[250x275]Самый грамотный, опытный, рассудительный, — в общем, «главный» человек в поселке Комсомольском и на всех Черных Землях (в Черноземельском районе) — это несомненно Наран Горяевич Бикшиев. В округе охотоведа знает каждый зверь и человек.

Странное дело: мы ведь не оповещали заблаговременно о своем приезде, а вошли — и на столе уже свежесваренный калмыцкий чай. Хозяйка дома — худенькая бессловесная женщина — появилась в комнате как из-под земли. Мелькнули над столом ее руки, влага зажурчала в пиалах, и каждый из гостей получил свою — с почтительным поклоном. Женщина накрыла на стол и — удалилась. Напиток источал густой аромат мускатного ореха, парного молока и сливочного масла. На столе был и обязательный атрибут традиционной трапезы, аппетитные борцоки — лепешки из сдобного теста, которые жарятся в кипящем жиру. Причем лепешки не плоские, а фигурные и «со смыслом»: если вам подают «хуц», то есть изделия в виде барана, значит, желают большого приплода. Узорчатые намекают на солнечный свет и удачу, а самые красивые крученые «мошкут» — символизируют «узел счастья», одну из Восьми буддистских драгоценностей. Как раз такие лежали у нас на столе.

В остальном же обстановка дома ничем не обнаруживала национальности его владельца. Подобная мебель живет в любом уголке постсоветского пространства. Обычные оконные рамы и скрипучие дверные петли. Но сейчас скрипеть ими никто не смеет — глава дома говорит с гостями:
— Антилопу вы так просто не увидите… Нынче сайгак боязливый пошел, — постепенно, словно рассказывая сагу, говорил Бикшиев, — раньше он человека не боялся, спокойно выходил на дорогу. А теперь приходится идти глубоко в степь — без оружия и без фотокамеры. Зверь же не отличит. Уж очень он пострадал за последние 40 лет: было 700 тысяч голов, сейчас еле 20 тысяч наберется. Что поделаешь с проклятым браконьерством?..

— Но вы же охотовед — кому знать ответ, как не вам?

— Да, калмык в душе своей — охотник, этого не вытравить, — помолчав, заметил наш хозяин. — Я и сам всегда был таким: если чувствуешь силу, почему не встать, не взять винтовку, не выйти на единоборство с сильным противником? Вы думаете, сайга — легкая добыча?! А вот она разбежится до 90 километров в час — попробуйте, подстрелите. Все из-за носа. Он действует как настоящий кислородный мешок, позволяя копытному не задыхаться на бегу. Но когда расстреливают животных с вертолета и не смотрят, самка ли под тобой, детеныш ли — с этим варварством я никогда не смирюсь.

Тут охотовед даже слегка ударил кулаком по столу. Потом продолжал уже мягче:
— Вообще-то особенно стали свирепствовать браконьеры в начале 90-х. Просто от нужды. Есть людям было нечего, а у сайгака мясо диетическое. К тому же развалился весь старый охотнадзор… А теперь все больше за рогами гоняются. В них пантокрин — говорят, очень ценное вещество.

— …А все же, чем оно так ценно? От чего помогает? — перекрикивая гул «шнивы», наседала я сутки спустя на нового ученого провожатого, профессора биологии Арылова, который, бросив текущие лекции в Элистинском университете, любезно согласился показать нашей «команде» заповедник-питомник Яшкульский. Там калмыцкая антилопа нашла надежный приют.

— Поверите ли — не знаю. Вокруг препаратов с пантокрином столько тумана… А фармацевты, вообще, не любят делиться секретами, — задумчиво произнес Юрий Нимеевич. — Так вот и выходит: у них — секреты, у нас — животные. И мы во что бы то ни стало должны сохранить хотя бы минимальный генофонд. Сайга — существо стадное, ниже 10 тысяч голов — это уже не популяция. Ее шансы на выживание в степи минимальны…

При этих словах мотор в последний раз сердито фыркнул и заглох. Остаток пути пришлось преодолевать пешком, что, однако, только воодушевило нашего ученого друга. Он метался от растения к растению, срывал пучок за пучком, страстно их нюхал, сыпал латинскими названиями. Я все ждала, когда профессор перемажется в мокрой зелени, но его университетский лоск был непобедим.

[250x228]Питомник расположился на обширном пространстве — за сутки, думаю, не обойдешь. Да и границу глазом нельзя было бы определить, если б не тонкая сетка, отделяющая от воли «загон» с ручными сайгаками. Кстати, завидя нас, они так же «упорхнули» в глубь своей огромной «клетки», как поступили бы на их месте «дикари». Видимо, не такие уж питомцы Яшкульского домашние по духу, хоть и живут здесь уже в пятом поколении.

— Жаль, что вы не приехали раньше, — приговаривал меж тем Нимеевич, любовно оглядывая своих «чад». — Буквально месяц назад мы выпустили в степь трех самцов — удивительные красавцы! Конечно, надели на них спутниковые ошейники, но я этой «технике» не очень доверяю. Ошейник с себя стащить для такого рогача — можно сказать, раз плюнуть. Поэтому я не удержался и одному раскрасил бока женской краской для волос. Она издалека видна — мне уже несколько раз сообщали, что видели этого, крашеного, в степи. И раз так, я спокоен — если первый месяц на свободе выдержал, значит, и дальше будет бегать. Надеюсь, какой-нибудь юный натуралист, встретив его лет через пять, не раструбит на весь мир, что открыл новый подвид сайгака.

Сайгак — упорное животное. Случись с ним несчастье — отбился от стада, потерялся, — ничто не заставит его остановиться, пока он жив: ни одиночество в степи, ни ночной волчий вой, ни люди с винтовками. Он долгие месяцы будет бродить, голодать, но, как правило, выйдет к своим, хотя и к «другим своим». И его примут в новой семье как родного…

Путь и род — вот круг жизни «носатого» зверя. На длинном историческом пути он прошел мимо сгинувших в небытие мамонтов, туров, тарпанов, и вот наконец встретил человека. Калмыка. Выяснилось, что они родственные души — тот тоже вечно идет куда-то со своим хотоном (родовым селением).

И хотя вот уже восемьдесят лет, как мои соотечественники перешли к оседлости, они все еще кочевники — на пути к благополучию, к знаниям. И к нирване, конечно. Калмыки говорят: «Белой дороги тебе, путник».

Информация и фото с сайта: http://www.vokrugsveta.ru/vs/article/1364/

Место на карте