Это цитата сообщения
Циничка Оригинальное сообщениеЗдравствуй, осень!
Они молча сидят на берегу остывающей реки, уже и город затих, сигареты закончились, воздух провис тяжелыми каплями росы, уже давно все сказано, точки расставлены, все слова закончились, а они сидят и чего-то ждут.
Лето на исходе, катится с горы, как поезд под откос. Ночной воздух в конце августа густой и плотный, как застывшее желе, хоть ножом режь. Пропитан насквозь запахом гниющей тины и зябким холодком разлуки по спине. Тишина, глухота, немота. Только свет фонарей качается пьяно в застывшей водной глади, да, и тот – призрачно-больной, анемично-тусклый, немощный.
-Леша, ты не волнуйся, я без тебя смогу! - улыбается она в темноту глупо и нервно прикрывает острые коленки короткой юбкой.
…
В том водянистом, холодном мае вся его жизнь пошла под откос, все то, что казалось прочным, увесистым, монументальным, строилось на века, в один момент рухнуло, сложилось карточным домиком. Рухнуло, да вусмерть не задавило. Такое случается часто, ведь легкая тихая смерть - большая удача.
-Леша, прости, но оказалось, я только сейчас поняла, что без тебя смогу, а вот без него - смерть!
Стояла с чужими глазами, не знала, куда их деть. Может, не нужно было спрашивать ее, почему молчит вторую неделю кряду, ходит призраком. Делил бы с ней, как прежде, завтрак-ужин, постель, выходные среди друзей. Может, если бы не спросил - рассосалось бы все, как-нибудь вывернулось, выскользнуло, выветрилось, высохло. Может быть, быть, быть...
Смерть? Смерть! Значит - так будет! Кулак уткнулся в мягкое, теплое тело. Еще, еще, еще...
красные реки, соль на губах, острое чувство больной сладости молниями внутри...
очнулся только тогда, когда она распласталась в позе морской звезды, схватила его за колени, молила цепко руками о прощении, до боли - одной на двоих.
Взял ее на руки, понес в кровать, трахал безумно, до изнеможения, но так и не кончил.
Она плакала в ванной, тихо глотала коктейль из слез и боли, потом остервенело собирала свои тряпки-бирюльки, что он ей когда-то дарил. А он лежал голый и отпускал ее из себя вместе с табачными кольцами вон, до спазмов в горле.
Уходила гордо, даже слова не проронив, лучше бы плюнула.
Ох, Лена лена лена лена лена...
Неделю он пил беспробудно, пил до невменяемости, тихо, сам, в одиночку, с запертыми дверями, отключенными телефонами, до провалов в памяти. Как же это было сладко-больно! Хотелось, чтобы до конца-до края, хотелось, но не моглось.
Ее телефон молчал. Ну, на фиг, на фиг...
А потом внезапно включили лето. Сырое, мокрое, душное - не проглотошь, не задохнувшись. Она не задохнулась. Эта девочка с острыми коленками, нелепая, странная, но такая милаямилаямилая…
Дура была, дурой и осталась. Но, почему ему так горько с ней расставаться. Внутри болит, снаружи короста, дома Ленка пироги печет, ждет его с работы. На дворе конец августа, в душе сырь, сигареты закончились, мобильник разрядился…
Вот взять бы сейчас и уехать, уехать, уехать… от этой и той, уехать от себя навсегда.
Но сил нет, нет сил совсем сопротивляться. Эти острые коленки, острые коленки, острее нет сладости между них…
Здравствуй, осень!