Штрихкод на личность.
Глава восьмая.
"Грубая нежность".
Хочешь любить- Люби! Что смотришь?!
(с) С просторов интернета.
...Том внимательно наблюдал за моими движениями: как я прихватываю губами бокал вина, как перекидываю ногу на ногу, как поправляю волосы, как играю бровями по время разговоров. Его взгляд был серьезный, что только нагнетало обстановку, сложившуюся в комнате.
Я передернула плечами, отведя взгляд в сторону окна:
-Ты так смотришь на меня, потому что ненавидишь?
-О нет, малыш. У меня нет особых поводов это делать, - Том откинулся на диван, повертев в руках стакан виски. Ох, Ваше Высочество, Вы не так ранимы, как мне казалось. Ну ничего, еще не вечер.
-Считаешь?
-Ты сейчас намекаешь на тот посыл в клубе?
-Именно, - я припала губами к бокалу с красным вином, оставив отпечаток от розового блеска. Ну и гадость, хочу я вам сказать, но быть трезвой я сейчас не собиралась. Хотя бы для вида.
-Фи.. ты помнишь такие мелочи? Как глупо, хотя... ты же блондинка, - он оставил виски в сторону и потер руки, хлопнув ими себя на коленям. После резко встал и подошел к моему креслу, поставив одну руку на сидушку возле моей головы, а вторую на подлокотник. Я вжалась от неожиданности его действий, остановив бокал где-то на уровне подбородка, - или ты жалеешь, что тогда послала? Так ты всегда можешь извиниться. Только простым "прости" меня не корми. Я же понимаю, что твой ротик способен на большее..
-Прости, пожалуйста?
-Для начала неплохо, - он усмехнулся и отошел в сторону, достав сигареты из кармана. Проведя руками по джинсам, Том обернулся в мою сторону, - прикурить есть чем? Я, кажется, в машине забыл.
-Какая жалость, - я открыла пачку сигарет и вытащила оттуда зажигалку, на которой были изображены игральные кости. Кинув ее по направлению к Каулитцу, я снова отпила вина, проведя языком по контору губ. И все таки мерзко.
Том прикурил. Уже через несколько секунд моя зажигалка мирно покоилась в кармане его широких джинсов.
-На память.
-У тебя с ней проблемы?
-Нет, она у меня просто выборочная. Таких глупеньких девочек не запоминает. Иначе бы мозг просто взорвался.
1:0, Каулитц. Черт, мне определенно нравилась его манера общения. И, шайссе, я никому не позволяла себя так опускать, как ему. Почему? Потому что его наглость затыкала по самые гланды, и звук не мог выбраться наружу.
Густав уже давно ушел спать, оставив нас в гостиной со спиртным и общими темами для споров. И никак иначе. Просто говорить у нас не выходило.
Я встала и, поставив бокал на журнальный столик, подошла к нему, коснувшись губами задней части шеи, которую прикрывали косички.
-И все же это моя вещичка.
-Еще одно слово, и вещью станешь ты, малыш.
Том Каулитц выпустил струю дыма мне в лицо, повернувшись на месте на 180 градусов. Его усмешка заставляла злиться. Его губы требовали внимания и нежной грубости, которую способны подарить далеко не все. Его глаза смеялись над моей никчемностью.
Он прихватил губами фильтр сигареты, чуть сощурив глаза, и сделал затяг. Как только он отвел руку с сигаретой в сторону, я приблизила наши лица:
-Дашь подышать?- Не дожидаясь ответа, я поцеловала его, раздвинув эти наглые губы, и вдыхая дым из его рта.
Мне показалось, что он даже не удивился от данного поступка. Том притянул меня свободной рукой, сжав шею, на которой моментально образовались красные отметины. Я попыталась оторваться, но его настойчивость не давала мне этого делать. Его вторая рука, в которой все еще тлела сигарета, скинула мне с лица волосы. Дым щекотал мой нос, отчего из приоткрытых глаз через некоторое время скользнули слезы. Я попыталась дернуться, но его ладонь сжимала мою шею так, что мне казалось, он ее свернет. Я уже не могла дышать, когда он полностью забрал инициативу в поцелуе, а зажатая сигарета дымила около моего лица. Мои губы едва двигались, чуть подрагивая, а глаза закрылись, позволяя слезам литься по щекам.
Он резко отпустил мою шею, отчего я отвернула лицо в сторону и попыталась отдышаться, стирая дрожащими пальцами слезы с щек.
-Подышала?
-Пошел к черту..
-Это было необязательно.
Он потушил сигарету, оставив ее в пепельнице, и снова посмотрел на меня. Взгляд мальчишки, который играл. Взгляд, который ел все изнутри, заставляя стоять и не двигаться.
Сейчас я чувствовала себя никчемной маленькой девочкой, которую заперли где-то с незнакомым дядей. Сука ты, Каулитц. Найти и нажать на болевую точку, которую я так прятала. Ему так нравится играть с болью? Нравится? Не врет?
Том облизал свои губы, на которых еще осталась горечь сигареты. В комнате повисла тишина, которая отдавалась в висках. Хотелось сбежать так, чтобы он нашел и снова причинил мне эту ощутимую физическую боль, из-за которой коленки дрожали, слезы лились из глаз, а тело становилось предательски ватным. Он это чувствовал. Том чувствовал любую мелочь, связанную с женским телом. Любой косой взгляд в его сторону. И научился этим пользоваться.
-И что ты сделаешь?
Вопрос по теме. О нем, наверное, стоило бы подумать, если бы время не играло нами, а алкоголь в крови не придавал всему краски. А что насчет грубой нежности? Я умею быть нежной, получая взамен лишь холодность и грубость. Как эгоистично по отношению к себе, но заводит..
Я провела кончиком носа по его щеке, позволяя ему обхватить мою талию руками, сильно сжав ее.
Его губы уже блуждали по шее, покусывая все еще красную после предыдущего захвата кожу.
Мои ладони гладили его плечи через футболку.
Его глаза горели от желания сделать меня своей.
Мои губы целовали его ухо, мягко прихватывая мочку.
Его грубость заводило мое тело.
Моя нежность распыляла его на решительные действия.
Он хотел, чтобы все было быстро.
А я хотела, чтобы это запомнилось.
Мы даже здесь не могли договориться. Спор тел, которые уже прижимались друг к другу, плевав на открытые жалюзи и дверь в коридор. Я позволяла ему ненавидеть мою нежность к нему, когда он старался причинить мне боль, отчего на теле уже появились синяки от грубых захватов.
Как там говориться: у меня в постели звезда- ноги, руки раскинул и спит?
Так я хочу вас огорчить. Звезды падают в твою кровать совершенно случайно и уж точно не для того, чтобы выспаться.
По-крайней мере, Том Каулитц был явно не из того числа.
Кровать в выделенной Густавом комнате для гостей оказалась уже разобранной, хотя я не сразу обратила на эту деталь внимания. Руки Тома все настойчивее снимали с меня одежду, которая едва ли не рвалась от силы захвата. Его губы грубо целовали мои, иногда покусывая, отчего я плотно сжимала их, добавляя ему азарта в действия.
Его тело прижимало меня к кровати, не давая свободы в действиях. А я любила его. Любила так, как умею: на одну ночь, чтобы запомнить. Ведь только самые сильные чувства оставляют отпечатки в памяти.
Он был грубым. Он был жестким. Он даже пытался сделать мне больно, ожидая, что я закричу, но с губ срывались лишь стоны, которые распаляли его. Его губы были плотно сжаты и чуть искусаны. Руки прижимали мои по бокам от тела, чтобы я не двигалась.
Том Каулитц смотрел в мои приоткрытые глаза и говорил, какая я шлюха. Он ждал, что мне будет больно. Он пытался поддеть меня словами, так как физическая боль не работала.
Я улыбалась. Он уже был моим мальчиком, когда надел презерватив и вошел в меня. Уже моим, что бы он ни говорил.
Том ненавидел меня за эту игру нежности, которую ему никто не дарил. Вот так, на ночь, чтобы потом исчезнуть, как будто ничего не было. А он запомнит это..
Он запомнит те моменты, когда я закурила, дав ему затянуться своей сигаретой, зажатой между двумя пальцами. Когда я надела его футболку, выходя из комнаты, чтобы принести по стакану воды. Когда я сидела на подоконнике, а он, опустившись рядом на табуретке, прильнул к моим коленям головой. Когда я перебирала его косички, нашептывая ему на ухо, что он никогда не сможет сделать мне слишком больно. Когда я просто была его так, что марионеткой себя чувствовал он.
Том Каулитц сошел с ума.
Он становился нежным, когда я грубо царапала его спину.
Он целовал мои пальцы, когда я толкала его от себя.
И снова спор обнаженных тел, которые никак не могли договориться. Да и зачем, если это только добавляло страсти?
Когда Том открыл глаза, Шеффер закидывал разбросанные вещи на кровать. Заметив Каулитца, который сладко потягивался после сна, Густав кивнул на пустое место рядом с ним:
-Она просила передать тебе «Спасибо».
Нет, Шеффер, большое спасибо. Он был великолепен. Правда был. И хватит об этом.
Nancy Winston.