Она пахнет звёздами...Да-да. Я уверена, если бы звёзды можно было собирать в круглые стеклянные вазы и ставить на стол посреди чисто вымытой комнаты, они наверняка источали бы этот лёгкий и острый аромат январского холода.
А ещё у неё необыкновенные глаза, три месяца назад вобравшие в себя без остатка бесконечную морскую синеву её древнего латинского имени.
Я не знаю, почему так случилось. Наверное, существую в мире вещи слишком любящие происходить без нашего участия. В этом их бесконечная прелесть.

Стоя у окна сестра греет в ладонях букетик недавно родившихся подснежников. Фиолетовые, с тёмными прожилками лепестки изящно оттеняют белизну её кожи. Тонкие пальцы нежно баюкают хрупкие цветы.
Не думаю, не жалуюсь, не спорю.
Не сплю.
Не рвусь
ни к солнцу, ни к луне, ни к морю,
Ни к кораблю...
Медленно подхожу к ней, холодный пол обжигает голые ступни ног.
"...Как будто по раскалённым углям."
Не чувствую,как в этих стенах жарко,
Как зелено в саду,
Давно желанного и жданного подарка
Не жду...
Обнимаю, наверное, слишком осторожно, как хрупкую вазу, как форфоровую куклу. ...Дрогнул и рассыпался в зеркалах робкий призрак фонарного света - качнулась плотная штора.
Дрогнули, сминая весенние цветы, безупречно вылепленные аристократические пальцы.
Неужели произведения искусства бывают такими живыми, такими тёплыми?
Она насмешливо вздыхает, поворачивается и обнимает меня в ответ.
...Сестра такая высокая, чтобы уткнуться носом в её плечо, обтянутое лёгкой шифоновой тканью, приходиться встать на цыпочки.
Час, когда отчаяньем,как свахой,
Простыни разостланы - Твоя! -
И обезголосившая Сафо
Плачет, как последняя швея.
Невесомо падают на ковёр мёртвые лепестки первых весенних цветов.
- Почему мне так хорошо? - шепчу я на грани слышимости её белой блузке.
Сестра улыбается,не вижу этого, но знаю точно. Она наклоняет голову, нежно касается губами моего виска. Горячая волна пробегает от низа живота к самому горлу. Сдавливает его тугим обручем.
- Ты не похожа на себя...Что это, - она насмешливо подносит к глазам мою руку, - маникюр? Блестящий?
- Прости меня. Я уже ничего не помню...
Она снова улыбается, на этот раз, кажется сочувственно. Я хочу это видеть, поднимаю глаза (изображение подозрительно расплывается) и невольно вздрагиваю - такая боль в её всепонимающей, всепрощающей улыбке:
-Время довольно занимательная вещь, - немного грубоватый, но вместе с тем бархатный голос действует, как хорошее успокоительное, - оно не любит прямых линий. Спирали...Спирали... Возвращается. И ты вернёшься туда, где всё будет.
- Всё будет... - тихо повторяю я. Хочется верить. Верю.
Сестра крепче прижимает меня к себе. Под рубашкой,в узкой костяной клетке бьётся её птичье сердце.
Я знаю, что у неё больные, обветренные губы с узкими корочками запёкшейся крови,горячие, слишком горячие, в этих бесконечных беспросветных сумерках.
Трудно. Почти невозможно дышать.
И хочется плакать...Господи, почему нельзя плакать...
Ятаган? Огонь?
Поскромнее, - куда как громко!
Боль, знакомая, как глазам - ладонь,
Как губам -
Имя собственного ребёнка.

(с) стихи Марины Цветаевой