Алкоголикам, наркоманам, сказочникам и прочим фрикам нельзя верить.
Я сейчас просто раскачиваюсь на стуле. Вперёд-назад. Может быть, давно. Дорожный снег уже растаял, мокрые джинсы, ботинкам уютно в грязной луже. Я отлично знаю год, месяц и даже время суток. Этот адрес, множество других адресов, где варят кофе и ханку, набитые сейфы и разбитые ванные, в шикарном парадном ключами позвякивая, сжимаясь в комок на подвальных трубах. Высота зданий, марки авто, ценники за воротом, пласты общества, уровни интеллекта. И хочется верить, что кому-то что-то ещё кажется важным.
Я могу сейчас ответить на этот чёртов звонок. Могу выкинуть телефон через закрытое окно. Потом поднять с пола осколок и вырезать символ у себя на лбу. Любой, например, символ мира. Или свастику. Могу вырезать твоё имя. Хочешь?
Можно пить или нет. Трахать всё, что шевелится или объявить себя асексуалом. Застраховать задницу? Продать почку? Пожалуйста!
Я стоял на перекрёстке, понимая, что все дороги открыты. Но стоял на месте и не курил даже. То, что над головой – небо. Под ногами – земля. Наверное. Мне твердят так с детства. А где-то умирают сбитые самолёты. Пойдём туда, закрывать остекленевшие глаза, проводя ото лба к подбородку ладонями? Ты знаешь обо мне то, что хочешь. Он тоже. Она не исключение. У меня много версий. Я лежал в холодной воде, узорный кафель. Трикотаж, металл, кожа. Галстук колышется на водной глади, немного дыма и бутылка. Эффектно. Ты сказала, что готова смотреть вечно. Я ответил, что прыгать сейчас в ванну пошло. Умирать пошло тоже. Когда кто-то видит мою левую руку, его передёргивает: «неудавшийся самоубийца». Но можно съесть кусок пиццы, можно порезать себя. Или целоваться, разгоняя двигатель угнанной машины. Чёрт возьми, я это сделаю.
Говорят, нужно сдать сессию и завязать с наркотиками. Правда? Я звонил маме, просил, чтобы она взяла из приюта ребёнка. Твоя мама умерла в 2005ом. Ты добралась до 2009го – правильная схема. Может быть, этот детдомовец подаст моим родителям по стакану воды. Неправильно, но не грустно. Сегодня у городской больницы на снегу кровь. Шел по кровяному следу. И это тоже ничего не значит. Завтра снова проснёмся.