Ржавый румынский танкер, барахтающийся в лазури,

     как стоптанный полуботинок, который, вздохнув, разули.

 

     Команда в одном исподнем -- бабники, онанюги --

     загорает на палубе, поскольку они на юге,

 

     но без копейки в кармане, чтоб выйти в город,

     издали выглядящий, точно он приколот

 

     как открытка к закату; над рейдом плывут отары

     туч, запах потных подмышек и перебор гитары.

 

     О, Средиземное море! после твоей пустыни

     ногу тянет запутаться в уличной паутине.

 

     Палубные надстройки и прогнивший базис

     разглядывают в бинокль порт, как верблюд -- оазис.

 

     Ах, лишь истлев в песке, растеряв наколки,

     можно видать, пройти сквозь ушко иголки,

 

     чтоб сесть там за круглый столик с какой-нибудь ненаглядной

     местных кровей под цветной гирляндой

 

     и слушать, как в южном небе над флагом морской купальни

     шелестят, точно пальцы, мусоля банкноты, пальмы.