Ты звонишь, а я не беру сейчас трубку. И не потому, что не хочу слышать твой голос - что за кощунство, я не то что позволяю себе эту мысль, я даже нахожу наглость ее написать - я просто...просто боюсь, что вдруг, каким-то непостижимым образом, разговор не заклеится. И ты надумаешь там себе что-то свое, никогда не высказываемое - и все снова покатится под гору.
Истинно чугунный маятник...еще две недели назад все мысли о том, что когда-то мы не могли прожить друг без друга и дня, что прожигали баснословные суммы на телефонные разговоры, говорили друг другу "солнце" и любили долго сидеть в обнимку - казались до нелепости абсурдным пережитком витьеватого сна rem-фазы. Месяц без тебя, месяц без тебя по доброй воле накинул на все это неумолимое белое полотно, как то, чем накрывают умерших.
И снова абсурд, другого рода, но абсурд - одна единственная личная встреча полыхнула, сметая все и опрокидывая кувырком. Она перелистала пожелтевший ворох тех воспоминаний и выжала глухие слезы, о которых я никогда не скажу тебе - хоть ты и сказала мне тогда начистоту, что тебе больно. Я никогда, никогда не скажу тебе, что я не настолько чист перед тобой,как убеждал, что я на самом деле вполне допускал уже возможность вычеркивания тебя из своей жизни. Одно сомнение во мне - и все закончится, и я потеряю тебя, и даже при возможности пережить - простить не смогу себе этого никогда.
Ведь я знаю, что ты учитываешь каждую мелочь, каждый мой шаг в твою сторону и каждую интонацию - ни с кем и никогда не буду я себя вести так чутко, как с тобой...да я руки тебе целовать готов, а ты и не подозреваешь...
А теперь я слышу от тебя то "соскучилась" - раз в несколько часов...и не нужен мне уже никто, и я готов наплевать на остальное.
И слезы, слезы неверия (я теперь тоже стал недоверять тебе в этом плане), слезы глупой влюбленности и мнительности то и дело ощупывают глаза - и так хочется поцеловать тебя и прижаться, и почувствовать на себе твои руки, и чтобы ты засмеялась своими ядовитыми глазами.