В результате скрытых маневров я набрел на нее в спальне матери. Оттягивала перед зеркалом веко, стараясь отделаться от соринки, попавшей в левый глаз. Клетчатое платьице. Хоть я и обожаю этот ее опьяняющий каштановый запах, все же мне кажется, что ей бы следовало кое-когда вымыть волосы. На мгновение мы оба заплавали в теплой зелени зеркала, где отражалась вершина тополя вместе с нами и небом. Подержал ее грубовато за плечи, затем ласково за виски и повернул ее к свету.
"Оно вот здесь", - сказала она, - "я чувствую"...
"Швейцарская крестьянка кончиком языка"...
"...Вылизала бы?"
"Именно. Попробовать?"
"Конечно, попробуйте".
Нежно я провел трепещущим жалом по ее вращающемуся соленому глазному яблоку.
"Вот здорово", - сказала она, мигая, - "все ушло".
"Теперь второй глаз".
"Глупый вы человек", - начала она, - "там ровно...". Но тут она заметила мои собранные в пучок приближающиеся губы и покладисто сказала: "О'кэй".
Наклонившись к ее теплому, приподнятому, рыжевато розовому лицу, сумрачный Гумберт прижал губы к ее бьющемуся веку. Она усмехнулась и, платьем задев меня, быстро вышла из комнаты. Я чувствовал, будто мое сердце бьется всюду одновременно.

Владимир Набоков "Лолита"