[545x700]
Не умею писать.
Не умею описывать.
Рядом этот человек.
Человек, который убил себя ради обстоятельств, и говорил что это их вина.
Высокий, светловолосый...
Мы пьем чай на кухне, а я даже не могу описать… Не могу описать тот чуть растерянный, но уверенный, тот чуть темный, но светлый тот серый, зеленый, голубой, синий, живой, прозрачный, речной, небесный, дневной, ночной, тот неразличимо-странный цвет его глаз.
Грею озябшие в теплую весеннюю ночь пальцы о чашку чая, в котором плавают кубики льда.
-От чего ты молчишь, Антон?
Он улыбается как некогда, когда еще существовал, этой издевательской ли, ободряющей ли улыбкой, и не поймешь, о чем думает, ведет ли игру, просто живет ли…
-Ну, а что мне сказать?
-Что-то спросишь?
-Почему я не могу уйти?
-Ты хочешь?
-Не знаю… Просто спрашиваю.
-Потому что ты жив лишь моею памятью.
-Я умер?
Смеется. Привычный смешок.
-Не целиком.
-Но тогда…
-ТЫ умер. Но ты лишь одна из личин. Временная. Лишь часть человека. А люди меняются. Изменился. Умер. Стал другим. Понимаешь?
-Да… Хотя и не верю.
-Что же, как знаешь.
Синий взмах электрической стрелки небесных часов напоминающий о том что одна из тонких полных нежизненного песка половинок вновь оказалась над другой.
-Ты видел Масабель?
Я аккуратно начала плести венок из звезд, которые тонкими серебристыми каплями дождя стекали по оконному стеклу.
-Нет… Но много слышал о ней.
-Она проводит тебя сегодня.
-Куда?
-Туда, куда уходят мертвые живые люди.
-А ты?
-Разве сказочник следует за героями чтобы жить долго и счастливо?
Не умею описывать.
Не умею писать.
Не могу написать о том, как к подъезду подъехал троллейбус, и позвал моего Антона, Антона такого, каким он был лишь со мной вдаль, вместе с моим детством.