***

Покончив с любезностями и приняв из рук старика обязательную чашку чая, Гарри спросил напрямик:

– Я слышал, мы со Снейпом часто ссорились. Это так?

– Да, – неохотно подтвердил директор, и добавил: – Раз уж мы говорим о твоих отношениях с мужем, я прошу тебя называть его Северусом.

Замечание показалось Гарри справедливым и он кивнул.

– И? – спросил он, неудовлетворенный коротким ответом.

– Что ты хочешь услышать, Гарри? Мне неизвестны подробности ваших ссор, за исключением тех случаев, когда вы спорили в моем присутствии.

Вполне понятно, но недостаточно. Возможно, нужно спросить по-другому…

– Мы со Сн… с Северусом были счастливы?

– С точки зрения стороннего наблюдателя, – начал Дамблдор, поерзав на стуле, – не всегда. То есть… это не значит, что не были… нет, действительно…

Они сидели за столом, склонившись над картой, и он воодушевленно на что-то указывал. Когда Северус удивленно и одобрительно кивнул, Гарри подумал, что его сердце разорвется от радости…

– …но также было очевидно, что вы могли быть счастливы.

– Я не понимаю.

– Гарри, ваши… споры с Северусом не были настолько частыми, как хотелось бы думать некоторым. И я с уверенностью могу сказать, что зачинщиком всегда был ты. Поступая не очень-то честно, если задуматься. Мне всегда казалось, что ты очень по-слизерински используешь то, что узнал о своем муже в частном порядке, чтобы добиться своего.

Ошеломленный, Гарри не мог отрицать, что слова Дамблдора звучали правдиво.

– Но как?..

Старик долго не отвечал, и на этот раз его колебания были очевидны даже для Гарри.

– В то время как характер Северуса изменился в лучшую сторону, он все еще остается очень скрытным во всем, что касается личной жизни. Он никогда не считал возможным выставлять напоказ ваши разногласия. Именно твоя ... ребячливость позволяла тебе выносить их на всеобщее обозрение, а сдержанность Северуса не только не давала ему отвечать тебе в той же манере, но и не позволяла использовать твои слабости, чтобы прекратить споры к вашему взаимному удовлетворению. Поэтому ваши пререкания обычно решались в твою пользу, а ему оставалось лишь злиться от бессилия, выслушивая твои требования.

– Но чего я хотел? Что он не мог мне дать? – пылко спросил Гарри. Беседа складывалась совсем не так, как он представлял. Неожиданные обвинения директора больно уязвляли совесть Гарри, его терзало чувство вины. Мог ли он в самом деле быть таким эгоистом?

– Тебе хотелось… знаков внимания, которые Северус не мог проявить. По крайней мере, не на публике.

– Ну же, Северус. Неужели так трудно взять меня за руку? Кроме нас на берегу ни души. А как насчет поцелуя? Вряд ли кальмара можно считать свидетелем...

Гарри не знал, что в этом воспоминании раздосадовало его больше: просящие нотки в собственном голосе, или что ему вообще пришлось просить. Он же не требовал луну с неба!

– Скорее, не хотел, – угрюмо пробормотал он.

Дамблдор с отвращением произнес:

– Черт побери, Гарри! Прекрати вести себя, как избалованный мальчишка! Это не игра, которую можно отставить в сторону, проиграв. Сделав ошибку, здесь нельзя вернуться обратно. Это жизнь. Не только твоя, но и других, чье будущее теперь целиком зависит от твоего решения. И мне не все равно, что с ними произойдет, – старик подался вперед, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. – Если ты хочешь разрешить эту ситуацию разумно и справедливо, тебе придется расстаться с детскими предубеждениями. Повзрослей. Сейчас не девяносто седьмой год, тебе уже не шестнадцать. Время изменило нас всех. И запомни мои слова, Гарри: не Северус был проблемой в ваших отношениях, а ты. Честно говоря, я очень удивлен, что он так долго терпел твои выходки.

Словно неведомая сила вдавила молодого человека в кресло. И судя по тому, как в воздухе потрескивала разбушевавшаяся магия Дамблдора, возможно, так и было. Усилием воли заставив себя успокоиться, Гарри задал последний вопрос, на который никто не мог ответить, и о чем он не осмеливался спросить Драко:

– Мы были счастливы вместе?

– Я полагаю, да. Во всяком случае, Северус был, несмотря на ваши споры.

– Но как, если мы так часто ругались?

Дамблдор усмехнулся.

– Конечно, вы ругались. Все влюбленные ругаются. Чем больше страсти между любящими, тем яростнее споры.

При слове «страсти» Гарри отчаянно покраснел.

Усталый и удовлетворенный, он нашел «свое» местечко на груди Северуса и с довольным вздохом устроился там. Жизнь была хороша, даже совершенна. Чувствуя, как Северус нежно поглаживает его по спине, покрывает волосы и лоб невесомыми поцелуями и вздыхает, вторя его дыханию, Гарри закрыл глаза, засыпая ...

Рывком он вернулся в настоящее, под пронизывающий, неумолимый взгляд директора.

– Да, Гарри, чем больше страсти между возлюбленными, чем сильнее их любовь, тем сильнее все остальное.

* * *

Если бы кому-нибудь захотелось выпить стаканчик хорошего шотландского виски, на Минерву МакГонагал всегда можно было рассчитывать. И этот вечер не стал исключением. Северус нетерпеливо принял у нее из рук стакан с выдержанным десятилетним Талискером. Немного сладковатый, крепкий напиток обжег горло и оставил перечное послевкусие. Мастер зелий вздохнул – это как нельзя лучше соответствовало его нынешнему мрачному настроению.

– Ты ужасно выглядишь, Северус, – безапелляционно заметила Минерва. – Ты говорил с ним?

– В последнее время нет. Гарри ясно дал понять, что не желает меня видеть.

Она понимающе кивнула:

– Если хочешь, я…

– Нет! – он едва не расплескал виски.

– Но почему? – озадаченно спросила МакГонагал и попыталась урезонить коллегу: – Как он сможет сделать выбор, если никто ничего ему не расскажет? – Ты же хочешь, чтобы он увидел обе…

– Минерва, я запрещаю. Если ты мне друг, ты ничего не скажешь ему.

– Северус, это глупо, – ведьма раздраженно поджала губы. – Любому дураку ясно, как много Гарии значит для тебя.

– Любому, но не моему, – пробормотал Мастер зелий, делая глоток виски и отчаянно желая забвения. – Тот, кто говорит ему, что мы… любили друг друга, только попусту тратит время. Гарри не верит, что вообще способен быть счастливым. Тем более со мной, – он опустил стакан – Он уже не тот человек, которого я брал в мужья, и вряд ли станет им снова. 

На лице МакГонагал промелькнула целая гамма чувств и разочарование было самым слабым из них:

– Значит, теперь он тебе не нужен? Неужели твоя любовь была настолько поверхностна, так зависела от событий, случившихся в конце войны, что этот Гарри потерял для тебя всякое значение? Ты что, вдруг разлюбил его? – Северус знал, что его ответ можно было легко прочитать по глазам.

– Скажи ему, что ты все ещё любишь! – настаивала МакГонагал. Когда же он покачал головой, она сердито процедила:

– Я всегда знала, что ты можешь быть глупцом, Северус Снейп, но никогда не думала, что ты трус. До этого момента.

– Наверное, ты права, – пробормотал он, рассеянно теребя мантию, – Я когда-нибудь рассказывал тебе, как я начал ухаживать за Гарри?

Слегка озадаченная переменой темы, МакГонагал ответила:

– Нет, но насколько я помню, все проходило довольно спокойно.

Северус фыркнул:

– О, да, действительно, – и уставился на огонь, потягивая чудесный виски.

Это действительно происходило спокойно и  неотвратимо, как туман, стелющийся над озером весной.

Они безмятежно  сидели у камина, и прошлое исчезало в  благословенном  мраке забвения,  потому что  настоящее изменило их. Или тихо держали  друг друга в объятьях, и обретенная  любовь заставляла забыть об оставшемся позади одиночестве...

– Северус?

Он неохотно отвлекся от воспоминаний. Когда все началось? Сейчас уже трудно было сказать, но, пожалуй... Мастер зелий отставил стакан.

– Когда ты была его деканом, ты знала, что Гарри почти два года, едва ли не каждую ночь проводил вне гриффиндорской башни, встречаясь с Драко?

МакГонагал открыла рот:

– Ты уверен? – Когда Северус кивнул, она воскликнула: – И ты их не остановил?

– Нет. А когда я рассказал Альбусу, он буквально приказал мне не вмешиваться.

– Что?!

– Зная Альбуса, этого можно было ожидать. Пусть даже у Гарри не хватало времени на сон, но его оценки и навыки улучшились, он обрел веру в себя. Он даже начал справляться с Окклюменцией. Его очевидная влюбленность в Драко позволила ему подчинить свою силу и научиться контролировать себя.  Самое ценное оружие Альбуса превратилось в нечто, больше соответствующее его намерениям и целям.  Зачем ему было отказываться от такого преимущества?

Ведьма поджала губы:

– Может потому, что Гарри мог пострадать?

Северус нехорошо улыбнулся:

– Верно, но кого заботило то, что лучше для Гарри, когда Альбус и Орден так старались превратить его в оружие против Волдеморта?

Он с удовольствием наблюдал за ее замешательством, но все-таки дождался ответа:

– Никогда бы не подумала, что ты можешь послушаться Альбуса, не изучив прежде все до последней мелочи. Поверить не могу, что ты просто согласился оставить все как есть, без всякого сопротивления.

– Сказать, что ситуация меня устраивала, все равно что услышать от Филча, как он рад потерять возможность наказывать студентов, – Минерва усмехнулась. – Но поскольку мое собственное положение становилось все более и более непрочным, я полагал, что ситуацию можно будет обратить нам на пользу, и мы сможем нанести Волдеморту поражение, прежде чем Драко все испортит, – он покачал головой. –  Но, как тебе известно, нам не повезло. В конце седьмого курса Драко бросил Гарри ради Блейза. Гарри старался не подавать виду, но на самом деле он переживал очень тяжело. Если бы не поддержка Грейнжер и Уизли в последние два месяца, он не сдал бы экзамены. Да и так его ТРИТОНы были ужасны.

Не то чтобы результаты экзаменов имели какое-то значение. Только не для Поттера, всеми любимого Золотого мальчика и надежды волшебного мира.

– А через год случилась решающая битва, – Северус залпом осушил бокал и протянул его за добавкой.

Когда Минерва вернулась с новой порцией, он откинулся в кресле, сделав глоток скотча – такого же обжигающего, как и воспоминания о том ужасном дне.

Невинное лицо Рона, сраженного случайным смертельным проклятием. Кровавая смерть Грейнжер, принявшей на себя  заклинание, предназначенное для  её лучшего  друга. Невыносимая боль на лице Драко, когда пал Блейз, сраженный рукой Гарри.  Ремус...

– Северус!

Он содрогнулся, отгоняя видения прочь, и спокойно продолжил:

– После гибели Волдеморта, смерти друзей и исчезновения Драко, Гарри начал... таять у меня на глазах. Поначалу я ужасно злился, что, казалось, никто кроме меня не замечал его состояния, но с другой стороны, учитывая царивший повсюду хаос, нужды того, кто и так получил достаточно признания, были забыты. В конце концов, ему и так всегда доставалась львиная доля внимания.

Северус пожалел о своей резкости, когда МакГонагал горько прошептала:

– Почему я ничего не заметила?

Мастер зелий взмахнул рукой.

– Ты не могла знать. Гарри очень хорошо умеет скрывать свои чувства. Поскольку мне было приказано не высовываться и помогать негласно, по мере сил, подальше ото всех, у меня было определенное преимущество. Я мог  наблюдать за событиями в Хогвартсе и видел намного больше, чем те, кто редко бывал здесь. Я видел, что Гарри на грани срыва. С каждым днем он все больше замыкался в себе… он вовсе не наслаждался жизнью, как вы все думали.

– И все же он выжил. Ты всегда недооценивал его, – тихо заметила Минерва.

– Всего лишь выжил. Едва-едва, – мягко поправил Северус, не глядя на нее.

– Объясни.

Скотч оживил его воспоминания.

В ночь, когда им вручали Орден Мерлина,  Гарри почти сразу ускользнул, убедившись сначала, что никто на него не смотрит. Северус вышел следом и  еле  успел заметить, как юноша аппарировал. Тут же решив последовать за ним, позже он благодарил удачу за счастливую догадку, куда Гарри мог отправиться.

Северус не понимал, что он говорит вслух, пока не услышал собственный голос:

– Я нашел его на кладбище. Он повесил свой орден на памятник Грейнжер и говорил с ними, а нож уже скользил по его предплечью.

Внимание Минервы было полностью приковано к Мастеру зелий.

– Я остановил его. Он был ужасно рассержен и огорчен, и я не стану говорить о... жарком обмене мнениями, что случился между нами той ночью. Но когда все успокоилось, он знал, что у него есть выбор, что теперь не один и пожелай он того, я стану его другом.

– Ты – его другом, – это прозвучало как утверждение, за которым скрывалось множество вопросов.

Северус усмехнулся.

Другом... для начала. Целых четыре месяца он сомневался, но постепенно понял, что я в самом деле предоставляю выбор ему, и сам начал искать моего общества. Недолгий визит раз в неделю превратился в два, в целый вечер, иногда в уик-энд или всю неделю, пока однажды он не остался насовсем. Я не знаю, когда дружба стала любовью, возможно в том, что касается меня, разницы никогда и не было, но, уже заканчивая учиться на аврора, он окончательно перебрался в  Хогвартс и ежедневно возвращался сюда из Лондона. И то, что через шесть месяцев он решил оставить работу, был его выбор, я никогда не вмешивался. 

Минерва подалась вперед.

– Но почему он ушел из авроров? Он никогда не объяснял, хотя, признаю, потеря Министерства обернулась нашим преимуществом.

Как объяснить их с Гарри необычное соглашение?

– Минерва, как по твоему, за все время перед решающей битвой была ли у Гарри хотя бы раз возможность сделать выбор?

– Ну…  скорее нет, – признала та, помолчав.

– Именно. Альбус много  говорил с ним о выборе, но на самом деле никогда не давал ему возможности выбирать. А не имея  реального шанса выбирать нельзя научиться принимать решения. Со мной же он мог общаться на равных – и уверяю тебя, об этом мы договорились в самом начале – а значит, я не мог вмешиваться в его личную жизнь. То есть во все, с чем он мог и должен был справляться сам. Это заняло какое-то время, но в конце концов он понял, кто он и чего хочет, опираясь только на свой собственный опыт, – и Северус прекрасно знал, как тяжело пришлось Гарри, потому что сам пережил то же самое незадолго до него. – К концу учебы он понял, что просто следует ожиданиям других, а не своим собственным. Не могу сказать, что ему так уж хотелось преподавать, но это больше соответствовало его предпочтениям, чем работа аврором.

– Но он хороший учитель.

– Он был хорошим учителем, Минерва. Несмотря на уверения Альбуса, я не думаю, что призвание Гарри – в преподавании, как и не думаю, что он вернется к работе. Амнезия избавила его от большей части душевных ран. Если верить Поппи, его больше не мучают кошмары, как раньше. Теперь у него на самом деле есть возможность выбирать, что он хочет, не отравленная отголосками войны. Он забыл о раскаянии и чувстве вины. Он, наконец, обрел избавление, которое когда-то искал с отчаяньем, граничащим с безумием.

К несчастью, Минерва слишком хорошо знала своего коллегу, что и продемонстрировала, спросив:

– А ты, Северус? Как насчет тебя? Нашел ли ты свое избавление?

Да, когда-то и он был свободен. Когда у него была поддержка, доверие и любовь Гарри, Северус мог с уверенностью сказать, что его жизнь что-то значит. Теперь эта уверенность исчезла, но он не собирался сообщать об этом МакГонагал и вместо ответа протянул пустой бокал.

Когда она вернулась с бутылкой и наполнила стакан снова, он был готов продолжать.

– Теперь ты понимаешь, почему я должен остаться в стороне, Минерва? Почему я не могу ничего ему рассказать? Гарри сумел найти покой, какого у него не было прежде, и если я попытаюсь объяснить ему, почему он доверял мне, этот покой исчезнет. У него было так мало... Я просто не могу, – он вскинул руку, предупреждая её протест. – Теперь ты понимаешь, почему тебе тоже нельзя ничего ему рассказывать? Почему я не могу позволить тебе то, что не смею разрешить себе?

– С одной стороны, да, но с другой – я не вижу вреда, если ты скажешь, что любишь его. Ведь необязательно объяснять, почему.

Возможно, но все еще оставался вопрос доверия. И дело было не в том, сможет ли Гарри доверять ему, но способен ли сам Северус поверить, что Гарри вернется к нему по своей воле, если станет прислушиваться к мнению окружающих? Потеря памяти снова сделала его уязвимым для манипуляций, вся нелегкая работа, которую они вместе проделали за  последние двенадцать лет, пропала впустую – по крайней мере, для Гарри.

– Может, ты и права, но мне кажется, я никогда уже этого не узнаю, – Мастер зелий кашлянул и настойчиво переспросил: – Ты обещаешь молчать?

– Ох, Северус ...  – прошептала Минерва. Он не успел понять, о чем она подумала, потому что в одно мгновение грусть в ее глазах сменилась лукавыми искорками, словно ей на ум пришла какая-то озорная идея, и с легкой улыбкой она уверила его:

– Да, мой друг. Я обещаю, что ничего не скажу Гарри.

Слизеринская хитрость никогда не шла гриффиндорцам, но Северус решил, что ему лучше не вникать в причины такой перемены и с маленькой надеждой, сделавшей вечер более-менее терпимым, распрощался.

Настроение сейчас - ПозиифФф
[240x320]