим сыном), устроившего племянницу фрейлиной к новой королеве, Анне Клевской. До сих времен хорошенькая девочка, потерявшая мать в пятилетнем возрасте , находилась под опекой сводной бабушки Агнес , герцогини Норфолк (второй жены деда), среди многих других ее воспитанников. Герцогиня предпочитала не отлучаться от королевского двора, и молодежь была фактически предоставлена сама себе, без малейшего намека на строгий присмотр и глубокое образование. Кэтрин, правда, выучилась писать и читать, но не более того, зато танцевала лучше всех.

Старшие девушки охотно пускали по ночам в "девичью" опочивальню в Чесворт Хаусе молодых пажей, и, вероятно, все секреты отношений мужчины и женщины открылись ей очень рано. Уже в двенадцать или тринадцать лет будущая королева завела роман с учителем музыки, неким Генри Мэноксом, а через два года, когда ее перевели в другую резиденцию Норфолков, Норфолк Хаус в Ламбете, она стала невестой и любовницей Фрэнсиса Дерхема, секретаря старой герцогини, который, как ради этого дал отставку своей предыдущей пассии, Джоан Балмер. Позже ревность, обида и зависть тех, кто делил с Кэтрин Ховард ее прошлое, приведут к сплетням и шантажу и станут причиной ее падения. Никто и представить себе не мог, что эта маленькая бесприданница станет самой могущественной леди Англии, даже если всего лишь на восемь месяцев. Собственно, если бы не ее внезапное возвышение, это прошлое вряд ли вызвало бы вопросы, ведь, в конце концов, пример благоденствия от отсутствия всякой морали исходил сверху - от самого королевского двора.
Но главным козырем обвинения королевы послужил не ее предположительно богатый сексуальный опыт, вопреки тому, что Генрих Восьмой ранее истово верил в невинность своей "розы без шипов", как он любовно называл Кэтрин. Все было гораздо хуже: она обвинялась в супружеской измене с придворным собственного мужа, Томасом Калпепером, что приравнивалось к измене государственной.
Как только король обратил внимание на Кэтрин, что стало результатом блестяще продуманной идеи герцога Норфолка, мечтавшего восстановить свое былое влияние и склонить Генриха к возвращению в лоно католической церкви, у нее сразу появилось множество врагов и поклонников, включая тех, кто желал воспользоваться ею для своего обогащения. Одним из них и стал Томас Калпепер, ее дальний родственник по материнской линии. Осенью 1541 года в руки архиепископа Кранмера, одного из столпов Реформации и врага Ховардов, попадает свидетельство бывшей служанки герцогини Норфолк о том, что восемнадцатилетняя королева прежде уже имела любовников. Мэри Ласалль, которой не удалось получить свой кусок пирога при дворе, сообщила также о том, что своими глазами видела любовное письмо, написанное Кэтрин и адресованное Томасу Калпеперу. Несмотря на явное нежелание короля, винтики обвинительной машины закрутились, и расследование, вывернувшее наизнанку самые интимные, самые потаенные и личные секреты не только юной королевы, но многих ее родственников и приближенных, уже невозможно было остановить.
Однако, несмотря на признание Калпепера, который попытался выкрутиться и возложить всю ответственность на Кэтрин, несмотря на свидетельства Мэнокса и Дерхема, она продолжала отрицать, что совершила адюльтер и умоляла дать ей возможность повидаться с мужем. Отчаяние ее тронуло даже архиепископа Кранмера, но Генрих не пожелал ее видеть.

Лишенная и титула королевы, и всех положенных ее статусу драгоценностей и привилегий, молодая женщина была казнена 13 февраля 1542 года в Тауэре. Имя Кэтрин Ховард навсегда вошло в историю синонимом женской легкомысленности и предательства.
Однако, возвращаясь к Люси Уорсли, взглянем повнимательнее на обстоятельства, сопровождавшие описанные события. Для начала, представим себе девочку, десятого ребенка в многодетном семействе, рано потерявшую мать и с пяти лет отправленную жить в огромном чужом доме, где она была никому не нужна, пока ее красота не стала ценным товаром для могущественных родственников - герцогской семьи Ховард-Норфолк. Девочку, с ранних лет привыкшую наблюдать ночной приход мужчин в спальню, которую она делила с другими воспитанницами, пока один, а затем и второй из джентльменов не заинтересовался ею самой. Распущенность ли это уже созревшей женщины, или покорность судьбе? Вечный вопрос, на который Набоков попытался ответить в романе "Лолита". Письмо, которое позже напишет Кэтрин мужу, умоляя его о прощении, достаточно раскрывает ее взаимоотношения с этими мужчинами:
"Сначала, после льстивых и красивых убеждений Мэнокса, будучи лишь юной девушкой, я много раз терпела его прикосновения к секретным частям моего тела. Затем, Фрэнсис Дерхем, после длительных убеждений, принудил меня к своим порочным целям, и сначала добился того, чтобы лечь на мою постель в дублете и панталонах, а затем в саму постель, и наконец он лег со мной обнаженный и использовал меня так, как мужчина может использовать свою жену, много раз различными способами, но наше общение закончилось почти за год то того, как Ваше Величество женился на леди Анне Клевской и продолжалось не больше четверти года, или чуть больше."

И Генри Мэнокс, и Фрэнсис Дерхем были намного старше Кэтрин, тогда как она едва перестала считаться ребенком даже по средневековым меркам, и имели над ней власть - Мэнокс как ее учитель, и Дерхем, как любимец и секретарь герцогини Норфолк, и никто из них не побеспокоился о том, чтобы сохранить репутацию возлюбленной. Напротив, Мэнокс донес герцогине о романе Кэтрин с более удачливым соперником, а тот, в свою очередь, позже прилюдно бахвалился о том же. Как минимум, она была невинна и неискушена в любовных интригах, в то время как оба мужчины уж точно должны были осознавать все последствия своих поступков.
Когда дядя Норфолк устроил появление Кэтрин в интимном кругу королевского двора, Генриху Восьмому было почти пятьдесят лет, в то время как ей - лишь около семнадцати. У нее вряд ли имелся хоть какой-то выбор, даже если в глубине души она предпочла бы кого-то привлекательнее и моложе. И тут встает вопрос: действительно ли девушка, не по наслышке знавшая о печальной участи предыдущих жен своего супруга (Анна Болейн приходилась ей кузиной), решилась на столь абсурдную глупость, как завести роман с приближенным короля, буквально у него под носом? Ведь Анна лишь четыре года назад потеряла свою жизнь после обвинения в измене, и Кэтрин не могла не понимать, что король не относится к тем мужчинам, кто закроет глаза на супружеские рога. Даже намек на адюльтер мог оказаться смертельным. Она не могла не понимать и того, что двор буквально наводнен теми, кто будет рад поспособствовать ее падению и с удовольствием пристроит в королевскую постель новую избранницу Синей Бороды Генриха. Так почему?...
Люси Уорсли напоминает о том, что Томас Калпепер представляет собой фигуру, весьма похожую на Генри Мэнокса и Фрэнсиса Дерхема. Томас был старше Кэтрин на девять лет и с малолетства вырос при дворе, получив большое влияние, которым он умело торговал. Более того, он был связан с окружением герцогини Норфолк и мог иметь представление о царивших там нравах. И в третьих, в 1539 году Калпепер предположительно обвинялся в изнасиловании жены паркового смотрителя и убийстве крестьянина, но получил прощение от короля. В отличие от Кэтрин, лишь недавно оказавшейся при дворе, то был человек, безусловно, опытный, аморальный, амбициозный и неглупый, что идет в разрез с предположением, что его могла настолько ослепить страсть к королеве, что он мог поставить на кон все, что имел, лишь ради короткой и вряд ли перспективной интрижки.
Из всех писем, написанных Кэтрин Ховард к Томасу Калпеперу, уцелело лишь одно, которое долгое время являлось, по мнению историков, доказательством их любовных отношений. Вот отрывок из него (исследователи, кстати, отмечали, что Кэтрин писала довольно безграмотно).
Мастер Калпепер,
я всей душой вверяю себя вам, молю вас послать мне слово о том, как вы поживаете. До меня дошла молва, что вы больны, что ввергает меня в сильную тревогу до тех пор, пока я не получу весточку от вас, умоляя вас послать мне известие о том, как вы, ибо я еще никогда ничего так не жаждала, как сейчас, чтобы увидеть и поговорить с вами, что, я надеюсь, случится вскоре. Это успокаивает меня, когда я думаю о том, а когда снова думаю о том, что вас не будет со мной, мое сердце разрывается, от мысли, что же это за рок судьбы, запрещающий мне быть всегда в вашем обществе. Мое доверие всегда с вами в том, что вы поступите так, как обещали, и на эту надежду я полагаюсь, молясь о том, чтобы вы пришли...
Ваша на всю жизнь,
Кэтрин.

И вот тут я соглашусь с Люси Уорсли, что подобное письмо не слишком тянет на любовное. Миссис Уорсли считает, что Кэтрин могла написать его под давлением Калпепера, который мог шантажировать ее своей осведомленностью о ее "бурном" прошлом в Чесворт Холл и Ламберте. Американка Рета М. Уорнике, профессор истории Аризонского университета и исследователь эпохи Тюдоров (ее статьями пользовалась Филиппа Грегори для своих книг), тоже полагает, что отношения между королевой и Калпепером между апрелем и сентябрем 1541 года были весьма далеки от сексуальной интрижки, мотивированной любовью или легкомыслием. Томас Калпепер, подчеркивает она, служил королю в его личных покоях, где тот ел, спал и развлекался. Поэтому, обладая гораздо лучшей осведомленностью о крутом нраве Генриха, как и о придворных интригах, он не мог подвергнуть себя столь очевидной опасности, зато мог попытаться манипулировать юной королевой, которая оказалась в весьма сложном положении в тот момент.
[300x]Как раз тогда Фрэнсис Дерхем объявился при королевском дворе и начал открыто хвалиться своими предыдущими отношениями с Кэтрин Ховард. Король снова был тяжело болен, впервые после долгой ремиссии, и врачи всерьез опасались за его жизнь. Двери его комнат закрылись для всех, включая королеву, с которой он ранее был практически неразлучен. И как раз в это тяжелое время, когда ее будущее становилось все более неопределенным, Калпепер внезапно начал тайно встречаться с Кэтрин в ее покоях.
Существующие документы свидетельствуют о том, что королева виделась с ним исключительно в присутствии леди Рочфорд, своей приближенной (и вдовы брата Анны Болейн), а когда та однажды попыталась удалиться, дабы дать им возможность разговора наедине, Кэтрин велела ей остаться.
И даже письмо, приведенное выше, не содержит ничего, кроме обычных витиеватых любезностей, принятых в переписке в эпоху Тюдоров, и явной тревоги и зависимости от получателя письма.
[300x] Но было уже слишком поздно. Несдержанность Дерхема привела к его аресту и допросу с пристрастием, в результате которого всплыло имя Калпепера. Были также задержаны герцогиня Норфолк, ее сын и леди Рочфорд, а позднее многие другие, связанные с именем Кэтрин и Ховардами. Точно также, как это было с Анной Болейн, юная королева была обвинена в государственной измене, к каковой приравнивалась супружеская измена монарху. Калпепер пытался утверждать, что королева сама буквально домогалась его, в то время как Кэтрин, признавая совершенные в прошлом ошибки и отношения с Дерхемом, отрицала, что имела роман на стороне с кем бы то ни было во время своего брака.
Однако, те, кто был заинтересован в том, чтобы изменить соотношение сил при дворе и убрать герцога Норфолка и Ховардов, уже разыграли беспроигрышную партию, и невинность или виновность королевы уже не имела никакого значения. Стареющий монарх нашел утешение в охоте, не желая больше ничего слышать о той, которую он лишь недавно называл чудесной "розой без шипов".

P.S. После смерти Кэтрин даже семейство Ховардов поспешно убрало ее изображение из своей фамильной портретной галереи. Однако, как полагали, уцелела приведенная ниже миниатюра, согласно которой у королевы были каштановые или темно-русые волосы, бледная кожа и карие или темно-серые глаза.
Другим возможным вариантом изображения Кэтрин Ховард являлся портрет, находящийся в настоящий момент в музее в Толедо и даже имеющий некоторое сходство с первым:
[300x] Однако, по мнению современных исследователей, хотя женщина, изображенная на миниатюре и портрете, несомненно имела очень высокий статус, о чем свидетельствует ее наряд и украшения, ею могла быть и другая знатная леди, например, одна из племянниц короля, а не королева. Сохранилось несколько документальных свидетельств иностранных посланников о необыкновенной привлекательности Кэтрин Ховард, которая должна была соответствовать принятым в то время идеалам красоты: золотистые волосы, маленький рост, небольшая грудь, веселый и кроткий нрав. Поэтому недавно была выдвинута гипотеза о том, что другой портрет кисти Голбейна более вероятно описывает прелестную юную девушку, умершую в восемнадцать или девятнадцать лет, поразившую короля, человека в высшей степени эгоистичного и все более неуравновешенного, настолько, что он был готов исполнять каждое ее желание, пока не обнаружил, что его чудесная игрушка не столь безупречна, как ему представлялось:


О дивной розе без шипов
Давно твердят в стихах и прозе;
Издревле молим мы богов
Открыть нам путь к чудесной розе:
Ее в далекой стороне
Цветущею воображаем;
На грозной мыслим вышине,
К которой доступ охраняем
Толпой драконов и духов,
Средь ужасов уединенья —
Таится роза без шипов;
Но то обман воображенья...

В.А. Жуковский