Я помню его ещё с того времени когда был совсем маленький. Интеллигентный мужчина, высокий и крепкий. Следил за собой, был всегда гладко выбрит, причёсан и всё время ходил в костюме. Чёрном или тёмно-коричневом. Добротные такие костюмы у него были! Наверняка стоили не малых денег по тем временам и возможно даже были сшиты на заказ.
Говорил он размеренно и тихо, даже сложно себе было представить, чтобы он на кого-то повысил голос. Он был из той редкой породы людей, из тех эстетов, которые всё по жизни делают красиво. Тактичен и вежлив.
Никто бы и не подумал, что он работает всего-навсего самым обычным мастером на одном из заводов Столицы. Скорее профессором какого-то престижного ВУЗ-а или на худой конец инженером в каком-нибудь НИИ.Он жил сам и не мешал жить другим.
Никогда и ничего ни у кого не прося, иногда даже казалось, что самое тяжелое для него – побеспокоить кого-либо, доставить человеку неудобство.
Я гонял с друзьями на великах, на “Салютах” и “Камах”, наворачивая километр за километром, а он, не торопясь, прогуливался с женой и маленькой дочкой по узким улочкам моего района. Они шли медленно, как будто наслаждаясь каждой секундой происходящего вокруг. От них, какими-то невидимыми, но при этом явно ощутимыми флюидами исходило тепло, любовь, спокойствие. Картинка идеальной семьи. Мир, покой, взаимопонимание.
А ещё он много читал. Сидя на старенькой чугунной лавочке, покрытой потрескавшейся зеленой краской, в парке около дома. Нога на ногу, на коленке книга, обложка которой была бережно обёрнута в газету. Он не спеша прочитывал страницу за страницей, аккуратно переворачивая лист за листом, иногда отвлекаясь на крики детей, бегающих по парку, на шум автомобилей, на какие-то громкие звуки, мешающие ему сосредоточиться и полностью погрузиться в выдуманный мир очередной книги.
Я никогда не видел его пьяным и даже в те жаркие дни, когда пивная у продуктового магазина “Диета” буквально ломилась от посетителей, желающих напиться до потери пульса и отметить очередную “получку”, он был трезв. Он был трезв на майские праздники и на октябрьско-ноябрьские, и даже на 8-е марта, когда неровная походка и аромат принятого алкоголя сопровождали практически каждого мужчину в нашем Городе, он был трезв. Как и всегда впрочем.
Он был из тех, кто всё и всегда делает правильно, как будто следуя каким-то четким инструкциям, чётко и поочередно выполняя каждое действие того или иного процесса, не упуская даже самую безобидную мелочь.
Дикие девяностые для многих стали роковым временем. Много судеб поломало то лихое время, некоторых возвысило почти что до небес, других же с хрустом разломило напополам.
Тот самый завод, на котором он работал, вдруг перестал быть образцово-показательным и стал убыточным для его новых , молодых и амбициозных, владельцев. Страну в то время накрыла волна “сокращений”. Тысячи людей остались без работы, и он пополнил их ряды. Стал одним из тех, кого за пару лет до пенсии вынудили подписать заявление об увольнении.
В то время я очень редко бывал дома, постоянно где-то тусуясь, знакомясь с новыми людьми, посещая самые различные мероприятия. Моя юность кипела, Мегаденс, Пушка, новые друзья и подруги. У меня всё было впереди, я верил и знал, что моё будущее будет именно таким, каким я сам его видел, не иначе!
А он остался без работы. В тот момент, когда большая часть жизненного пути уже была пройдена. Конечно же, это был удар, но он достойно принял его и выстоял. Не спился, не опустил руки, как многие, а спокойно ушёл с завода, которому отдал многие годы своей жизни. Как говорят, ушёл красиво, без обид и скандалов..
Кому нужен без пяти минут пенсионер во времена, когда балом правят молодые и дерзкие? Лишь благодаря его безупречной репутации у нас на районе он нашел новую работу и устроился сторожем на автостоянку около дома. Работа мало оплачиваемая, но при этом не сложная и достаточно спокойная. Тем более что выбирать не приходилось.
Как известно, беда не приходит одна, плюс ко всем жизненным неудачам добавилось еще и горе – у него умерла жена. Та самая, с которой он вечерами гулял под ручку, с которой прожил долгие годы совместной жизни, та самая, которая наверняка была любовью всей его жизни. Это было горе. После похорон жены он замкнулся в себе, жизнь его превратилась в монотонный замкнутый круг. Дом – работа – дом - работа. Он уже не читал книжки на той самой старой скамейке, не прогуливался вечерами по узеньким улочкам, он остался один, наедине с самим собой.
Он старел, время шло, его дочь из молоденькой девочки превратилась в привлекательную девушку, со своими личными планами на жизнь, со своими желаниями и мечтами. Она закончила институт, устроилась на работу, вышла замуж. Отгремела свадьба, начались семейные будни. Он старался не мешать молодым, проводя всё свободное время в своей комнате. Книги, телевизор, старое радио, какие-то его личные мысли и воспоминания. Бывает, что там, где есть место для молодых, не всегда найдется угол для старика.
Семья строила свою жизнь, спустя некоторое время у них родился ребенок. Пелёнки, бессонные ночи, куча мелких и не очень проблем, как и у всех, впрочем. Молодой семье стало тесно втроём в одной комнате, старик-отец стал им как гость в горле. Как обычно всё началось с напряжения в воздухе, появились искры и уже через несколько месяцев, молодая семья превратила жизнь безобидного старика в ад. Его дёргали со всех сторон, не давали ни на минуту расслабиться в то время, когда он находился дома. То это он сделает не так, то другое.
Вот оно, людское племя! Те же животные, молодняк которых, подрастая, выживает из стаи былых вожаков. Почему Вы так ведёте себя, что с Вами, что не так?! – тихим голосом спрашивал он у дочери. Она молча мыла посуду и не отвечала на его вопросы. Он всё понял. То самое “не так” в жизни семьи - это он. Ему трудно было принять это, а самое главное он не мог ничего с этим сделать! Будь хоть малейший вариант уйти куда-то, жить в другом месте, он с удовольствием бы уехал, сделал бы это ради любви к своей дочери, к своей внучке, просто ради того, чтобы не доставлять людям неудобства, но идти было некуда. Да, он ушёл бы, но жизнь в сложном пасьянсе его судьбы выкинула совершенно другую карту! Его просто выгнали из дома. Муж дочери, в очередном совершенно бесконтрольном приступе гнева, буквально за шиворот того самого коричневого пиджака выбросил его за дверь квартиры. Без документов, без денег, без возможности, когда либо, переступить порог этого дома. Это не было неудачной шуткой, это не было обычной семейной ссорой, это было началом его новой жизни, точнее последним её этапом.
Идти ему было некуда, и он остался один на один с улицей, с совершенно другой улицей, отличной от той, которую он знал. С жестокой и чёрствой, со злой и холодной, с той самой, истинное лицо которой она показывает далеко не каждому, а лишь тому, кто бросает ей вызов. Эту улицу невозможно победить и даже самые сильные люди, рано или поздно подчиняются её.Ему было стыдно попадаться на глаза людям, которых он знал и поэтому он старался избегать их. Сначала он вообще пропал куда-то и в надежде на то, что всё устаканиться, неделю или две не появлялся на районе. Потом приехал обратно. Знакомые улицы, дом, лифт, дверь.
А может, пустят, думал он, нажимая кнопку звонка. Ему даже не открыли, голос дочери за дверью и “-Уходи!”, стали последней точкой прошлой жизни.
Его пожалели дворники и пустили в маленькую каморку на первом этаже того самого подъезда, в котором он жил. Убогое место, изначально предназначенное для хранения различного инвентаря, стало его новым домом. Кирпичная постройка напротив лифта под лестницей, то самое место, куда раньше ставили детские коляски и велосипеды. Каморка эта была настолько мала, что даже одному человеку среднего роста и комплекции находиться там было достаточно тесно! Но он держался. Так же ходил в тех самых костюмах, которые он так любил и в которых я видел его в детстве. Со временем они потрепались и уже не так элегантно как прежде сидели на его размякшем, ссутуленном теле. Он был лишён возможности следить за собой, ежедневно бриться, принимать ванну, стирать свои вещи. Он стал неухоженным, уже седые волосы клоками торчали на его голове, гладко выбритое лицо покрылось щетиной, он стал дурно пахнуть.
Наверняка он ненавидел себя. Ненавидел себя таким, каким он стал. Он не привык к таким взглядам прохожих, к тому, что люди стали брезговать общением с ним, к тому, что ничего не мог изменить в своей теперешней жизни.Но он жил дальше. Старый, грязный, зловонно пахнущий бомж. Горе и годы подкосили его здоровье, и даже летом он почти перестал выходить из своей каморки. Что он там делал? Может просто лежал, корчась от боли в очередном приступе язвы желудка или сгорая от температуры. Может, вспоминал свою прежнюю жизнь, свои прожитые годы - работа, жена, маленькая дочка, скамейка, книжка…
В один момент он понял, что исправить в своей жизни уже ничего не удастся. Ни осталось ничего, впереди только тьма. Ни любимых, ни друзей, никого. Он запил. С ходу люто и жёстко. А я тусил. Без остановок. Всё так же клубы, девочки, сумасшедшие оргии дома. Помню, как-то после очередного загула я провожал очередную девочку, мы спускались на лифте, о чём-то весело переговариваясь. Двери открылись, и я увидел его. Он лежал лицом на ступенях, пьяный в хлам. Он сопел, в попытках подняться, из его рта текли слюни. Девочка была в ступоре от увиденного, она просто застыла на месте. Я подтолкнул её к выходу…
Жизнь сломала его. Чёткими и сильными ударами она била его по больным местам, заставляя его встать на колени. А он всё боролся, с каждым новым ударом теряя силы. Он умер так же элегантно, как и жил. Без предсмертных криков и стонов, не побеспокоив жильцов первого этажа. Он просто закончил свой земной путь в своей маленькой каморке. Тихо и спокойно. Странно, даже спустя неделю после его смерти никто из жильцов не почувствовал запаха разлагающегося тела, как будто и после смерти он не хотел никого беспокоить.
Я возвращался домой с какой-то очередной угарной вечерины. В моей крови смешался алкоголь и гашиш, в моих мутных глазах отражалось утреннее июльское солнце, рядом со мной шла моя любовь, наша жизнь кипела и была полна самых различных ярких чувств и эмоций. Единственное наше желание в то ранее утро было остаться наконец-то наедине, в моей квартире, вдали от всех…
Из открытой двери подъезда два молодых санитара выносили тело, без носилок, один держал руки умершего, другой его ноги.
Во, бля, тяжёлый, сука! – сквозь зубы протянул одних из них.
Я остановился.
Серое лицо с зеленными пятнами. Щетина. Коричневый костюм…