Глава 6

   Утром следующего дня Аня проснулась, почувствовав во сне чей-то взгляд. Она открыла глаза и увидела, что на спинке ее кровати сидит Юлька в голубой шелковой пижамке.
   – Привет! – сказала Юлька. – Наконец-то соизволила глаза открыть. Я уже, наверно, целый час тут сижу и жду, когда моя сестрица проснется.
   – Юля? Доброе утро, Юля. А что ж ты меня не разбудила?
   – Еще чего! Я все эти дни устраивала тебе достаточно пакостей, но на такую – будить тебя, когда ты так сладко спишь, я не способна. Я мириться пришла.
   – Я с тобой не ссорилась, Юля.
   – Ну, обижалась ведь?
   – Обижалась, был грех, – вздохнула Аня. – За это прости меня, сестра!
   – Ну ты даешь! Это за что же ты-то у меня прощения просишь?
   – А за то, что обижалась. Я должна была сразу понять, что с тобой происходит.
   – А что такое со мной происходит? – насторожилась Юлька.
   – Я все понимаю, Юленька. Тебе нелегко так сразу привыкнуть к тому, что наш папа будет любить теперь не тебя одну, а нас обеих.
   – Ладно, давай просто замнем. Я-то у тебя прощения просить не собираюсь.
   – А я тебя и так сразу простила, как только поняла, в чем дело. Знаешь, я всегда так мечтала иметь сестру, так завидовала девчонкам, у которых есть сестры!…
   – Да ну? А я всегда хотела быть одна, чтобы все – мне одной, мне, любимой! Но теперь я решила, что неплохо иметь сестру. В общем, давай поднимайся и пойдем ко мне.
   – Зачем?
   – Как это зачем? Вещи твои перенесем ко мне в комнату. Потом позавтракаем и гулять отправимся. Я тебе наш остров покажу, в бассейн сходим. Где твои домашние туфли?
   – Ты знаешь, я их в спешке дома оставила, в Пскове.
   – Твой дом теперь тут! Ну-ка, надевай мои, – и Юлька сбросила с ног домашние туфли в виде двух лохматых белых щенков.
   – Ой, какие тапочки-лапочки! – умилилась Аня, разглядывая смешные домашние туфли.
   – Нравятся?
   – Очень!
   – Дарю, сестра!
   – Я бы отказалась, но сил нет! – ответила Аня, улыбаясь и надевая на ноги туфельных щенков. Ее не столько тапочки обрадовали, сколько само событие: ее сестра сделала ей первый подарок!
   – Ну вот, поднялась наконец. Пошли!
   – Подожди, куда ты так спешишь? Я должна принять душ, прочитать утренние молитвы, сделать зарядку…
   – Душ мы можем вместе принять у меня, зарядка отменяется – мы сегодня в бассейн идем, а молитвы и вовсе не обязательно читать.
   – Это верно, – заметил подслушивающий за дверью Михрютка.
   – Нет уж, ты прости, Юля, но без утренней молитвы день начинать нельзя – все кувырком пойдет.
   – Это верно, – заметил Иоанн, сидевший на подоконнике распахнутого окна. Юлиус, примостившийся на карнизе того же окна снаружи, согласно кивнул и сказал:
   – Вот бы твоя мою с собой молиться позвала!
   – Ты уж очень многого сразу хочешь, брат. Не думаю, что твоя Юлия уже созрела для этого. Но попытаться можно, отчего нет? Я шепну Аннушке.
   – Благодарствуй, брат!
   – Ах, ну да, – вспомнила Юлька, – Жанна говорила мне, что ты богомолка. Хорошо, побежали вместе под душ, а потом ты читай свои молитвы, а я буду делом заниматься – найду для тебя одежду.
   – У меня есть одежда. Вот – джинсы, майки, а еще у меня с собой платье, сарафан, юбка и две блузки, а для плохой погоды еще свитер и куртка. Вот сколько я всего привезла! Это все бабушка: нехорошо, говорит, отца вводить в лишние расходы.
   – Покажи!
   Аня встала, достала из-под кровати сумку, вытащила ее на середину комнаты и раскрыла.
   – Вот, смотри, это все одежда.
   Юлька мигом перетряхнула скромные Анины пожитки.
   – Так, с псковскими модами все ясно. Это не Париж! Совсем не Париж, а наоборот.
   – Наоборот от Парижа это что – Дальний Восток?
   – Вроде того. А в чемодане что – обувь?
   – Обувь – под кроватью. Кроссовки. А в чемодане у меня книги, которые надо прочитать за лето.
   – Отличница! – Юлька грозно и обличающе наставила на сестру палец.
   – Так уж получилось… А у тебя что в школе?
   – Сплошные трояки. Но учти, что школа особая, элитная – лицей! Не чета псковским ликбезам! А вообще-то я мечтаю учиться в Англии. Жанна обещает меня за этот год подготовить к поступлению в закрытую школу для девочек, «Келпи» называется. Это такая привилегированная школа, что о ней даже мало кто знает.
   – А я мечтаю поскорей вернуться в Псков.
   Как раз в этот момент бес Прыгун осторожно приоткрыл дверь и заглянул в комнату – проверить, как там его подопечная угнетает сестрицу? На него пахнуло жарким светом: комната была за эти дни уже намолена Аней; на столе, прислоненные к стопке книг, стояли иконы, на подоконнике раскрытого окна сидел Ангел Иоанн, а за окном порхал Юлиус. Оба Ангела сияли, ведь их девочки впервые мирно беседовали друг с другом! Всего этого Прыгун выдержать не мог: он зажмурился, отшатнулся и плотно прикрыл за собой дверь. «Я лучше тут, в коридорчике погуляю», – сказал он себе.
   Юлька призадумалась.
   – А разве ты не собираешься насовсем у нас остаться?
   – Я бы рада, и папа этого хочет, но я никак не могу, – вздохнула Аня. – У меня в Пскове бабушка осталась. Она болеет, ей помощница нужна. Я уже папе сказала, что к осени обязательно должна в Псков вернуться.
   – Вот, значит, как. Уедешь, выходит, к осени… Сама…
   – Почему сама? Папа отвезет, – удивилась Аня.
   Юлька расстроилась. Это что же получается, надо отменять затею с киднеппингом? Но, во-первых, Юлька не любила менять свои планы, а во-вторых, ей не понравилось, что только что обретенная и горячо ненавидимая сестра вдруг возьмет и укатит по своей воле обратно к себе в Псков! А замечательная игра в киднеппинг, в которую Юлька уже втянула всех своих друзей, что же, из-за нее пойдет прахом? Это даже как-то и несправедливо получалось. Нет, решила Юлька, негодуя на сестру, киднеппинг все равно должен состояться! Неожиданно у нее возникла еще одна обидная мысль.
   – Слушай, Ань, а это что же получается: у тебя есть бабушка, а у меня нет?
   – Почему у тебя нет? Бабушка Настя и твоя бабушка тоже.
   – Она строгая?
   – Строгая.
   – Верующая?
   – Очень верующая.
   – Ну, мне такой не надо.
   Аня хотела сказать, что никто бабушку Настю ей пока и не предлагает, но спохватилась и промолчала. А Юлька, тряхнув лохматой рыжей головой, спросила:
   – Тут, кажется, кто-то в душ собирался? Ну так пошли!
   – Погоди, мне еще надо халат достать, зубную щетку, полотенце. Они у меня тут, под матрацем.
   – Под матрацем?
   – А где мне их еще держать?
   – Уборщица придет комнату убирать, увидит – стыда не оберешься. Сиротка-беспризорница, вещички под матрацем! Ты что, не могла стул принести и хотя бы на стул свое барахлишко сложить?
   – И рассердить из-за какого-то стула мою грозную сестрицу?
   – Да ладно тебе! Бери зубную щетку и пошли, а полотенец и халатов в ванной полно.
   – Зачем мне чужой халат, когда у меня свой есть?
   – Там нет чужих халатов, это же моя ванная. А с этого дня будет наша! Туда даже войти можно только через мою комнату. Здоровско, правда?
   – Не знаю. Мне трудно сказать, у нас ведь не было ванны.
   – Ка-ак? А где же вы мылись?
   – Летом дома, в сараюшке. А когда холодно, в городскую баню ходили.
   – Это вроде сауны, да? Удобно устроились: и мытье, и удовольствие!
   – Да ты что, Юль? Неужели ты и вправду не знаешь, что такое городская общая баня? Покупаешь билет за десять рублей, стоишь в очереди, а потом идешь и моешься с другими женщинами и девочками, вот и все удовольствие.
   – Разве это не весело?
   – Да уж, весело. Особенно когда очередь на час. Ребенок ты, Юля.
   – Ага, а ты, конечно, старше меня… Кстати, Ань, а кто из нас старше?
   – Как это – «старше»? Мы же в один день родились, четырнадцатого июля.
   – Да, но кто родился раньше?
   – Разве это важно?
   – Когда в королевской семье рождалась двойня, это было очень даже важно: родившийся первым становился наследником престола, а тот, кто опоздал хотя бы на одну минуточку, уже навсегда оставался только принцем.
   – Подумать только, какая горестная судьба – всего лишь принцем! Хорошо, что мы родились не в королевской семье, а то хлопот не оберешься с этим престолонаследием.
   – Точно. Но у кого бы все-таки узнать, кто из нас старше?
   – Я знаю у кого – у бабушки Насти. Вот поставят ей телефон, она позвонит мне, и я спрошу.
   – А ты знаешь, кто из них родился раньше? – спросил Ангела Иоанна Юлиус, в радости вьющийся перед распахнутым окном комнаты, как пчела перед цветком.
   – Нет, брат, не знаю. Мы ведь слетели к ним только при крещении.
   – Да, спроси, пожалуйста, у нашей бабушки. Я надеюсь, что старшая все-таки я… Ой, что ж это мы так заболтались? Все! Потопали в душ! – спохватилась Юлька. – И давай прихватим твой чемодан и сумку – чего им тут стоять?
   Аня убрала иконы и книги в чемодан и сложила в сумку раскиданную Юлькой одежду. Девочки вдвоем ухватили чемодан за ручку и с трудом подняли его, а Юлька прихватила еще и Анину сумку.
   – Умная у меня сестра, на каникулах книжки читает… Ты бы хоть не такие тяжелые выбирала! Счастье, что моя комната рядом. Заруливаем!
   Ангел Иоанн двинулся за ними по коридору, а Хранитель Юлиус снаружи перелетел к окну Юлькиной комнаты.
   Наглый Прыгун успел обскакать Иоанна: когда Ангел вслед за девочками подошел к Юлькиной комнате, бес уже стоял у двери на страже.
   – Куда спешим? – поинтересовался он у Ангела, угрожающе наклоняя рога, похожие на усы гигантского кузнечика.
   – Иду за моей подопечной отроковицей Анной. Я ее Ангел Хранитель.
   – Очень приятно, гм. Но и я, видишь ли, тут тоже не просто так околачиваюсь, а приглядываю за своей подопечной – отроковицей, как ты выражаешься, Юлией. Нахожусь здесь с самого ее детства, приставлен к должности низшим начальством, то есть пребываю на законных основаниях. А потому я не позволяю тебе войти в ее жилище.
   – Так ведь и я не самозванец, а законный Хранитель, приставленный к рабе Божьей Анне с момента ее крещения. Между прочим, темный, у Юлии тоже имеется законный Ангел Хранитель Юлиус.
   – Ну, это еще доказать надо!
   За их полемикой с интересом наблюдал сверху Михрютка: он как раз пробегал по потолку коридора вниз головой и остановился послушать.
   – Многих детей крестят, – нагло философствовал Прыгун, – да не всех в вере воспитывают. Юлька в вашего Хозяина не верит, и потому мы давно твоего Юлиуса на крышу к воробьям загнали. Дай срок, и тебя туда отправим. Между прочим, я что-то не слыхал, чтобы Юлькина сестра тебя вызывала, а я на слух пока не жалуюсь. Так что в Юлькину комнату без особого приглашения ты не войдешь.
   Ангел вспыхнул гневным светом – Прыгун отпрыгнул в сторону.
   – Но-но, – прогнусавил он, – ты не очень-то иллюминируй, не у себя дома! Ишь, рассиялся… Закон на моей стороне: не звали тебя – ну и не лезь! Можешь тут постоять, в коридорчике.
   Ангелу Иоанну пришлось подчиниться.
   – Молодец, Прыгун! – одобрил действия беса Михрютка. – Ишь, разлетался по всему дому, купидончик, фейерверки пускает! Огнетушителя на тебя нету, у-у-у! – И домовой, уцепившись за потолок четырьмя лапами, двумя другими парами погрозил Ангелу Иоанну. И тут же, стоило Ангелу искоса на него глянуть, сжался в комочек, чуть не свалился с потолка и в страхе помчался к ближайшей вентиляционной решетке.
   – Ну, как тебе моя комната? – небрежно спросила Юля.
   Аня испуганно огляделась и сказала:
   – Ничего комната – большая, светлая…
   – Большая! Светлая! – передразнила Юлька Аню. – Ты что, не видишь, как она обставлена?!
   Комната у Юльки и в самом деле была обставлена по высшему мебельному классу: кровать с розовым шелковым балдахином, огромный платяной шкаф-купе, совсем взрослый мраморный туалетный столик с огромным вращающимся зеркалом, уставленный баночками-тюбиками-коробочками, металлический письменный стол цвета «титан» и рядом такой же компьютерный столик, телевизор с приставкой для DVD. Одну стену сплошь занимали стеклянные полки, укрепленные на серых металлических трубках: там были книги, игрушки, DVD-диски, «сидишки» и множество всяких безделушек. Но в каком все это было ужасающем беспорядке! На дне сухого аквариума лежал плюшевый тигренок в обнимку с бело-розовой кроссовкой, в углу стояла тарелка с недоеденным бутербродом…
   – У тебя, Юля, кто – котенок или щенок?
   – Были рыбки и хомяк, но рыбки сдохли, а хомяк убежал. Теперь я собираюсь завести собаку. А почему ты спросила?
   – Ну, у тебя тут такой беспорядок…
   Юлька подбоченилась и сузила глаза в две злые амбразуры.
   – И это все, что ты заметила? – спросила она таким тоном, будто сейчас накинется на Аню и начнет выцарапывать ей глаза. Но тут же она взяла себя в руки и продолжала уже спокойным голосом: – Мне просто некогда и неохота убираться на каникулах. Да еще Екатерина Ивановна отпуск взяла. Есть, конечно, Таня, которая ее временно замещает, но я ей не очень доверяю и не разрешаю заходить в мою комнату. Еще украдет что-нибудь…
   – Как ты можешь так, Юля? – тихо спросила Аня. Теперь гневалась она.
   – Ты про что? – опешила Юлька.
   – Как ты можешь подозревать человека в воровстве, если он ничего у тебя не украл?
   – А, сейчас все воруют!
   – И ты тоже?
   – Я?! Зачем мне воровать – у меня все есть.
   – По-твоему, воруют только те, у кого чего-то нет?
   – Конечно!
   – Ах, вон оно что… – Аня побледнела. – Значит, ты считаешь, что только бедные способны воровать?
   – Конечно. А ты что, не согласна?
   – Нет.
   – Ну, тогда согласись хотя бы на то, что каждый имеет право на свое мнение. Это, видишь ли, называется плю-ра-лизм! – Этому словечку Юльку обучила Жанна. – Я тебе высказала свое мнение, а ты должна принять его к сведению и не спорить. Но можешь тоже в ответ высказать свое мнение, а я тоже приму его к сведению, вот и все. Так поступают все цивилизованные люди.
   – Хорошо, я приняла к сведению твои слова, – сказала Аня. – Так вот, Юля, в сравнении с тобой я, конечно, отношусь к бедным. Поэтому мне лучше прямо сейчас уйти из твоей комнаты, пока ты меня не заподозрила в воровстве.
   Аня развернулась и пошла к двери. По дороге она остановилась и сбросила с ног милые тапочки со щенячьими мордочками.
   – Возьми их назад, мне от них ногам жарко.
   Юлька бросилась к ней и ухватила ее за плечи.
   – Ань, ну не сердись, я ведь просто так сказала, не подумав! – протянула Юлька, придав голосу нотку раскаяния. – Ты ведь знаешь, что я расту здесь, как оранжерейный цветок. – Это выражение Юлька позаимствовала из сериала, который они недавно смотрели с Кирой и Гулей. – Я ведь жизни совсем-совсем не знаю и во многих вещах не разбираюсь. Ну хочешь, я признаю, что была не права? Хочешь?
   Аня поглубже вдохнула, прочитала на одном дыхании короткую молитву Ангелу Хранителю, выдохнула и почувствовала, что ее гнев уже прошел.
   – Ладно, Юля. Давай сегодня просто не будем на эту тему говорить, ведь это наш первый общий день. Но как-нибудь потом мы с тобой это обязательно обсудим.
   «Как же, жди! Тоже мне нашлась воспитательница!» – ехидно подумала Юлька, но вслух ничего не сказала. Ей было до тошноты неприятно, что она почти что попросила прощения у сестры.
   Прыгун, в восторге ожидавший, что Юлька вот-вот вцепится сестрице в волосы или хотя бы выставит ее из комнаты, разочарованно отвернулся от двери и покосился на Ангела. Иоанн невозмутимо стоял у стены, скрестив руки на груди.
   Аня подошла к туалетному столику и увидела раскрытую коробку с заколками, бантиками и резинками для волос всевозможных расцветок и видов. Она стала их перебирать и разглядывать.
   – У тебя, Юля, совсем недавно была коса?
   – Как же – недавно! Уже полгода назад остригла. Хочешь, я подарю тебе все эти заколки и держалки для волос?
   – Спасибо, не хочу. Мне хватает моих резиночек и лент.
   Она покосилась в сторону Юльки. Та стояла красная, наклонив голову, и чуть не плакала.
   – Пожалуй, мне нравится вот эта заколка, – чуть улыбнувшись, сказала Аня, – и вот этот голубой бантик я бы тоже взяла.
   – Дарю! – обрадованно закричала Юлька и бросилась обнимать Аню.
   – Беру! – засмеялась Аня и поцеловала Юльку.
   Оглядывая комнату, Аня увидела в углу за шкафом небольшой костыль, блестящий и с ярко-розовыми пластмассовыми ручками.
   – А почему у тебя тут костыль?
   – Я в прошлом году ногу сломала.
   – Надо же, какой он легкий и красивый, – сказала Аня, вертя в руке костылик, – никогда не видела таких нарядных костылей.
   – Дарю!
   – Да зачем он мне? – засмеялась Аня.
   – Мало ли, вдруг пригодится? Бери!
   – Спасибо, щедрая ты душа! Я должна принять в подарок от любимой сестры розовый костыль и радоваться, как Полианна?
   – Это кто такая? Подружка псковская?
   – Полианна – это девочка из книжки: она получила в подарок на Рождество костыли и радовалась, что они ей не нужны.
   – Ну, так можно с утра до ночи радоваться! – фыркнула Юлька.
   – Именно так Полианна и делала, – сказала Аня.
   – Глупая какая-то девчонка.
   – Вовсе нет! Она была очень мудрая. Она сама играла в такую игру – всегда находить повод для радости – и всех вокруг этой игре научила.
   – Расскажешь мне про эту забавную… как ее зовут?
   – Полианна. Ей дали имя в честь двух ее тетушек, которых звали Полли и Анна. Мы с бабушкой очень любим эту повесть, мы ее несколько раз вслух перечитывали. Конечно, я могу тебе ее пересказать, но проще попросить дядю Акопа купить тебе эту книжку. Мне кажется, у каждой девочки в ее библиотеке должна быть «Полианна».
   – Ладно, скажу Акопчику, чтобы купил. А теперь пошли душ принимать! – Юлька подошла к небольшой двери, поначалу не видной за роскошным пологом ее кровати. – Давай топай сюда, тут моя ванная!
   Прошло минут пять.
   Стоя в коридоре, Хранитель Иоанн прислушался: из Юлькиной ванной комнаты доносился такой шум, как будто там стояло дерево, полное воробьев. Ангел встревожился и насторожился.
   Пока Аня была малышкой, он всегда присутствовал при ее купании: следил, чтобы девочка не ошпарилась, не захлебнулась, не простудилась. Когда она подросла, он стал соблюдать принятые у людей правила приличия и не входил в кухню, когда мама Нина и бабушка Настя мыли там Аннушку, но всегда был неподалеку – на всякий случай. Вот и сейчас, стоя в коридоре, он пытался на слух понять, что же это такое происходит в ванной комнате?
   Прыгун в комнату, а тем более в ванную тоже не лез, но стоял с другой стороны двери и усмехался с таким видом, будто ему очень хорошо известно, что в ванной комнате происходит что-то неладное! Но Прыгун врал. Не словами, потому что он делал это молча, а всем своим притворно понимающим видом. Бесы, как и некоторые неискренние люди, обожают эту коварную разновидность лжи. Но Ангел Иоанн послушал, послушал и остался невозмутим. «У, лапоть крылатый, – злобно подумал Прыгун, – ничем его не проймешь!».
   А в ванной происходило вот что. Юлька ухватила гибкий душевой шланг и преследовала сестру с фонтаном в руке. Та сначала визжала и спасалась бегством, а потом запрыгнула в ванну, раскрутила кран и прижала пальцами струю воды: фонтан у нее получился даже больше и сильнее Юлькиного. По стенам, по полу, по окну и даже по потолку хлестал настоящий ливень, а от бивших в окно солнечных лучей по всей ванной весело вспыхивали и тут же безмятежно угасали миллионы крохотных радуг.
   Девочки подняли такую возню и визг, что Жанна, чей будуар был неподалеку, проснулась от шума.
   – Жан!!! – завизжала она, зажимая уши.
   – Я здесь, хозяйка. – Жан выставил из-под кровати свою безобразную пасть и зевнул. – Что случилось?
   – Это я тебя спрашиваю, что случилось? Что там за детские крики на лужайке?
   Жан прислушался.
   – Это не на лужайке, это наша Юлька гоняет сестру по ванной комнате.
   – А, ну пусть гоняет… А то мне показалось, будто они веселятся.
   – Все! Кончаем водные процедуры, – объявила Юлька, когда в ванной комнате не осталось ни одного квадратного сантиметра сухой поверхности. – Выбирай себе купальный халат вон в том шкафу.
   – Юль, да их тут как в магазине! А это что – китайский?
   – Японский. Нравится?
   Аня кивнула, разглядывая разрисованный цветами и бабочками шелковый халатик.
   – Дарю!
   – А ты разве его не носишь?
   – У меня в шкафу есть еще один такой, только зеленый, с золотыми и красными драконами. Тот мне больше идет.
   Аня надела халат и стала оглядываться.
   – Ты чего ищешь, Ань?
   – Тряпку. Надо же тут все вытереть.
   – Да ну его! Таня придет, я позову ее, и она все уберет.
   Юлька сказала это, чтобы сделать приятное сестре: вот она позовет Таню, чтобы она за ними убрала ванную, – покажет, что она ей доверяет и тем самым угодит Ане. Но Аня молча подобрала с пола свою майку и начала ею собирать воду и потом выкручивать над унитазом.
   – Да брось ты это!
   Аня невозмутимо продолжала вытирать пол. Юлька пожала плечами, схватила полотенце и стала помогать сестре.
   – Ах, какие у нас воспитанные и хорошие сестры Мишины! Какие они у нас добродетельные и трудолюбивые! – приговаривала она, гоняя воду полотенцем по всей ванной.
   – Выжимай полотенце почаще, трудолюбивая! Погоди, я тебя еще заставлю комнату как следует убрать, если ты хочешь, чтобы я действительно к тебе на все лето переселилась.
   «Ага, разбежалась, торопясь, – думала Юлька, пыхтя на скользком полу, – на все лето! Завтра я от тебя, голубушка, избавлюсь на всю жизнь!». Но вслух она сказала другое:
   – Да, порядок там давно надо навести. Как-нибудь соберемся и наведем.
   – А почему не сегодня?
   – Сегодня мы идем гулять по острову. На это весь день уйдет.
   – Тогда завтра?
   – Не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра.
   – Хорошо, последний срок – послезавтра, – сказала доверчивая Аня.
   «И опять я тебя надула!» – ехидно подумала Юлька.
   Закончив уборку в ванной, девочки пошли в комнату одеваться и причесываться. Одевшись, Аня внимательно оглядела комнату и спросила:
   – Юль, а ты не могла бы освободить где-нибудь местечко для моих икон?
   – Запросто! Куда ты хочешь их положить?
   – Поставить, – поправила Аня. – Можно где-нибудь на полках, поближе к окну? Только тут совсем нет места…
   – Сейчас будет! Тебе какую полку – эту, ту?
   Юлька одним взмахом руки очистила полку, на которую указала Аня: на пол полетели мягкие игрушки, пара старых видеокассет, кроссовка без пары и высохший букетик ландышей вместе с пустой вазочкой. Впрочем, на полу по всей комнате валялось так много разнообразных вещей и вещиц, что беспорядка от решительных Юлькиных действий ничуть не прибавилось.
   Аня вынула из чемодана четыре иконы: мамино наследство – икону Божьей Матери «Всецарица», икону Спасителя – подарок бабушки, небольшую иконку преподобной Анны Кашинской и совсем маленькую, но очень ею любимую иконку Ангела Хранителя. Она поставила их на пустую полку и оглянулась на Юльку.
   – Юля, а ты не хочешь вместе со мной прочитать утренние молитвы?
   – В другой раз, ладно?
   – А тебе не помешает, если я стану молиться вслух?
   – Ну что ты! Молись на здоровье! А я надену наушники и буду слушать музыку.
   Аня вздохнула, отвернулась и шепотом принялась читать перед иконами утренние молитвы.
   Ангел Иоанн у дверей Юлькиной комнаты внимательно слушал и ждал. Рядом ежился и корчил рожи бес Прыгун, которому молитвы Анины ужасно не нравились. Вот Аня дошла до молитвы Ангелу Хранителю, и как только она начала ее читать, Ангел Иоанн решительно двинулся к двери. Прыгун рванулся было к нему, но Ангел грозно сказал:
   – А вот теперь прочь с дороги, темный! Будто не слышишь? Меня зовут!
   Бес взвыл и понесся вскачь по коридору – искать Жана или хотя бы Михрютку, чтобы пожаловаться на Аню с ее Ангелом.
   Хранитель встал за спиной Ани, дослушал молитвы до конца, перекрестил ее, погладил по головке и отошел к окну. Там на карнизе, голубком примостившись, сидел Ангел Юлиус, взволнованно заглядывая в Юлькину комнату.
   – Хорошо бы окно открыть, Аннушка, – сказал Иоанн.
   – Хорошо бы окно открыть, Юля, – повторила за ним Аня.
   – Открой, если хочешь.
   Довольный Юлиус уселся поудобней на подоконнике раскрытого настежь окна.
   – А теперь сюрприз для тебя – выходное платье в двойном экземпляре! – объявила Юлька. И показала на свою кровать, на которой лежали два голубых пикейных платьица.
   – Какие платья! Юля, откуда такая роскошь?
   – Одно мне Жанна купила на той неделе, а вчера я сама сгоняла в тот же бутик и купила точно такое же для тебя. Ну-ка, примерь!
   Аннушка надела платье, подошла к зеркалу и обомлела.
   – У меня еще никогда не было такого красивого платья! Вот бы бабушка увидела!
   – Класс! Тебе голубой идет даже больше, чем мне. И волосы так хорошо лежат, – сказала Юлька, тоже надевая платье. – Ты не заплетай косу – так лучше. Дура я, что волосы перекрасила: вот теперь я вижу, что светлые мне больше идут.
   – А ты можешь волосы в обратный цвет перекрасить?
   – Могу, конечно. Но тогда мы с тобой совсем одинаковые будем.
   – Не беспокойся, не будем. У нас все-таки лица разные.
   – У тебя, если приглядеться, веснушки заметны, а я свои еще в мае вывела. И вообще мне мое лицо больше нравится.
   – Вот и хорошо. Я своим тоже вполне довольна: лицо как лицо, не хуже и не лучше других.
   – Я сейчас макияж наведу, и тогда тебе со мной никак не сравниться!
   – Конечно. Я же краситься не стану.
   – А почему?
   – А потому.
   – Разве верующим нельзя краситься?
   – Почему нельзя? Можно. Только сами верующие обычно считают, что делать этого не стоит.
   – А почему не стоит, можешь объяснить?
   – Могу, но сейчас не хочу.
   – А чего ты сейчас хочешь?
   – Завтракать, вот чего.
   – Ой, и правда, уже девять! Пошли скорей вниз.
   – Пошли. И знаешь что, Юля?
   – Что?
   – Ты или перестань за мной ухаживать за столом, или прекрати озорничать.
   – Как это – озорничать? Я не озорничаю за столом, меня в лицее хорошим манерам обучают, а дома еще и Жанна воспитывает.
   – А кто в мою чашку перед завтраком каждый день соль насыпает?
   – Так ты замечала? А я думала, что ты такая неразборчивая – заглушаешь соль сахаром и пьешь. А что, очень противно?
   – Ты вот в свою чашку насыпь соли и попробуй, тогда и узнаешь!
   – А зачем же ты пила?
   – Я не хотела поднимать шум за столом, чтобы не огорчать папу. Он бы подумал, что ты меня совсем не любишь.
   Юлька едва удержалась, чтобы не сказать, что так оно и есть.
   – Он ведь не знает, что ты, глупенькая, просто хотела обратить на себя мое внимание, – продолжала Аня.
   Юлька так и задохнулась от ярости. Если бы не сознание, что впереди ее ждет освобождение от сестры, она бы не сдержалась, вцепилась бы ей в косу и оттаскала как следует.
   После завтрака Юля сразу повела Аню в бассейн, потом они забежали домой пообедать, а после отправились гулять по острову.
   По приказу Жанны за сестрами увязались Прыгун и Михрютка.
   Ане очень понравился обширный парк с неожиданными выходами к воде, стадион ошеломил ее своей огромностью, но особого восторга не вызвал. Она удивленно разглядывала виллы «новых русских», знаменитостей и политических деятелей, а потом вдруг спросила:
   – Юля, а на вашем острове есть церковь?
   – Нет. Но раньше была часовня. Она и теперь стоит, только в ней ничего нет. Я знаю это место.
   – И можешь мне показать?
   – Ну, если хочешь, завтра могу тебя туда сводить.
   Юлька ликовала: сестрица прямо своим ходом шла в ловушку!
   – Это очень далеко?
   – Да нет, не очень. Но надо одеться соответственно – не лезть же в заброшенную часовню в этих платьях. Завтра наденем джинсы и пойдем.
   – Чудно! Я так и думала, что должна быть церковь или часовня: странно, чтобы в старом Петербурге был остров, а на нем не было церкви.
   – А была церковь? – спросил Юлиуса паривший рядом Иоанн.
   – Конечно, была! Остров этот некогда царь Петр подарил любимой своей сестре Наталье Алексеевне, царевна и построила церковь. А еще до того островитянами был обретен в земле древний крест, оставленный первыми просветителями северных русских земель. Имена же их весть един Господь.
   Девочки шли по широкой улице под сенью старых раскидистых вязов.
   – А на острове собираются строить церковь? – спросила Аня.
   – А зачем она нужна? Если кому-то надо, он может съездить в центр, там полно церквей.
   – Странно. Неужели все эти богатые люди, которые живут здесь, такие бесстрашные?
   – Вовсе они не бесстрашные. Ты посмотри – заборы, закрытые ворота, охранники, решетки на окнах.
   – А церкви нет…
   – А зачем им еще и церковь?
   – Чтобы от зла охраняла. Бесы боятся колокольного звона.
   – Ну ты даешь, сестрица! Жанна говорит, что темные духи ничего на свете не боятся.
   – Жанна врет, а вот девчонка правду говорит, – сказал Михрютка Прыгуну. – Знаешь, Прыгун, почему я такой мелкий? От колокольного звона! Я ведь при соборе жил. До революции это тяжелое было место, зато платили хорошо. Потом те, которые без Хозяина жить решили, устроили в храме музей: хорошо-то как стало! Вместо кадила – маятник Фуко, я на нем качаться любил… Колокольный звон запретили, и все бесы такие упитанные стали. А сколько церквей взорвали, разобрали, под склады пустили! У-у, какая власть у нас тогда была! Да, было времечко, эх, не ценили мы его! Теперь не то… Вот и на этом острове того и гляди что-нибудь этакое, с крестом, построят.
   – Типун тебе под жвалы! – ответил Прыгун и даже еще больше позеленел от такого страшного предположения домового.
   По Вязовой улице, идущей параллельно Малой Невке, сестры подошли к гребному клубу, со всех сторон, кроме водной, заросшему старой сиренью.
   – Знаешь, – сказала Юлька, – я что-то устала. О, уже семь часов! Давай посидим на лавочке, отдохнем и пойдем домой, а завтра продолжим прогулку и сходим в часовню.
   – Давай так и сделаем.
   – Смотри-ка, мои друзья идут! – воскликнула Юлька, увидав Юрика с Гулей и Кирой, вышедших прямо из ворот клуба. – Эй, ребята! Привет! Как дела?
   – Порядок! – ответил Юрик. – А у тебя?
   – Тоже полный порядок. Гуляете?
   – У нас деловая прогулка: мы тут одной нашей хорошей знакомой кое-что относили.
   – Понятно…
   – Пока, сестрички!
   – Пока, ребятки!
   Юлькины друзья ушли, а за ними вскоре поднялись со скамейки и сестры. Аня ничего не заподозрила, а Юлька выяснила все, что хотела: ребята уже побывали в сарае и отнесли туда сено, спальные мешки и продукты. Теперь оставалось только письмо…
   Хуже обстояли дела у Бульдозера. У него была проблема – найти приличный костюм, чтобы послезавтра его беспрепятственно пустили в кафе при яхт-клубе. В поисках костюма или хотя бы пары недраных брюк с чистой майкой он уже с утра обегал всех своих знакомых. Но не много у него было друзей, имевших в гардеробе хороший костюм или даже просто вторую пару брюк, и никто из них не соглашался дать Бульдозеру на время свою приличную одежду, даже если она у них и была. С горя он уже решился на покупку собственного костюма, но денег у него, разумеется, тоже не было, а в долг… Ну подумайте сами, кто же даст Бульдозеру в долг больше, чем на бутылку водки? Разве что вовсе наивный человек, а вот уж таких знакомых у Бульдозера точно не было. В общем, положение казалось безвыходным, и к ночи Бульдозер решился на отчаянный шаг.
   В одном из крестовских гребных клубов служил ночным сторожем скромный старичок Вадим Кириллович Буденвайзер. Его степенный и достойный вид, холеные пышные усы, золотые очки и опрятный старомодный костюмчик удивления ни у администрации, ни у членов клуба не вызывали: многие интеллигентные пенсионеры в нынешнее время стремятся найти приработок к пенсии и соглашаются на любую работу. Если бы Бульдозер не сблизился в свое время на зоне с бывалыми уголовниками, ему бы и в голову не пришло, что благообразный старичок-сторож не денежки к пенсии прирабатывает в гребном клубе, а держит там явку для воров в законе. Старичок-паучок Буденвайзер сидел в этом неприметном уголке, а к нему сходились паутинки криминальной сети всего Санкт-Петербурга, и когда по сигналу паханов – главарей преступного мира – он дергал у себя в уголке кончик какой-нибудь паутинки, на другом конце города порой гремели взрывы и грохотали автоматные очереди. Недаром были так похожи на паучьи лапки сухонькие узловатые ручки Буденвайзера, украшенные старинным серебряным перстнем с крохотной сердоликовой геммой – отличительным знаком его роли в преступном мире. Кстати сказать, гемма эта была некогда похищена из витринной пирамидки Эрмитажа, и цена ее в долларах определялась семизначным числом. Бульдозер слышал на зоне, что через лапки Буденвайзера проходили многие и многие воровские миллионы. А кличка у него была, конечно, Буденный – в соответствии с усами и фамилией. Вот к нему поздно вечером, можно сказать, уже ночью и явился на поклон Бульдозер.
   – Товарищ Буденный, – воскликнул он, падая перед ночным сторожем на колени, – будь отцом родным! Выручи мелкого воришку, с тобой в одном КПЗ сидеть недостойного!
   – А я, голубчик, в КПЗ отродясь не сидел и сидеть не буду, – ответил ему, усмехнувшись в буденновские усы, Буденвайзер. Бульдозера он, конечно, знал, а кто на острове его не знал? Знал не только в лицо и по кличке: ему было известно даже настоящее имя бомжа, а вот это уж мало кто знал, это уже и сам Бульдозер призабыл. – И что это ты со мной, Миша, так церемонно: «Товарищ Буденный!». Ну, подумай сам, Мишенька, какой же я тебе товарищ? Гусь свинье, как известно, совсем не товарищ. Так что ты зови меня попросту – Вадим Кириллович. И на «вы», пожалуйста, если тебя не затруднит.
   – Как скажете, Вадим Кириллович.
   – Ну, веди беседу: с чем ты явился к старику Буденвайзеру?
   Слушая рассказ Бульдозера, старик то и дело заходился мелким старческим хохотком.
   – По десять тысяч зелененьких за сестру, говоришь? На круг выходит всего двадцать тысяч. Ну, это несерьезно!
   – Баксов, Вадим Кириллович, баксов – не рублей!
   – Я слышу, слышу, что баксов. Все равно несерьезно. Дети, они и есть дети.
   «Ну, блин, двадцать тысяч баксов для него несерьезно!» – благоговейно ужаснулся Бульдозер.
   – Так. Вот и чайник закипел. Сейчас мы с тобой, Миша, сядем пить чай и немного порассуждаем, подумаем. Немного – это тебе не повредит.
   Старичок снял с электроплитки слегка помятый алюминиевый чайник, достал стаканы, баночку прошлогоднего варенья, батон белого хлеба.
   – Садись, Миша, не стесняйся. Так ты где срок тянул?
   Минут пятнадцать Буденвайзер с Бульдозером мирно пили чай и разговаривали «за жизнь», а потом, увидев, что Бульдозер уже расслабился, старичок резко сменил тему:
   – Теперь, Миша, начинаем думать и вспоминать. Некая девочка по имени Юлька хочет избавиться от приехавшей в гости сестры. Вспомни, как зовут сестру?
   – Дак… как тут вспомнишь? А на… О, вспомнил! Аней сестру зовут.
   – Откуда приехала сестра?
   – А это… Из Пскова. Это уж я сразу запомнил: у меня кореш в Пскове живет. Я еще подумал тогда, что съездить бы надо кореша навестить, когда деньги будут… А вот они, денежки-то, и пришли! – И Бульдозер в восторге хлопнул грязной ладонью по застеленному свежей газеткой столу.
   – Тише, Миша, тише, – поморщился Буденвайзер. – Ты, дружок, не шуми, я этого не люблю. Теперь картина проясняется: это Митя Мишин неделю назад в город Псков за дочерью прямо со дня рождения старика Гуляровского укатил. Так, один клиент есть. Ах, детки, детки! Двадцать тысяч долларов! Даже такой простак, как Мишин, и тот не клюнет. Ну, тут мы, пожалуй, внесем корректировочку… Теперь скажи мне, Мишенька, что еще за дети там были? Ты их видел?
   – А то! Когда они уходили, я спецом на них глянул. Парнишку я знаю, это Виктора Сажина сынок, Юркой зовут. А девчонки… Одна рыжая…
   – Это Юлия Мишина, так сказать, организатор. Хи-хи! А две другие девочки?
   – Ну, девчонки и девчонки… Обыкновенные!
   – Обыкновенных девочек не бывает, но это тебе, Миша, понимать не дано. Как они выглядели?
   – Одна очень толстая, а другая совсем худая, как дистрофик.
   – Толстая и тонкая? Обе блондинки?
   – Вроде так…
   – Понятно. Имена помнишь?
   – Кира и вроде Галя…
   – А не Гуля?
   – Точно, Гуля!
   – Все теперь ясно. Одна из них единственная внучка миллионера Гуляровского, а вторая – Кира Лопухина, красавица и дочь красавицы. У Лопухиных кроме красоты ничего за душой нет, и хотя красота – это в своем роде тоже капитал, взять с них нечего. А вот о Сажине и Гуляровском разговор особый… Молодец, Миша, даже не ожидал я от тебя таких ярких проявлений интеллекта.
   Бульдозер расплылся от похвалы и заулыбался неопрятным щербатым ртом.
   – Давай-ка мы с тобой, Миша, повторим исходные данные. Значит, завтра утром Юлия Мишина ведет сестру Анну в старый сарай на территории гребного клуба, а Юра Сажин их там поджидает и запирает на замок. Кира Лопухина завтра же вечером относит письмо с требованием выкупа в дом Мишиных.
   – А деньги Мишин должен принести в кафе при яхт-клубе и положить на дно старинных часов.
   – И кто же по их плану придет за деньгами?
   – Все трое – парнишка и две девчонки. А мне их опередить надо и деньги самому забрать. Ну вот я, Вадим Кириллович, и пришел к вам просить денег в долг, чтобы завтра костюмчик себе справить. Ведь в этом виде меня в кафе не пустят, как вы считаете?
   – Определенно не пустят, и правильно сделают. Тебе вообще нечего делать в этом кафе. Но деньги на костюмчик я тебе, Мишенька, дам. На костюмчик и там еще на что-нибудь по твоему вкусу – выпить, закусить, с друзьями погулять. Вот, держи. Ровно двадцать тысяч. Рублями. Так тебе, Миша, проще и спокойней.
   Вадим Кириллович достал из портмоне и отсчитал Бульдозеру пачечку крупных купюр.
   – Спасибо вам, това… Вадим Кириллович, большое спасибо! Я как выкуп получу, так сразу валюту обменяю и верну вам должок.
   – Не надо ничего возвращать, Мишенька. Это твоя законная доля.
   – Ох, какой же вы человек, Вадим Кириллович! Век не забуду!
   – А вот тут ты, Мишенька, ошибся. Забудешь. Забудешь и меня, и всю эту историю с девочками Дмитрия Мишина, и дорогу к сарайчику, и часики антикварные в кафе яхт-клуба – все надо забыть!
   – Как это?
   – А так – начисто. Не твоего это ума дело – киднеппинг. Другие люди этим займутся, поумней тебя. А теперь иди, Миша, иди. Пойди выпей водочки. И выпей как следует, чтобы завтра ни о чем уже и не вспоминать. А если вдруг ты нечаянно что-нибудь вспомнишь или с похмелья к яхт-клубу заявишься, то…
   И тут приятный старичок совсем не интеллигентным движением вдруг выхватил откуда-то маленькую, всего-то в ладонь длиной, но очень остро заточенную финку и молниеносно выбросил ее прямо к горлу опешившего Бульдозера. Почувствовав легкий укол, не сильней комариного, Бульдозер в ужасе завизжал и отскочил назад.
   – Ты все понял, Миша?
   – П-понял!
   – Будешь молчать?
   – Б-буду!
   Ехидное оружие куда-то само собой исчезло, а старичок сказал ласково:
   – Ну, а коли понял, так и ступай себе, Мишенька. Но костюмчик ты себе завтра все-таки купи, уж очень ты пообносился, братец. А теперь сгинь с моих глаз, будь любезен.
   – С-слушаюсь, – испуганно прошептал Бульдозер и послушно исчез – как с глаз Буденвайзера, так и из нашей повести.