Кто хоть раз увидел природу Камчатки-непременно захочет туда вернуться.
___________________________

Авачинская бухта, 1854 г.

Авачинская бухта - попытка высадить десант. 1854 год

17 августа в Авачинскую бухту медленно вполз пароход «Вираго» под американским флагом. Осторожно карабкался «Вираго» по бухте, а на палубе Прайс, стараясь не показывать подчиненным удивления, раздражения и страха, осматривал береговые укрепления, Петропавловскую гавань, где стояли в боевой готовности «Аврора» и «Двина». Сил у русских было гораздо меньше, но Прайса удручало другое: в движениях людей, копошившихся на берегу, на палубах, чувствовалась необъяснимая уверенность в своих силах, в победе. Выиграть русские не могли. 44 пушки на «Авроре», 12 — на «Двине», 3, 5, 11 —на трех береговых батареях против 200 пушек гораздо большего калибра — на бортах кораблей союзников. Это слишком большой перевес, чтобы сомневаться в успехе. Но Прайс... не верил в победу! Хотя скрывал это от подчиненных.

«Вираго» покинул Авачинскую бухту.

Вечером Прайс собрал военный совет. Разработанный ими план предстоящей операции был принят. Английские и французские офицеры покинули главнокомандующего. 18 августа перед началом сражения адмирал по привычке прогуливался с капитаном Бэрриджем по палубе.

Прогулялся. Направился в каюту, оставил дверь открытой, извлек из ящика стола пистолет и выстрелил себе в сердце.

Самоубийство. Ничем не оправданное предательство английских и французских солдат. Скрыть от них «подвиг» Прайса было невозможно. Перед боем они узнали о самоубийстве, поняли причину гибели Прайса. Он не верил в успех операции. А разве можно, не веря в успех, победить? Адмирал Депуант принял командование эскадрой и на следующий день приказал открыть огонь.

Боевая работа отвлекла воинов от дурных мыслей, гул боя развеял сомнения.

Пушки крупного калибра крошили укрепления русских, те стреляли редко, но метко, нанесли повреждение фрегату «Президент». Депуант послал десант на батарею 4 мичмана Попова. Тот заклепал орудия, покинул батарею. Французы потоптались на позиции неприятеля и вернулись на корабли.

За ночь русские привели в порядок батареи. Утром бой продолжился. Основной удар Депуант нанес по батарее 1. Английский пароход взял по бокам на буксир два фрегата, третий подцепил сзади и потащил их к сигнальному мысу, где размещалась батарея 1. Русские солдаты рассмеялись, глядя, как «англичанин (пароход) на французский манер кадриль выплясывает». Смех перед боем — дело полезное, но вот три фрегата построились в ряд, и около 100 пушек уставились жерлами на позицию русских. Битва началась в 9 часов. На батарее 1 находился губернатор Петропавловска генерал-майор Завойко, спокойный человек. Его спокойствие передавалось воинам, впрочем, все командиры сработали в тот день надежно и самоотверженно. Лейтенант Гаврилов получил ранение в голову и в ногу, но остался на боевом посту.

Битва разгоралась. Снаряды вспахали землю вокруг русских батарей, союзники стали готовить десант на мыс Красный Яр. Русские заклепали орудия, отошли, наблюдая за неприятелем. 600 человек высадились на мысе Красный Яр, столпились у батареи.

«Теперь русским придется туго!» — было написано в смеющихся глазах. В центре ликующей толпы взвился французский флаг, и вдруг с английского корабля раздался выстрел, и снаряд попал точно в центр толпы, во французский флаг.

Этот странный и меткий выстрел никого не задел — великая удача! — зато всех напугал. Пока десантники соображали, что случилось, русские, будто бы знали наперед, что свершится нечто чудесное или тупое (как этот выстрел), подтягивали к мысу группы стрелков, корабли «Двина» и «Аврора» продвинулись к Красному Яру. Прогремел злополучный выстрел — французы онемели от ужаса — русские пошли в атаку. Раскатистое «ура!» так напугало французов, что они бросились к шлюпкам. Настроение у союзников испортилось: с кораблей было видно, как горстка русских одним «ура!» выбила батальон пехоты с важного участка.

Бой, однако, продолжался. Шум пальбы заглушал все чувства, разжигая одно лишь желание: драться и победить. Русские продолжали отвечать редкими залпами. Командир батареи 2 князь Дмитрий Петрович Максутов стрелял только в том случае, когда противник в азарте боя забывался, приближаясь на расстояние выстрела русских пушек. Надо быть исключительно хладнокровным человеком, чтобы сидеть, покуривая трубку, с подчиненными в течение 9 часов на батарее, по которой бухали из 80 орудий снаряды врага. Они перемесили всю землю, но хорошо укрепленной батарее и людям, прятавшимся за каменным выступом, навредили мало.

Уверенность передавалась от князя всем, в том числе и кантонистам (артиллеристам) — мальчикам, служившим картузниками (подносчиками пороха). Когда русские пушкари бездействовали, двенадцатилетние воины пускали на берегу кораблики. Одному мальчику оторвало руку. На перевязочном пункте его спросили: «Больно?» — «Нет, это за царя», — выдавил юный воин, глотая слезы.

Пришел вечер, бой закончился. Русские поняли, что завтра неприятель попытается атаковать «Аврору». Губернатор Завойко прибыл на фрегат и сказал все как есть. Выиграть вряд ли удастся. Солдаты крикнули: «Умрем, но не сдадимся!» Завойко тяжело вздохнул. Но завтра боя не было. Союзники хоронили адмирала Прайса. В Тарьинской губе закопали гроб с телом. Там союзники встретили двух американских матросов — а может быть, и не матросов, а может быть, и не американских. Они сказали, что есть тропа, ведущая к Петропавловску. Важные сведения получили союзники и двое суток готовились к сражению.

Утверждать, что то были не американцы, а русские шпионы, безосновательно. Но вероятнее всего, случайно матросы с чужеземного судна оказали русским громадную помощь. Они выманили англо-французские батальоны на берег.

24 августа союзники приступили к бомбардировке позиций неприятеля, подступив к Никольской горе, доминирующей над местностью. Разгромив батарею капитан-лейтенанта Королева, пришельцы высадили здесь большой десант, обхватили с двух сторон сопку и после непродолжительного боя заняли ее.

И в этот миг что-то случилось с русскими. Со всех сторон гора будто ожила — зашевелилась, задергалась кустами, травой. То русские пошли в атаку. Отряд в 300 человек, поделенный на группы в 20—40 бойцов, командиры которых перебежками, неожиданными перемещениями, бросками вверх вели людей на штурм горы, остановить было невозможно! Вся гора шевелилась кустарником. Отовсюду слышались команды. Продвигаясь все выше, русские вели стрельбу так метко, что смотреть вниз никому из французов не хотелось.

В небольшой лощине спрятались французы, надеясь нанести по атакующим боковой удар. Но русские, почуяв близость врага, по команде «вперед в штыки», бросились в лощину, и там вдруг завыло заорало — там с животами вспоротыми падали на землю французы. Резня в лощине и дикие крики надломили французов. Русские сделали последний рывок, и неприятель кинулся вниз, к шлюпкам. Русские занимали удобные позиции для стрельбы (а лучше сказать, для отстрела), убивали солдат противника, перемещались вслед все ниже и ниже.

Французы показали удивительную нерасторопность, но, уже проиграв сражение, они продемонстрировали чувство взаимовыручки и братства. Не страшась пуль, они подхватывали раненых и даже убитых, тащили их в шлюпки, баркасы и катера, падали, подстреленные, но другие возвращались за ними, подбирали товарищей, тащили их к воде, подносили раненых и убитых к воде, поднимали их, несли по пояс, по грудь в воде, падали, но их поднимали другие.

Всех товарищей живые, способные двигаться, перенесли на шлюпки, катера и баркасы. Грести было некому! Четырнадцативесельный катер, набитый ранеными и убитыми, имел только пятерых гребцов. На остальных судах положение было не лучше. Медленно продвигались шлюпки к кораблям.

Англо-французская эскадра покинула Авачинскую бухту.