Ноябрь,
презрев условность всех времен -
который день.
Который час?
А год?
А полночь?.. Здесь
так холодно...
Здесь вечереет -
всегда.
Скользит вода
податливо и лживо
лелеет камень, огибая форму
нутром пустующим.
Ты так хотел...
И, удлиняя путь к исчезновенью,
душа, как лист качаясь, уплывает
вниз по течению
в ноябрьской темноте.
...
Одичалая память -
рухлядь,
утвари горка -
преобразившись вдруг,
лично
объявляет войну. И поскольку
война не требует оснований
и происходит где-то на небесах -
с надменной угодливостью истерички
расставит деревянные фигурки для шахмат.
Играем? Позиция -
вечный шах.
Щадишь? Или так, от скуки -
как с кошкою мышь, вернее -
как с мышью кошка -
иногда вдруг выстраиваешь шеренги
пустующих далей и дней:
то - в очередь за
мерой хлеба насущного, то -
в холодеющий ряд, словно смертников,
лицами к белой стене.
Я их наблюдаю - в прицел,
в улюлюканье дамских депрессий -
всё чаще. Всё вежливее.
Страшней.
...
Ловлю сверчка под вечер,
суеверно
в окно выбрасываю.
Тусклые слова
коварно шепчет мой разрушенный Гомер,
хрестоматийно вперив взгляд слепца
в пространство - или в то,
что я упрямо называю им.
Чужих терцин безжизненный поток
причастьем суетным,
чугунным эхом
судебных каменных азов
в гортань вползает - и живет.
Часть речи...
Уже не знаю, что передо мной -
глухие маски ли, живые лица.
Я плохо знаю роль и, скверной пьесой
пресытившись -
за шторой прячусь,
как будто убегаю
за кулисы.