1.

...зову тебя именем,
ждущим во мне так давно и светло,
что не помню рождения света.
Мотыльком тишины
твоё имя летит в темноту.

                                                                 
Нимфа Эхо играет изменчивым всплеском
пока до меня не доносится
только дыханье
которое было моим.

Злую вечность я имя роняю
в поющую горечь стихов,
пересмешник бесплотный
его отдает темноте.
Разрушаюсь...
Частицы меня
только чьи-то игрушки...

Всё меньше меня,
всё меньше...

2.

Выкарабкиваюсь из раковины,
как по лестнице - в небо.

Насмешливый медиум
с золотыми как скарабеи глазами,
на рифе, затерянном кладбище
ороговевших кораллов,
сидит неподвижно смеясь
над моими попытками
вновь превратиться в моллюска.

«...Флейта!.. О Господи, флейта!..» -
панически шепчет суфлёр,
раздувая тугой капюшон зачарованной кобры
из райских кущей,
как будто кукушка
из сладко зевнувших часов.
Он походит на Моцарта.
Я ему верю.
Шепчу виновато, что роль
не доучена мною ещё в сентябре.

Только тело ребрится и множится,
превращается в певчую флейту,
которую Пан опечаленно прижимает
к своим воспалённым губам.

А глаза у него
озорные и злые.
Я вижу зрачок угасающего божества
у того, что когда-то лицом моим было.

3.

О как легко,
взглянув со стороны,
поверить в пресловутую взаимность
порой любви,
порою нелюбви.

Сквозь прожитых времен неодолимость
греховный ангел, демон суетливый,
крадется в сумерки моей судьбы.

Золотоглазый Пан швыряет флейту
в озябшую отравленную воду
сентябрьских рек.
Здесь холодно!..
Я задыхаюсь...

4.

Ночь - осенняя гостья моя,
оплетает окно незаметно,
чтобы после внезапно войти
и обнять мои плечи.

Иногда
мне кажется, что она
похожа на бабочку
с хрупкими черными
крыльями.

Иногда,
чуть касаясь щеки моей
чутким вороньим крылом,
она долго и нежно сидит на плече,
трепеща от малейшего звука.

Если смотреть в окно
с точки зрения ночи,
то женщина в раме,
в проёме света,
напоминает фаюмский портрет.

Если смотреть в окно
с точки зрения комнаты,
ночь - тишина, темнота, неподвижность -
чем-то очень похожа на смерть…

Мир - бессонное ожидание,
переполненное тобой.
Мне хрустальная ночь
нашептала ужасную правду
о Боге моём,
не умеющем плакать от боли,
оплакивать и умирать.

5.

Прогони эту наглую птицу печаль,
чей зияющий голос - пустыня,
зазор между правдой и речью.

ВидишьЮ там, за окном,
к чёрной ветке прилипла,
глядит неотвязно
сквозь мутные стекла беды?
Прогони,
пусть летит восвояси,
о жизни кричит на своем языке,
пусть не сводит с ума!

Слух блудливой улиткой
вползает в нутро
и кочует от лжи к оправданью.
Прогони!
Прогони эту скользкую липкую тварь,
пусть я лучше оглохну…

Прогони эту злую старуху любовь,
что всегда голодна
и пророчит ведунья о смерти.

Соглядатай души -
пьяный ангел
шатаясь
бредет к ядовитой воде
пересохшего лунного моря.

Эти птичьи следы на песке...
Эти страшные птичьи следы на песке!..

5.

Дегустирую память:
печаль как густое вино.
Заполняю пространство
дыханьем.

Движение нежною устрицей
бережно пробует воздух на вкус.

Сердце -
слепой потаённый учитель -
учит меня прорастать в пустоте,
чтобы мстить уходящему времени.

Тело
предательски, не спеша
сводит старые счеты с любовью.