Глава 1. Вспомни, как кусается собака.

         У каждого ребенка есть свои страхи. Многие проходят до поры до времени, а многие остаются твердо сидеть в голове. Одним из моих страхов были собаки. Так получилось, что в родном городе, где я жила, над нами, выше этажом, жил большой ротвейлер. И это была собака моего «друга»  в детстве. В будущем, этот мальчик учился в школе на класс выше меня, но кроме сотни слов за всю свою жизнь, мы вряд ли сказали друг другу большее. Наверное, мы бы даже друг друга не узнали сейчас. Но тогда, в детстве, мы катались на велосипедах на территории другой школы, в то время, как наши бабушки судачили о своем.

В физическом смысле я была слабой. Мне не хватало сил подтянуться или долго висеть на руках, зато я очень быстро бегала, что проявляется и сейчас, но очень редко. Но раз я начала про собак, надо продолжить говорить именно о них. Собаки моего соседа я не боялась, но все равно это животное не вызывало у меня чувства восторга как такового. Это считалось истинной.

Но помимо города, я все лето проводила на даче. За два участка от меня с противоположной стороны улицы, стоял дом, где жила маленькая девочка, оставшаяся в возрасте пяти лет по моей памяти. Этот участок был для нас загадкой, хоть рядом и жил мой друг, с которым днем читали «вредные советы Григория Остера», а  утром рылись в песочницах, делая всевозможные пирожные и куличики, иногда извлекая на свет его машинки, танки и «катюши».  По вечерам мы вместе с другими ребятами, в основном одним еще одним нашим другом (с ним я играла в песочнице уже на своем участке) играли в вышибалы. Вышибалами были наши бабушки. Но часто мы развлекались игрой из водных пистолетов. Пистолет был один и принадлежал моему другу, а мне приходилось проделывать дырки шилом или гвоздями в пробках из-под бутылок с водой. Кажется, на мне тогда была любимая майка розового цвета с персонажем мультика Покахонтас, когда впервые из-за калитки стала выглядывать та девочка, со странного участка. Волосы у нее были светлые, но коротко стриженые. Сама девочка была немного пухленькая, и кажется, носила имя похожее на мужское.

Мы часто видели ее родителей, которые гуляли со  своей собакой, тоже ротвейлером, по улицам. Это не было страшно, потому что у председателя была немецкая овчарка, да и у наших соседей водилась такая же овчарка, с которой я прекрасно ладила, тогда как первой мы носили косточки и колбасу. Также у моего дяди, что на несколько лет меня старше, был сеттер гордон рыжего цвета, как и полагается этой породе. Здесь я буду звать ее Хэппи.

Случилось это в июле, когда у нас гостила Хэппи. Мама долго сажала ее в машину, чтобы привезти сюда и победила. День выдался обычным, теплым и не жарким. Я в шортиках и маечке гуляла около нашего участка, доходя до участка радушных соседей. Шла я по пыльной дорожке вместе с большой палкой, которую хотела куда-то пристроить. Впереди стояла машина тех самых соседей с загадочного участка. Я шла вперед, пока не увидела собаку, выбежавшую из-за машины. Возможно, у меня не было бы дикого страха перед ней, если она не остановилась бы столь же резко, как и выбежала. Черные глаза смотрели прямо на меня, а я дрожала, проклиная почему-то ту палку, которая была у меня в руке. Так продолжалось секунд десять, что было очень большим сроком. Но я не выдержала и кинула палку куда-то вперед и стала бежать к себе. В то время у нас не было калитки, чему я не перестаю радоваться и по сей день. Я бежала изо всех сил, слыша, как ротвейлер бежит за мной, и вряд ли смогла бы успеть открыть калитку, прежде чем собака догонит меня.

С криком «Бабушка» я устремилась к этому человеку, который на ходу, спрашивая «Что случилось», заключил меня в свои объятия и заслонил от бегущего на меня пса. Немного позже я узнала, что случилось. Бабушка развернулась спиной к этой собаке, тем самым заслоняя меня. Но в паре прыжков от нее ротвейлер остановился. Выбежала Хэппи и пару раз гавкнула на моего обидчика, который тут же спокойно ретировался, понюхав растущую у нас клубнику.

Целый день я не могла выходить из дома, пока к нам не пришли соседи. Пришла мама той девочки и по совместительству хозяйка собаки. Она положила мне на кровать плитку шоколадки Аленка и стала просить прощения от имени своей собаки, мол он просит прощения за содеянное. Я находилась в шоке от пережитого и смогла сказать лишь «прощаю». Но из дома я все равно не вышла и на следующий день.

Наверное, станет понятно, почему, смотря полгода спустя Омен, самой страшной сценой я посчитала ту, где на кладбище появляются ротвейлеры. Кошмары мучили меня по ночам не хуже, чем после фильма «Пираньи», и почему-то после анимэ-мультика «Принцесса Мононоке». Все это продолжалось вплоть до двенадцати лет. Стоит сказать, что во время моей встречи с ротвейлером мне было около шести.

Через год эти соседи продали свой участок и уехали. Собаку они отдали, потому что она тогда напала и на их собственную дочь, чего раньше не случалось. Впоследствии, участок купила родная сестра моей бабушки. Теперь через два участка от нас стали жить и моя тетя с троюродной сестрой Полли.


2 Глава. Как мы ловили рыбу, размером не больше пальца.

         Это было такое же лето, разве что, мы были на год старше. С самого утра, вооружившись лопатками, которыми мы делали злосчастные куличики, я и мой друг (можно, я буду называть его Майкл?) ковырялись в грядках моей бабушки. Цель у нас была одна: найти как можно больше червяков для рыбалки. За час мы вырыли не больше пяти розоватых червей, кинув их в мое любимое красное ведерко. Хоть бабуля и уверяла нас, что их там очень много осталось в этих грядках, мы поняли, что она таким способом пытается по-доброму заставить помочь ей в борьбе на грядках. Но ребятишки мы были смекалистые, и тут же стали готовиться идти на нашу первую рыбалку.

         Естественно, никто не пустил бы нас одних на речку (стыдно признаться, но лично меня не пускали на речку вплоть до тринадцати лет) одних. С часок мы подождали мою бабушку, тогда как сами успели за пять минут достать удочки. У Майкла была собственная удочка, принадлежавшая его дедушке, а мне удочку дал сосед, которого буду называть дядя Алекс. Это очень добрый человек, который в отсутствие моего собственного дедушки, чинил мне трехколесный велосипед, то и дело переставляя колеса с трех на два и обратно, и ходил с нами по грибы. Впоследствии, эту удочку он мне просто напросто подарил. Она была сделана собственноручно то ли из дерева, то ли из тростника, может это вообще был бамбук. Сейчас я уже не помню этого.

         Довольные, с ведерком полным червяков, которые даже дно не покрывали, в панамках, успевших выцвести, и с удочками в руках мы направились прямиком к речке. К речке у нас был проход с трех сторон: с пятого перекрестка (которого официально не существовало), с третьего, на котором жили мы с Майклом, дядей Алексом и ротвейлером, и с первого (хоть это и был нулевой и не перекресток), который официально считался пляжем, где все купались. На первом действительно было немного песка, всегда много травы и очень мелкие рыбешки, которых если и ловить, то ведерком, чем я и занималась лет в десять, пока не надоело. Но мы направлялись на третий перекресток, пробираясь мимо участков соседей и председателя, у которого была овчарка, как я и упоминала. Для нее у бабушки были косточки, и мы останавливались под ее лай, словно по команде «смирно» и наблюдали, как она довольно сгрызает кость за костью. Затем, мы снова двигались в путь беседуя о нашей грядущей добыче.

         В тот день мы устроились на возвышении, где чуть правее лежала шина от какой-то большой машины, служившая берегом  для купающихся. Речка была здесь достаточно мелкая, чтобы даже я могла купаться, а я очень боялась воды и в особенности утонуть. Сейчас у меня много фотографий, где мы с Майклом деремся за плавательный круг или сами плаваем на пляже. Мы брызгались, визжали и смеялись. Воспоминания обладают, иногда, чудесными свойствами воспроизведения прошлого. Вот я и сейчас вспоминаю смех своего друга, высокий и где почти отчетливо слышно «ха-ха-ха».

         Но тогда мы молчали и переговаривались шепотом, боясь спугнуть рыбу, которая не хотела попадаться нам. Червяков на крючки насаживала бабушка, так как мы здесь оказались чересчур брезгливыми, да и вид еще живого червяка вселял в нас отвращение, ничем не высказанное. Стоило еще в тот момент, глядя на трех или пятисантиметрового червяка, понять, что рыбка его не проглотит. Мы на протяжении долгих минут разочарования смотрели, как рыба обгладывает червяка, но никак не глотает его. Моя бабушка тут была очень изобретательна. Она порезала червяка на части, что могло бы помочь, но не помогло.

         Домой возвращались уставшие, немного огорченные, заодно и голодные, словно эта рыба должна была послужить нам пищей. Днем нам пришлось закапывать выживших червяков обратно в грядки под чутким руководством моей же бабушки.

***

Вторая рыбалка была где-то через два года, когда мы с Джулией (еще одна моя соседка, которая жила с другой стороны, напротив дяди Алекса) и ее родителями, а также моей бабушкой, отправились на местный действительно пляж. Оно тогда звалось водохранилище, да и сейчас так называется. В то время, там огородили один участок сеткой, где плавала рыба. Но во время купания,  я могла поклясться, что эта самая рыба, плавала и в другой зоне, где купались мы, падая в воду с вышки в виде стойких оловянных солдатиков и бомбочек. В тот раз, это нечто задело меня по ноге, и я тут же выбежала из воды. Все же, это, скорее всего, была именно рыба.

Но эта вторая рыбалка, происходила без моего участия. Я просто наблюдала за тем, как ловят рыбу отец Джулии и другие посетители пляжа. Кажется, тогда они тоже ничего не поймали. Но когда-то, то ли как раз папа Джулии или дядя Алекс, приехав с рыбалки дали пару рыбешек для моего кота, который с удовольствием принял это угощение. Сохранилась и фотография, где мы с Джулией сидим рядом с моим котом, поглощающим мелкую рыбешку из белой миски. 

***

Третья рыбалка проходила уже с моими новыми друзьями из тех же мест. С Джулией мы перестали общаться, потому что она нашла себе новую кампанию, бывшую старше нас на год и более. Да и интересовали их совершенно другие вещи, нежели нас. Мы в то время готовы были играть в салочки и кукол, оставаясь детьми, когда они важно разгуливали по центральной улице или сидели дома, играя в карты и слушая «Ария», «Rammsshtain» вкупе с «Руки вверх». В общем, мы разделились.

Друзьями на тот период и до сих пор, у меня были Маришка (следствие просмотра Ван-Хеллсинг, далее она станет Лестатом) и Кана (надеюсь, что прозвища не слишком буду сбивать вас с самой сути, к слову, эти люди были обе моими подругами). Маришка была на год меня старше, но учились мы с ней наравне, в одинаковых классах. Кана же была нас на четыре или три года младше. Она носила очки и ростом была невысокая, даже сейчас не выше моей троюродной сестры, которой на данный период исполнится вскоре девять, а Кане двенадцать. Маришка была и продолжает быть самой высокой из нас, плюс ее длинные русые волосы всегда вселяли в меня чувство белой зависти, тогда как мои темные лохмы редко отрастали чуть ниже уровня груди в лучшем случае.

Тогда мы без разрешения ходили на речку, открыв там новое место, вместе с новыми ожогами от крапивы и репейником на одежде. Там был маленький утес, двадцать сантиметров от воды, где было удобно спускать на ниточке банку. В ту пору я увлекалась вязанием, поэтому ниток у меня было много. Выбрав синюю нитку и стащив у бабушки двухлитровую банку, предназначавшуюся под огурцы или грибы, мы соорудили ловушку для рыб, видимо изрядно начитавшись приключений  в Простоквашино, где дядя Федор влюбляется в девочку, а Матроскин, Шарик и сам Печкин варят странное зелье из африканского гриба. Но не в этом суть. Мы соорудили это приспособление, привязали его за деревцо (очередной сорняк) растущий рядом и стали ждать. Рыбка туда заплывала, и мы дергали банку с новоиспеченной добычей. В восторге от поимки, которую мы потом отпускали, мы устраивали себе какие-нибудь поблажки или просто кричали от радости, обсуждая это весь день.

Как-то раз, на третий день после этого изобретения мы снова сидели и ловили рыбу. Я держала веревку с банкой, сидев на самом краешке обрыва. Когда я стала дергать банку обратно, веревка вырвалась из рук и естественно (подумав, что случится со мной, когда бабушка узнает о загубленной банке) я стала ловить веревку. Поймав, я дернула за нее и упала в воду сама. Воды мне было до колен, но брызги, разлетевшиеся повсюду, вымочили мою желтую майку с Покемонами и джинсы насквозь. После продолжительного смеха, мы выбрались с речки и поплелись ко мне домой. Я должна была признаться, что промокла насквозь, но спасла банку. Подруги пришли меня поддержать, так как знали крутой нрав моей бабушки. Все же мне нельзя было на речку, да и одежду промочила, подвергнув двухлитровую банку опасности.

Бабушка сидела на качелях, вместе с тетей Мэри (женя дяди Алекса) и тетей Натали (родная сестра бабушки) и о чем-то беседовали. Я появилась перед их взором на достаточно далеком расстоянии и начала оправдываться. Стала рассказывать, как мы ловили рыбу и банка упала. Бабушка, с ее плохим зрением, не понимала, куда я клоню, но тетя Мэри  почти сразу же рассмеялась. Наверное, из-за этого смеха мне все и сошло с рук. Через пятнадцать минут мы сидели у меня в доме, на знаменитом втором этаже и играли. На мне была блузка белая в красноватую полоску с цветами. Блузка тогда была моя любимая и предназначалась для школы, но ничего другого тут не было, ровно, как и то, что мне за долгие годы пришлось одеть юбку со звездочками, в которой я когда-то осмелилась покататься на велосипеде.

Так завершилась моя последняя на тот момент дачная рыбалка.


Глава 3. Как наши мамы воровали кукурузу.

Мы были детьми, и слово воровство имело особый характер. Считалось плохим, и не безнаказанным. Но мы мало что воровали кроме пирожков с тарелки или конфет из кладовой. Мы же не думали, что за воровство можно сесть в тюрьму, тогда как воровали деньги, чужие жизни. Мы считали воров плохими людьми. Но редко случалось, чтобы кто-то из нас воровал чужие игрушки. Мы просто брали их ненадолго, но с разрешением, которое, кажется, когда-то получали.

С моим другом Оливером, который играл со мной и Майклом в песочницах, мы были знакомы с самого раннего детства, когда нам плели венки из одуванчиков, а сами мы гоняли по дорогам на трехколесных велосипедах. Наши мамы были знакомы, кажется, очень давно. Общими у них были также имена. Оливер с мамой и бабушкой жили на втором перекрестке, где росли очень красивые кусты с шиповником, чьи лепестки мы по сей день иногда обрываем. У него дом ярко желтого цвета, но вполне приятного для глаз. Играли мы по большей части либо у меня, либо на улицах, поэтому к Оливеру мы ходили смотреть только кассеты про черепашек ниндзя или еще какие-то мультики.

Я много что помню про Оливера, но очень запоминающимися остались те факты, что он когда-то топором отрубил себе кончик пальца, нечаянно. И еще один момент, запечатленный на видеопленке, моим дедушкой, когда он протягивает мне лютик из-за забора. Детство было хорошим, но сейчас мы практически не общаемся, хоть и живем все на той же даче.

Этот отрывок больше посвящен нашим мамам, которые были очень дружны в то время. Мы вместе ездили на пляж, на то самое водохранилище, только совершенно с другой стороны, вместе ходили на поле, подбирая землянику около дорог. И мы вместе воровали кукурузу с полей. Тогда редкостью было найти настоящую хорошую кукурузу, которую мы очень любили.

В какой-то день, возвращаясь с пляжа, ехав на маминой красной ниве (всего у мамы их было три: сначала белая, потом красная, и впоследствии зеленая) мы останавливались около дороги. Нам приказано было затаиться на задних сидениях, что мы выполняли на отлично, лишь нарушая дисциплину редкими переговорами. Из любопытства, иногда, мы подсматривали в окно за нашими мамами, скрывавшимися в чаще кукурузного поля, напротив которого мы и останавливались. Сидя в машине, на обочине, мы часто считали количество машин, которое проезжало мимо нас, каждый раз прячась от них же, словно мы беглые преступники. У нас было много тем для разговоров как у детей, поэтому те полчаса или пятнадцать минут, которые мы прятались, не были скучными.

Наши мамы возвращались с поля с кучей волосатых початков кукурузы, завернутыми в их кофты или майки. Они громко смеялись. Все это чудо они скидывали нам на задние сидения, где мы должны были осмотреть кукурузопригодность. Там были и хорошие початки, иногда попадались недозревшие, которые мы забирали себе, чтобы из них что-то сотворить или просто потерять в песочнице. Все дети юные барахольщики, вечно тащат все по карманам. Мы были не исключениями. Как только все добро перекочевывало к нам, моя мама нажимала на педали и мы быстро уезжали прочь, смеясь.

Очень редко нам не попадалось ни одного хорошего початка, такого практически не было вообще, за те несколько храбрых вылазок. Их было не больше десяти точно, хотя подозреваю, что и за пять таких случаев просто не перевалило. Но что случалось дальше? Дальше, поделив добычу пополам, мы обедали или полдничали вкусной кукурузой, которая пару часов варилась в кастрюльках у наших мам, вызывая у нас обильное слюноотделение и чувство нестерпимого голода. В такое время нам бы уйти подальше и прийти только на полдник, не знаю как Оливера, но меня заставляли стоять с кастрюлей рядом и следить за кукурузой, чтобы та не переварилась.

Финалом всей этой прогулки, были пустые огрызки из-под кукурузы, которые отдав нам свои золотистые зерна, летели прямиков в ведро. Средней скоростью уничтожения кукурузы, для ребенка шести-пяти лет считались какие-то пять десять минут. Для нас самих мы были рекордсменами в этой области.

А наши мамы, а наши мамы были просто большими шалуньями, никак не связанные с воровством. Но вечером, когда я засыпала под очередной мультфильм, я, то и дело представляла себе, как тот, кто выращивал эту кукурузу, возможно фермер, ходит по полю с ружьем, выслеживая следы оставленные воришками, которые приводили его к дороге, откуда уже нельзя было взять след, как не старайся. И уже во сне, он снимал с себя шляпу, махая мне рукой, говорил:

-Приятного Аппетита.

4 глава. Про кузнечиков и Гладиолусы.

         Это происходило в последних числах августа, когда кузнечики вовсю стрекотали, выбегая на дорогу, а гладиолусы начинали распускаться во всей своей красе. Почему именно гладиолусы, когда на дорогах и клумбах росло много тысячелистников, желтых цветов с неизвестными названиями, лютиков и просто лиловых цветочков? Ведь вместо гладиолусов можно было попросту нарвать желтых шаров или роз. Наверное, причина была в том, что гладиолусы были приняты в народе. Именно их мы подносили учителям на первое сентября.

         На нашей клумбе росло много гладиолусов разных сортов и оттенков, хотя я всегда предпочитала скромные ноготки, ромашки и анютины глазки. Но все эти маленькие цветы заслоняли дельфиниумы, розы и лилии, не давая пробиться даже маргариткам. В конце концов, мои любимые ноготки просто исчезли с нашей клумбы.

         Подобно всякой девочке, у меня со словом «цветы» ассоциировалось только прекрасное. Так уж нас учили родители. И эти самые родители, приезжая к нам на дачу на уик-энды получали букеты цветов, собранные с дорог и ближайших полян. Мы без устали носились по пятницам по всем пяти перекресткам, заходя в запрещенные нам территории, коими являлся лес и речка, и искали эти цветы. Мы рвали папоротник, рвали цветы чужих соседей, рвали жасмин, лишь бы пополнить букет новыми цветами. Как-то раз, Маришка набрала букет из одних пышных белых маленьких цветов, которыми были усеяны все ветки. Это оказался какой-то сорняк, от которого чесались все руки сначала у нее, а затем и у ее мамы. Поэтому тем летом мы неделю не катались на велосипедах. Она потому что руки чесались, а я просто так, за кампанию.

         Уезжали мы в самые последние дни августа, обычно в самое последнее воскресение. У нас на нашем перекрестке стоит колодец, отсчетный пункт для тех, кто как раз с третьего перекрестка. Там мы и стояли с Маришкой, держа в руках гладиолусы, которые нам выдали наши бабушки и мамы. Разговаривали мы о том, как приедем сюда в ближайшие выходные, как пойдем собирать желуди и кленовые листья, а то и вовсе отправимся в поход по лесу.

         Но тогда, когда наши машины уже заводились родителями, мы кидали гладиолусы на раскаленный асфальт и принимались гоняться за кузнечиками. Откуда взялись кузнечики? Они прыгали из травы на дорогу и с дороги в траву. Мы просто знали, что они где-то есть, поэтому и сидели, подолгу наблюдая за зеленой травушкой, граничащей с асфальтом, и высматривали этих прыгунов.

         По ночам эти кузнечики развлекали нас своим пением, подолгу не давая уснуть, хотя мы и не спали ровно столько же, сколько они пели. У нас вся голова была забита мечтаниями и новыми предметами для игр. Поэтому кузнечики мешали только нашим бабушкам и дедушкам, которые не могли уснуть под их стрекотания.

         Наверное, многие люди изучающие мир насекомых, руки поотрывали бы мне за это. Но я до сих пор мало вижу разницы между саранчой и кузнечиками. Разве что первые летают и выглядят более большими, наверное, из-за съедаемого ими корма. Как-то раз, когда я была в городе, но это было летом, дедушка притащил нам мертвую саранчу. Бабушка не была в особом восторге (наверное, считала это насекомое источником инфекционного заболевания или втайне боялась, что саранча проснется и съест все продукты в квартире). Я же была под впечатлением, хотя и мало тогда знала о тех запасах зерна и кукурузы, которые уничтожают эти забавные большие кузнечики с крылышками. Ту саранчу дедушка потом вынес наружу и выкинул. Больше я ее не видела.

         Но тогда мы просто ловили кузнечиков, отпуская их. Хотя с остальными насекомыми мы обходились строже. Помню, два года, назад устроили турнир, кто больше убьет комаров. Мы стояли на перекрестке, убивая комаров, и складывая их на листики, считая. Все друг другу верили, конечно, потому что пересчитывать сотни убитых комаров нам не хотелось вовсе. Играли мы не один час, а по истечению игры сваливали комаров в одну кучку и пытались поджечь.

         Расставаясь со всеми привычными обниманиями и обещаниями о скором приезде, мы садились по машинам и уезжали обратно в душный город. Я всегда уезжала самой первой, наверное, так просто завелось. Но по дороге, мы останавливались у одного единственного места, у кленовой аллеи. Да, уже в августе эти клены были желтыми и красными, привлекая к себе внимание. Их мне рвали на поделки и в тот же букет с гладиолусами, который предназначался учителям на первое сентября.