Ночью идем вниз по узкой тропинке, по обе стороны зеленоватые фонари и тени от пышной листвы.

Ни души, только слышно, как трескаются тонкие сухие ветки под ногами.

Снова туман,такой приторно-сладкий и плотный, широкой ладонью ложится на темечко и скользит к уголкам глаз.

Мы машинально топаем всё дальше, соскальзывая по трещинам и камням, цепляясь за ржавые перила.

Повсюду  поют сверчки, и едва слышно ветер колышит деревья.

Все просто замечательно, непередаваемо красиво и загадочно.

Я слышу свои сто шестьдесят, и утопическое едкое чувство охватывает все суставы.

Не замедляя ход, поворачиваем на полуразрушенный металлический каркас крутой винтовой лестницы,

прощупывая каждую ступеньку, осторожно спускаемся к ледяной прохладе цветущей Волги.

Волны всё так же неторопливо облизывают бесформенный каменистый пляж, как и несколько лет назад,

будто бы подшучивая над стремительно несущимся временем.

Я стала совсем другой, Волга.

Я совсем иначе ощущаю себя, глядя на твои бесконечные волны.

Оглядывая ночные заволжские огни, стараюсь вспомнить каждый проведенный здесь вечер, мысли, настроение.

Кажется, первая такая ночь разбросала свои краски в тот самый жаркий июнь, на том берегу, в 2010.

Волга казалась такой бескрайней и величественной, огни города украшали её бесконечными оттенками желтого, красного, фиолетового.

Можно было сидеть и представлять себе, как городские жители на самарской набережной неспешно текут двойным потоком вдоль кованых перил и освещенных старинными фонарями аллей.

Мне нравились прыгающие тени и тихое потрескивание от костра, наш уютный палаточный лагерь.

Казалось, впереди столько бесценных открытий, столько светлых дней.

Всех и каждого в отдельности хотелось бесконечно благодарить, боготворить.

"Я обязательно нарисую Тебя, Волга, с твоими ночными баржами и пестрыми огнями, прекрасней и родней тебя нет."

 

Вторая осознанная медитация - Проран.

Берег камянистый и холодный, где-то вдоль косы разбросаны коряги.

Ночь, такая же бескрайняя летняя ночь, и я смотрю сквозь слёзы на удаляющийся оранжевый огонек моторной лодки.

Я вижу две волжские полоски глади, бескрайним углом уходящие вдаль по обе стороны, до самого горизонта.

Черные силуэты деревьев, бесконечные огни, какие-то рыболовные снасти вытягиваются вдоль берега.

Чилл. И слышно, как шумит мотор лодки где-то в отдалении Волги.

Настолько красива и спокойна она, переливается ласковым журчанием, будто бы успокаивая и примиряя.

"Спасибо, -как-то непроизвольно и неожиданно рвется из меня,-спасибо тебе."

 

Ночные волжские берега встречали меня на городском пляже, представте только, сверху доносится беззаботная музыка круглосуточных кафешек,

А я сижу, закопав ступни в песок, на деревянных пляжных дощечках, с проницательной Панфиловой,

и у нас идет очень важный разговор за жизнь.

И он спит, завернувшись в плед, в бреду и судорогах, в неизвестном состоянии.

"Всё будет хорошо, всё будет хорошо",-слышится в шуме волн, -и тревога понемногу растворяется в этих песчаных рытвинах, в глади воды, в ночных песнях прохожих, и в моем собственном безумном сознании.

 

Как много утекло воды...

Тот пласт времени, что осел с тех самых пор на чешуйке великого Змея, заставил во многом пересмотреть отношение к жизни впринципе, обозначить новые ценности, углубиться в причины.

Я люблю людей. Неважно, что произошло и произойдет,  я буду продолжать их любить.

Сидя на берегу Волги сегодня, я не искала в ней привычного утешения, не просила совета.

Мы молча изучали друг друга, почти на равных.

Я смотрела в своё отражение, мерцающее на черной глади воды, и оно улыбалось в ответ,