Её танец был стремителен. Она танцевала так, словно не задумывалась над движениями, они будто сами в ту же секунду рождались в её воображении, а она просто исполняла волю вдохновения… Музыка была её верным помощником. Она всегда полагалась на музыку Случая. В жизни, на сцене… Она всегда знала: Жизнь – это есть большая сцена. Те же огни софитов, тот же занавес, тот же сумасшедший и тихий мир кулис, та же игра великолепных или нерадивых актёров… Кто-то из них играет для души, живёт своей игрой, как она сейчас жила в своём танце, а кто-то стремился лишь к деньгам, выгоде и славе… Жизнь – театр. Великий театр абсурда. И лишь немногие из его актёров настолько вжились в свои роли, что действительно превратились в тех героев, которых им выпало изображать. Чья-то роль совсем маленькая, он лишь появляется в начале первого отделения – а потом исчезает… Куда? Уходит за кулисы, в тень, становится невидимым…

Невидимым для кого? Кто смотрит эту комедию, эту комедийную запутанную паутину жизни? Кто зритель всего спектакля? Где они – зрители? И где зрительный зал? На небе? В чёрной бездне вечной пропасти ада? Где?

Она не знала. И никто не знал. Но те, для кого она сегодня танцевала, сейчас забыли обо всём на свете, наблюдая за танцем, сливаясь с ним и с музыкой. Она погружала их в стремительные движения ветра, звёздная ночь мерцанием звёзд на её одеждах мягко обволакивала их, даруя свободу – ту свободу и простор для счастья, которые возможны только тогда, когда наслаждение и вдохновение, сливаясь в одном порыве, царят вокруг, заполняя собой каждый миллиметр пространства, присутствуют в каждом вашем вздохе, проникают в ваше сердце!..

Её танец был для неё всем. Она выступала редко, но каждый выход на сцену давал ей жизнь, смысл жизни и свободу. Подчиняясь вдохновению, она творила – творила своим телом в мерцающем развевающемся чёрном платье свободу для себя, сказку для тех, кто на неё смотрел… Даже сам воздух в зале наполнялся гармонией, стремительным вихрем танца, волшебством и очарованием музыки и её выступления. Она не знала, какие движения она делала, чтобы получился танец. Она была гениальной танцовщицей. Нет, даже не танцовщицей! Это слово здесь не подходит. Она была гением музыки и танца, Маэстро… Настоящим Маэстро…

После её выступлений – редких, но таких запоминающихся! – люди возвращались домой по-настоящему радостными и счастливыми. Их личные проблемы решались сами собой, так же быстро и стремительно, как движения её танца, или же отступали совсем. Её образ был ненавязчив, но всё же он надолго оставался в памяти зрителей. Стройная девушка, в чёрных одеждах и чёрных пуантах… Тонкие, чуть ли не прозрачные, гибкие руки, свободная осанка… Тёмно-каштановые волосы, бледная тонкая кожа, чуть розовевшая на щеках, когда из зала неслись оглушительные аплодисменты, и на сцену выносили букеты цветов… Аккуратные губы... И большие серьёзные глаза. Серьёзные даже во время танца. Наверное, от этого и сам танец воспринимался не как обычное развлечение, а носил в себе какую-то искорку чего-то более… глубокого, серьёзного.. Она наделяла каждое движение большим смыслом, который открывался сердцам зрителей, которые желали его познать... Её лицо оставалось серьёзным и грустным всегда… В обычной жизни оно казалось более замкнутым, недоступным, закрытым, отчуждённым, далёким… Когда она появлялась на сцене, неяркие, но нежные, почти прозрачные краски заливали его. Оно как будто оживало, начинало дышать… В своём танце она открывалась всем. Она раскрывала свою сущность, она воплощала мечты свои и мечты зрителей. Её танец был связующим звеном между обычной жизнью и целью, к которой мы все стремимся… К цели быть свободными… К цели быть счастливыми в этой бешенной жизни, которая – театр для всех, которая – и есть стремительный танец каждого из нас в отдельности и всех людей вместе… Её танец был доступен каждому, потому что это был и их танец. Она учила в вечном танце жизни быть счастливым, она превращала жизненный круговорот в радужные брызги голубого бесконечного океана…

Она была вся в чёрном… Её танец был стремителен…

Секунда. Всего одна короткая секунда. Почти миг. Почти мгновение…

В очередном волшебном прыжке её почти ослепила яркая вспышка света. Ей показалось, что это был чистейший свет, впервые пролившийся на неё с небес… Ей показалось, будто небеса наконец-то обратили на неё своё внимание… Ей показалось, что теперь её жизнь изменится, то счастье, которое она столько лет дарила людям, наконец, вернёт ей одну, всего одну маленькую свою капельку, радужную капельку свободы… Она была послана на зёмлю из самых глубин ада. С самого его дна. Ей был возвращён свет – настолько, чтобы видеть сцену и зрителей. Ей было подарено вдохновение – настолько, чтобы дарить этим зрителям счастье. Дарить, не получая ничего взамен…

Эта яркая вспышка света, обрушившегося откуда-то сверху… У неё в груди возникло чувство… Ей показалось, что сейчас что-то произойдёт, что сейчас, через одно мгновение она перестанет быть тем, кем она является, что свет примет её… Или хотя бы не отвергнет…

Ей показалось.


Зрители видели другое. Огромный софит, светивший на танцовщицу сверху, внезапно сорвался и стремительно полетел вниз… Она танцевала, не замечая его, а он приближался к ней, неся с собой всё неизбежное, всё роковое… Она красиво подпрыгнула в танце… Миг – и на её лице появилось удивление. Ещё через мгновение на нём застыло выражение надежды на долгожданное счастье…

Застыло навсегда.


«Вчера в девять вечера в Театре Оперы и Балета погибла известная танцовщица…»
Журналисты со свойственным им хладнокровием и деловитостью описали события, случившиеся вчера вечером. Два дня люди вздыхали над газетами. Через неделю они забыли всё.