Настроение сейчас - _разбить витрину_

Грязные, как черти, вылезли с Димкой на крышу. Она такая покатая, опасная, как сама жизнь. Спиной ловим ветер, подвигаемся ближе к пустоте под ногами. Тут, когда немного до полёта, забываешь про несовершенность этого мира. Забываешь о будущем, в котором тебя засыплет снегом, о прошлом, где оставил гуашь, и теперь, в настоящем, не чем красить сказку. И она становится серой, как повестка в Димкином кармане, сухой, как солдатский пай, трудно дышать, будто респиратором минимизировали вдохи. «У этой сказки нет конца, ты не изменишь ничего»
Страх вот-вот материализуется. Ластится, как раненный щенок койота: вылечишь, откусит руку и исчезнет. И не хочется кормить его словами. Понимаешь вдруг, как мало у тебя настоящего….
Мы – отщепенцы общества на краешке осени. Лучше б мне умереть в бою, с автоматом наперевес. *Говорим о снах. Быстрых снах, где под берцами хрустит гравий, и в руки падет флаг*
Когда Костю, замурованного в гроб, опускали в яму, казалось, он задыхается там, он просто не может выйти…. Мы тогда стояли с Димкой и Денисом, сжимая кулаки, не понимая ещё, что людская жестокость везде, что одинокие старики заживо гниют в квартирах, что не каждого педофила опускают на зоне, что не один 18-летний мальчик в эту осень получил «случайную» пулю в горло, защищая государство…. Не плакали. Редко плачу с тех пор, как Игорь мучительно угасал в реанимации из-за гада, пьяного за рулём, но богатой тачки, забитого, со спрятанными глазами в зале суда, но щедрого для судей. И ему ничего_ничего не было! Продались мы, продались…. Люди!
Нечеловеческий крик Настиной мамы на похоронах дочери слышали за два квартала. Сколько бы не протянула в этой грязи, называемой жизнь, не сотрётся из памяти «вставай, доченька, подруга твоя пришла, вставай, Настя!» и головой_головой о пол, так что, казалось, перевернётся гроб, и девочка моя правда встанет, потому что не могла, не могла она погибнуть тогда, не могла так, не могла без меня. Я ненавидела, я убить хотела Ч., который накуренный был за рулём, засунуть в пасть всю растительность пятака, на котором он так любил пастись…. Живу.
Кажется, не со мной… Не мои потери. Сколько боли, крови! Она льётся сейчас перед глазами, а я не хотела, никогда не хотела этого писать, никогда про К., которая уехала в чёртову Читу, где забеременела от ублюдка, бросившего ёё сразу, узнав. Три месяца К. просуществовала в подземелье депрессии, после того, как умер её новорожденный мальчик. И повесилась. Просто повесилась, молча, не упрекнув ни словом тех, кто мог спасти. А я ненавижу, ненавижу до сих пор этих людей и расстояния. Не положить и цветка на могилу, нет….
Женька, почти сутки пролежавший в колодце…. Не хочу, хватит. * Блядь, больно, больно, блядь.* а мне всего 20-ть лет, что ещё, кто?
*Дурное предчувствие отпускать друга в армию*
Я – истеричка, склонная к само_мазохизму. *Орали в небо так, что охрипли* полуденные воспоминания до полного_отчаянья.