>>>Что ещё традиционно связывают с «русским характером»: это лень-матушка.
Действительно, лень — важнейший элемент человеческого устройства. Подобно совести, которая ограничивает человека в достижении желаемого, лень ставит пределы вообще всякой активности, заставляя постоянно взвешивать, настолько ли желанна та или иная вещь, чтобы стоило затрачивать усилия. В русском языке много слов на тему лени; ср. лень (существительное и предикативное наречие), лентяй, лодырь, лоботряс, ленивый, лениво, ленивец, разлениться и др.
Лень отличается от нежелания совершать действие тем, что осознается как некоторое особое состояние. Надо сказать, что онтологическая сущность лени неочевидна, и это проявляется в таксономической размытости существительного лень. Лень — это, с одной стороны, состояние, которое, как и многие другие состояния, концептуализуется в языке как стихия, захватывающая человека извне, побеждающая его. Ср. лень-матушка одолела; лень раньше нас родилась; пришел сон из семи сел, пришла лень из семи деревень; лень нападает, одолевает, лень обуяла и т. п. С другой же стороны, лень — это и свойство человека; ср. Меня раздражают его лень и глупость.
Вообще-то лень — плохое свойство, которое, как считается, мешает человеку себя реализовать. И некоторые русские слова (лодырь, лоботряс) действительно выражают его отчетливо отрицательную оценку. Однако некоторые слова, содержащие идею лени, выражают симпатию, граничащую с нежностью; ср. ленивец или название московской улицы — Ленивка. Для Батюшкова или Дельвига слово ленивец (стандартная рифма для него — счастливец) обозначает поэтическую натуру, отринувшую соблазны богатства и карьеры ради мирных утех дружбы и любви. Лень воспринимается здесь как состояние, родственное вдохновению и, во всяком случае, помогающее отрешиться от житейской суеты.
В русской культурной традиции вообще можно заметить некоторую неуверенность в осуждении лени. Из пословиц видно, что лень оценивается отрицательно в основном потому, что ленивый человек, отлынивая от работы, перекладывает ее на других. Лень же как таковая не вызывает особого раздражения, воспринимаясь как понятная и простительная слабость, а иной раз и как повод для легкой зависти (Ленивому всегда праздник). Это представление хорошо согласуется с тем, что чрезмерная активность выглядит в глазах русского человека неестественно и подозрительно. Пословица Охота пуще неволи выражает отчужденное недоумение в адрес человека, развивающего бурную деятельность.
Главным ленивцем в русской культуре является Обломов. Показательно, что, в отличие от Добролюбова, заклеймившего позором «обломовщину», сам Гончаров относится к своему герою двойственно. Его лень приводит к жизненному краху и распаду личности, но он вызывает больше симпатии, чем деятельный Штольц. Обломов воплощает черты, которые традиционно считаются присущими русскому национальному характеру. Сочетания русская лень столь же стандартно, как русская душа. Заметим, что русская лень скорее не вялая, не сонная, а мечтательная. Русские интеллектуалы даже любят признаваться в «обломовщине». Василий Розанов писал: Я вечный Обломов. Журналист Максим Соколов в одном из интервью («Итоги», 28.01.97) говорит: Идея у нас действительно ценится. Но я думаю, что это скорее проявление русской лени. Концепцию складывать легче, нежели наблюдать факты. Ему замечают: Вы для многих тоже ассоциируетесь с обломовским типом. – Я люблю лежать на диване, — с готовностью отвечает он.
Русская культура допускает и философское оправдание лени. Она не только глубоко впитала комплекс экклезиастических и новозаветных представлений о суете сует, о тщете всякой деятельности и о птицах небесных, которые не жнут и не сеют. Она еще и интерпретировала их как апологию бездеятельности. Русскому человеку очень естественно среди энергичной деятельности вдруг остановиться и задаться вопросом о ее экзистенциальном смысле, как хлопотливый Кочкарев из гоголевской «Женитьбы»: И спроси иной раз человека, из чего он что-нибудь делает? В этом контексте бездеятельность может восприниматься как проявление высшей мудрости, а лень — чуть ли не как добродетель.