Я знаю, стоит только взойти белой луне,
Как ты снова бьешься в агонии моего воображения.
Брось! Ты слишком жива, чтоб лежать на щите,
Ты слишком жива, чтобы быть частью расплывчатого изображения.

Как давятся звуками стены, одетые в фото-рамки,
Так я давлюсь пухом и перьями твоего белого крыла.
Калека-ангел, недоношенный плод, небесами избранной самки.
Что в черном мешке ты мне на этот раз принесла?

Садись рядом со мной за стол, выпьем жидкого олова.
Я тебе все же рад, хотя предпочел бы видеть за дверью.
За окном, салютуя тебе, звезды обнажают головы,
И на ксилофоне сосед слева играет алкогольной капелью.

Ты все так же красива, как обои в дурдоме.
Сколько лет, сколько зим, ты все не меняешься.
И все те же слова, жесты, мысли в наборе,
Надоело! Когда же ты расстанешься

С моим воображением, с перерезанным горлом?
Это рана, а ты в ней видишь улыбку.
Но, как и прежде, с протяжным, усталым стоном,
Из мешка достаешь мне мою очередную ошибку.
Тварь!