Телефонный звонок прорывается сквозь мелодично орущих на всю квартиру Диезов. Делаю потише, нехотя плетусь через всю комнату к надрывающейся из последних сил трубке.
    - Алё?
    - Здравствуйте, мне бы Наталью Козлову…
    - Щас.
    Трубку на кухню – маме. Закрывая за собой дверь краем уха ловлю обрывок разговора:
    - А во сколько вы завтра играете? – воодушевлённо интересуется мама. - Да, я смогу… Ещё бы, столько лет не виделись!
    Во мне зарождается крохотная искорка любопытства и на какое-то время вытесняет обыденное безразличие. Дожидаюсь конца разговора и возвращаюсь на кухню.
    - Филимонов звонил, - сообщает мама с кроткой и даже какой-то детской улыбкой. - Они в Москве, участвуют в каком-то турнире в вашей спорт-школе, в Пролетарке. Завтра поеду на игру. Двадцать лет ведь не виделись…, - добавляет она со вздохом, полным грусти по чему-то давно ушедшему и радости о предстоящей встрече.
    Филимонов – мамин детский тренер. Именно он растолковывал ей основы волейбола на далёком Урале, а потом передал в руки Карполя, открыв ей дорогу в большой спорт, путь, усеянный победами и поражениями, пропитанный потом и слезами. Путь к олимпийской медали и прочим наградам.

    - Я поеду с тобой, - вспомнив, что тоже не заезжала к своему тренеру года полтора, говорю я. – Вот только… последнюю пару придётся пропустить, - добавляю я осторожно.
    - Едем! Непременно едем! – восклицает мама.
    Учёба побоку, завтра - день воспоминаний.

    На следующий день на всех парах лечу из института домой. Дверь открывает полусобранная мама.
    - Какая ты у меня сегодня фигуристая, - полушутя произносит она вместо приветствия, окидывая взглядом мои чёрные джинсы-колготки и маечку Vans в обтяжку.
    - Есть немного, - отвечаю я, на ходу вытаскивая из сумки учебники и оставляя их, где придётся.
    Через 1о минут мы уже на улице. До спортивки недалеко – минут 2о на метро и вдвое меньше на автобусе. Всю дорогу спорим из какого вагона выходить и в какую сторону поворачивать.
    - Мам, ну я же там 11 лет протренировалась. Мне ли не знать?! – уверенно заявляю я. Да, мой мозг не без топографического кретинизма, но уж эту дорогу я не забуду никогда!
    Автобус подъезжает к нашей остановке. А школа то всё та же: огромный плакат юношеских игр за 2оо2 год над входом и стены, выкрашенные в непонятный бежево-оранжевый цвет. Вот только вокруг теперь сплошная стройка – какие-то высотные здания. Наша родная трёхэтажная Пролетарка как-то теряется среди этих громад.
    Заходим. На немой вопрос вахтёра мама небрежно бросает:
    - Мы на соревнования.
    - А вы хоть знаете, куда идти? – с усмешкой интересуется он.
    - Ещё бы, - шиплю я себе под нос, и мы проходим.
    Турнир посвящён памяти Галины Николаевны Волковой, моего самого первого детского тренера. В холле - её портрет в чёрной рамке и парочка засохших гвоздичек под ним. А я без цветов. Становится не по себе. Я в нерешительности замираю перед портретом, но мама уже тянет меня за руку дальше по коридору в сторону зала. Все с нами здороваются и искренне улыбаются, но кроме «как дела?» спросить им у нас больше нечего. Машинально раскидывая в разные стороны «здрасте-здрасте» и «хорошо-а-у-вас», пробираемся в зал. Все наши рассказы припасены для других, особых, людей.
    Игра «Уралочка» против «Обнинска» в самом разгаре. На дальней площадке у боковой линии в ауте стоит великий и ужасный, воспитавший не одну и даже не двух Олимпийских Чемпионок, Филимонов в домашних тапочках, которые ему велики размера на три, и ростом не более полутора метров. Он покрикивает на свою команду, несмотря на то, что они уверенно ведут со счётом 15:8.
    Я смотрю на этого маленького и, в тоже время, огромного в силу своих заслуг, человечка, и моя память уносит меня в далёкий 2оо1 год. Мы с командой приехали в Волгоград для участия в Первенстве России. И вот, после опробывания зала ко мне подходит маленький старичок и спрашивает:
    - Ты ведь Козлова? Таня Козлова?
    - Да, - отвечаю я, пребывая в лёгком недоумении. Откуда он может меня знать?
    - Очень приятно! – говорит дедуля, пожимая обе моих руки в своих ладонях. Они у него несоизмеримо большие, по сравнению со всей его крохотной фигурой. Большие и очень тёплые. И взгляд тоже тёплый, добрый.
    Я вопросительно смотрю на него сверху вниз, но рук не отнимаю.
    - Я тренировал твою маму, когда она была, как ты… даже наверное чуть помладше, - наконец объясняет он. – Мне сказали, что её дочь участвует в этих соревнованиях, и я зашёл посмотреть на тебя. Мне даже не потребовалось спрашивать у вашего тренера, которая из вас Козлова. Я сразу тебя узнал. Ты так похожа на свою маму...
Я уже слышала фразу про нашу с мамой схожесть миллионы раз, и она давным-давно порядком мне надоела. Но из его уст она звучала как-то иначе. У меня внутри всё сжалось, а на глаза навернулись слёзы.
    Его глаза тоже блестели от влаги, а он всё не отпускал моих рук и продолжал твердить:
    - Рад, очень рад… Так похожа… Так похожа…
    В эти мгновения я каждой клеточкой чувствовала его отцовскую любовь к моей маме и даже ко мне самой.
    Вот и теперь когда, дождавшись окончания игры, завершившейся безоговорочной победой «Уралочки», мы с мамой подошли к нему, он обнял нас обеих, как родных и усадил на лавочку.
    Вскоре я покинула их, предоставив возможность побеседовать наедине в этом шумном спортивном зале, в котором ни на секунду не смолкали крики болельщиков и игроков, стук мячей и свистки судей.
    Я вышла в коридор. Из раздевалки выбежали какие-то девчонки в тренировочной форме.
    - Смотри, смотри! Восемьдесят седьмой! – услышала я шёпот за своей спиной. Да, когда-то и мы с девчонками точно также тыкали пальцами в выпускников и выпускниц нашей спорт-школы, зашедших посмотреть, что и как. Помнится, я шептала соседке на ушко: "Смотри, восемьдесят первый пришёл", а про себя думала: "Какие они уже взрослые все, вот бы и мне..."
    Я направилась разыскивать моего тренера, Светлану Николаевну. У неё в это время была тренировка, которая из-за соревнований должна была проводиться либо на лестнице, либо в тренажёрке, либо в гимнастическом зале. В последнем я её и обнаружила.
    - Здравствуйте, - поздоровалась я, заливаясь краской. Я впервые так долго не появлялась в спортивке и не навещала её.
    - Ну здравствуй, - ответила она свойственным только ей одной тоном.
    Затянулся разговор, скроенный из миллиона кусочков, каждый из которых важен и не может не быть обсуждён.
    Во время пауз Светлана Николаевна обращалась к своим девчонкам, девяносто пятому году, давая им новые задания:
    - Три серии по 3о – на пресс. 5о приседаний. Миронова, я сказала три серии!
    Я улыбнулась: Светлана Николаевна каким-то чудесным образом всегда успевала посчитать абсолютно за всеми, будь нас на тренировке 5 или 25. Ох, и сколько же мы в своё время натерпелись из-за этой её уникальной способности…!
    - Ну что стоишь, Тань? Бери скакалку и 4 серии по 25 с двойным прокручиванием!
    Я дёрнулась с места в сторону кучи скакалок. Потом опомнилась: там, в гимнастическом зале, уже есть другая Таня, худенькая, с длинными, путающимися ногами и толстенькой русой косой, она уже взяла в руки скакалку и обречённо посмотрела на одну из ручек, потом вздохнула, закусила нижнюю губу и сделала первый прыжок…
    В зал зашла мама:
    - Здравствуйте, Светлана Николаевна! Вы извините, но нам пора... пойдём, Тань.
    Я запинаясь произнесла: «До свидания» и поплелась следом за мамой, а перед глазами у меня ещё долго стояла та худенькая девочка, готовящаяся сделать свой первый прыжок.

                                                                                                                                                                              5 ма’о8

upd

- Мам, на вот, почитай... Я написала рассказ про сегодняшний день...
- Там, я надеюсь без суицида?

Ппц))