Потомок Тамерлана!
18-11-2013 20:17
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Это цитата сообщения IRIS Оригинальное сообщение
[550x]
Потомок Тамерлана
Однажды Ахматова совершенно серьёзно и с гордостью начала объяснять Липкину свою родословную:
"Моя прародительница Ахматова была в родстве с князьями Юсуповыми. А Юсуповы – ветвь от потомков Тамерлана. Сам же Тамерлан был потомком Чингисхана. Следовательно, Чингисхан – мой предок".
Липкин на следующий день принёс Ахматовой "Автобиографию" Тамерлана в переводе блестящего востоковеда В.А. Панова, с его же статьёй и комментариями к тексту. Панов категорически отрицал претензии Тимура на родство с Чингисханом:
"Это обычная манера генеалогий "Автобиографии" – сближать "героя" с великим родоначальником".
Ахматова была недовольна, но всё же примирилась с тем, что она не потомок Чингисхана:
"Быть потомком Тамерлана тоже неплохо".
[750x]
Волнение и забывчивость
В начале двадцатых годов одна знакомая спросила Ахматову:
"Вы волнуетесь, когда читаете стихи на эстраде?"
Анна Андреевна немного призадумалась:
"Как вам сказать? Мне бывает очень неприятно (именно неприятное состояние) до того, как я вышла на эстраду. А когда я уже начала читать – мне совершенно безразлично".
Знакомая продолжала интересоваться:
"У вас бывает, что вы забываете стихи на эстраде?"
На этот вопрос Ахматова ответила совершенно не задумываясь:
"Всегда бывает - я всегда забываю".
[750x]
Мечта отца.
Молодая, но уже известная балерина Лидочка Иванова однажды сказала Ахматовой, что так сгибаться, как это делает Ахматова, у них в Мариинском театре никто не умеет.
[Ахматова могла изгибаться колесом, касаясь ногами головы. Сохранились такие фотографии.]
Лукницкий комплиментарно добавил, что из Ахматовой вышла бы чудесная балерина, если бы она не захотела стать чудесным поэтом.
На эти льстивые слова Ахматова ответила, что мечтой отца было отдать её в балет.
[Лидия Александровна Иванова (1903-1924).
Павел Николаевич Лукницкий (1902-1973).]
[550x]
Фрейд и детство.
Ахматова довольно отрицательно относилась к учению Зигмунда Фрейда, и одна из причин этого заключалась в том, что для неё детство воспринималось совсем не так, как его изображал психоанализ.
Для Ахматовой детство совсем не замкнуто домом и семьёй, наоборот, по её мнению, в детстве мир начинался за калиткой, там, где-то вовне.
[550x]
Хлопоты Чуковского.
Как-то Корней Чуковский высказался по поводу
"полной и исключительной неспособности к историко-литературной работе"
Анны Ахматовой, одновременно признавая её выдающееся поэтическое мастерство.
Узнав о таком отзыве Чуковского, Ахматова только улыбнулась и рассказала следующую историю.
В первой половине двадцатых годов ей поручили редактировать произведения Некрасова для какого-то народного издания. Ахматова не слишком торопилась начинать эту работу, а Чуковский узнал об этом, перепугался, что у него отобрали нечто, принадлежащее только ему [ну, как же, Некрасов!], и начал бегать по инстанциям, чтобы эту работу передали ему. Эту работу ему и передали.
Свой рассказ Ахматова закончила иронической ремаркой:
"Из этой работы ничего не вышло, кроме того, что Чуковский получил за неё деньги".
[550x]
Вячеслав Иванов
Во второй половине пятидесятых годов Ахматова стала вовсю поносить Вячеслава Иванова. При произнесении гневных филиппик её не останавливало даже собственное нездоровье, и она громко обличала Иванова:
"Мистификатор! Крупный шарлатан, как в восемнадцатом веке — как те, что говорили, будто жили во времена Христа, как Калиостро".
Но этого было мало, и Ахматова продолжала:
"Он делал так — уводил к себе, просил читать, вытирал слёзы, хвалил, оттуда выводил ко всем — и там ругал. Был предатель".
О философских трудах Иванова Ахматова отзывалась сухо:
"Философию его я не читаю — по серости".
[Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949).]
[750x]
Дом старухи-процентщицы
В Петербурге до сих пор показывают дом, в котором якобы проживала старуха-процентщица из романа Достоевского “Преступление и наказание”, но на самом деле этого дома давно уже нет.
Ахматова рассказывала о том, что в своё время она видела этот дом:
"Его мне показал Томашевский. Человек [Достоевский] был там на лестнице и всё придумал, как может быть на такой лестнице. Лестница глухая, поэтому красильщики не слышали. Когда я поехала туда второй раз, дом уже снесли".
[Борис Викторович Томашевский (1890-1957).]
[750x]
Работа у Горького.
В начале двадцатых годов Ахматова очень нуждалась и даже работала на огороде у Рыковых, но денег всё равно не хватало. Её уговорили пойти к Горькому и попросить работы у него. Ахматова пошла к Горькому прямо после работы у Рыковых как была, в сарафане, босая.
С работой у Горького ничего не вышло. Маститый писатель буднично произнёс:
"Вы босая, а, говорят, туберкулёзная".
Вместо работы Горький предложил Ахматовой переводить прокламации с русского языка на итальянский.
С другой стороны, в пятидесятые годы Анна Андреевна с возмущением говорила о том, что сейчас принято ругать Горького, а скольким он тогда, в двадцатые годы, помог:
"Многие бы без него умерли с голода".
[750x]
Борис Пастернак с Анной Ахматовой
Поэт-дитя
Когда Ахматова приезжала в Москву, то она любила останавливаться на Ордынке в квартире Ардовых. Как-то Липкин пришёл на Ордынку и застал у Ахматовой Бориса Пастернака, который никак не мог закончить свой визит и всё время говорил почему-то о Голсуорси.
Он называл “Сагу о Форсайтах” нудной, тягучей и даже мёртвой книгой.
Вскоре Пастернак ушёл, а Ахматова развеселилась:
"Вы догадываетесь, почему Борисик вдруг набросился на Голсуорси? Нет? Когда-то, много лет назад, английские студенты выдвинули Пастернака на соискание Нобелевской премии, но получил её Голсуорси".
Липкин возразил:
"Анна Андреевна, помилуйте, разве это пристало такому великому поэту?"
Ахматова, уже спокойно, пояснила:
"Великий этот поэт - совершенное дитя".
Такой разговор происходил задолго до присуждения Пастернаку Нобелевской премии.
[550x]
Латынь и Пастернак
Однажды после чтения стихов Борис Пастернак спросил Анну Ахматову, может ли она полностью прочитать по латыни название своего же сборника "Аnno Domini МСМХХI".
Ахматова ответила, что в своё время она могла это сделать, но сейчас – не уверена.
Тогда Пастернак начал вспоминать многосложные латинские числительные, а потом довольно уверенно полностью произнёс всё заглавие сборника Ахматовой.
[550x]
Разбор женской поэзии
Примерно в 1958 году Ахматова приехала в гости к Липкину на такси. Они выпили по паре рюмок водки (Ахматова больше пить не стала, а Липкин продолжал) и Ахматова прочитала главу из своей “Поэмы без героя”.
Липкин немедленно рассыпался в комплиментах. В изложении самого же Липкина это выглядело примерно так:
"...никто из теперешних русских поэтов не понимает с такой глубиной русскую боль, русскую жизнь, как она, что никто ещё не написал о предвоенных десятых годах, а это было очень важное, переломное для России время... Об этом времени, может быть, ещё и напишут, но пока она – первая".
Анна Андреевна раскраснелась (то ли от водки, то ли от комплиментов) и похвалила Липкина за тонкое понимание стихов.
Липкин же, который принял уже больше двух рюмок, никак не мог остановиться:
"Так что же получается? Среди женщин – выше всех Ахматова. Ну, давайте посмотрим, кто был раньше, да и позже. Цветаеву я в счёт не беру, потому что по-настоящему мне нравятся только ее “Вёрсты” и несколько стихотворений из последующих книг; не люблю её поэм, кроме “Крысолова”, “Поэмы Горы”".
Ахматова только улыбнулась, а Липкина понесло в глубины поэзии:
"Была в восемнадцатом веке Бунина, родственница Ивана".
Ахматова:
"Её никто не читал, я тоже. Следующая!"
Липкин:
"Евдокия Ростопчина".
Ахматова:
"Это очень поверхностно".
Липкин:
"Каролина Павлова".
Ахматова:
"Ценный поэт, но не первого класса".
Липкин:
"Мирра Лохвицкая".
Ахматова:
"В ней что-то пело. Но на её стихах лежит печать эпохи безвременья – Надсон, Минский, Фофанов".
Липкин с удивлением:
"Кто же тогда остаётся? Одна Сафо?"
Ахматова:
"Сафо - это прелестный миф. Мне её читал по-гречески Вячеслав Иванов. От строк Сафо остались одни руины".
Липкин:
"Я, разумеется, Сафо не читал в подлиннике, только в переводах того же Вячеслава Иванова, в книге “Алкей и Сафо”.
Назову последнюю - Деборд-Вальмор. Пастернак сравнил с ней Цветаеву".
Ахматова завершила их разбор женской поэзии даже с какой-то горячностью:
"Ещё Пушкин писал о слабости французской поэзии. Ведь ещё не было Бодлера и Верлена. А Деборд-Вальмор хотя и мила, но чересчур сентиментальна, наивна..."
[550x]
Я не умею кланяться
Говоря о своих выступлениях на эстраде, Ахматова говорила:
"Я не умею кланяться публике. За что кланяться? За то, что публика выслушала? За то, что аплодировала? Нет, кланяться совершенно не нужно. Нельзя кланяться. Есть такой артист Мозжухин, - у него целая система как кланяться. Он поворачивается в одну сторону, улыбается, потом в другую... И с той стороны, куда он поворачивается, хлопают громче... Что это такое? Что это за вымаливание? Как ему не стыдно!"
[Иван Ильич Мозжухин (1889-1939).]
[550x]
Анна Ахматова - Зинаида Серебрякова
музыка: Елена Камбурова - Приходи на меня посмотреть(романс на стихотворение А.Ахматовой)
Это цитата сообщения IRIS Оригинальное сообщение
[550x]Потомок Тамерлана
Однажды Ахматова совершенно серьёзно и с гордостью начала объяснять Липкину свою родословную:
"Моя прародительница Ахматова была в родстве с князьями Юсуповыми. А Юсуповы – ветвь от потомков Тамерлана. Сам же Тамерлан был потомком Чингисхана. Следовательно, Чингисхан – мой предок".
Липкин на следующий день принёс Ахматовой "Автобиографию" Тамерлана в переводе блестящего востоковеда В.А. Панова, с его же статьёй и комментариями к тексту. Панов категорически отрицал претензии Тимура на родство с Чингисханом:
"Это обычная манера генеалогий "Автобиографии" – сближать "героя" с великим родоначальником".
Ахматова была недовольна, но всё же примирилась с тем, что она не потомок Чингисхана:
"Быть потомком Тамерлана тоже неплохо".
[750x]Волнение и забывчивость
В начале двадцатых годов одна знакомая спросила Ахматову:
"Вы волнуетесь, когда читаете стихи на эстраде?"
Анна Андреевна немного призадумалась:
"Как вам сказать? Мне бывает очень неприятно (именно неприятное состояние) до того, как я вышла на эстраду. А когда я уже начала читать – мне совершенно безразлично".
Знакомая продолжала интересоваться:
"У вас бывает, что вы забываете стихи на эстраде?"
На этот вопрос Ахматова ответила совершенно не задумываясь:
"Всегда бывает - я всегда забываю".
[750x]Мечта отца.
Молодая, но уже известная балерина Лидочка Иванова однажды сказала Ахматовой, что так сгибаться, как это делает Ахматова, у них в Мариинском театре никто не умеет.
[Ахматова могла изгибаться колесом, касаясь ногами головы. Сохранились такие фотографии.]
Лукницкий комплиментарно добавил, что из Ахматовой вышла бы чудесная балерина, если бы она не захотела стать чудесным поэтом.
На эти льстивые слова Ахматова ответила, что мечтой отца было отдать её в балет.
[Лидия Александровна Иванова (1903-1924).
Павел Николаевич Лукницкий (1902-1973).]
[550x]Фрейд и детство.
Ахматова довольно отрицательно относилась к учению Зигмунда Фрейда, и одна из причин этого заключалась в том, что для неё детство воспринималось совсем не так, как его изображал психоанализ.
Для Ахматовой детство совсем не замкнуто домом и семьёй, наоборот, по её мнению, в детстве мир начинался за калиткой, там, где-то вовне.
[550x]Хлопоты Чуковского.
Как-то Корней Чуковский высказался по поводу
"полной и исключительной неспособности к историко-литературной работе"
Анны Ахматовой, одновременно признавая её выдающееся поэтическое мастерство.
Узнав о таком отзыве Чуковского, Ахматова только улыбнулась и рассказала следующую историю.
В первой половине двадцатых годов ей поручили редактировать произведения Некрасова для какого-то народного издания. Ахматова не слишком торопилась начинать эту работу, а Чуковский узнал об этом, перепугался, что у него отобрали нечто, принадлежащее только ему [ну, как же, Некрасов!], и начал бегать по инстанциям, чтобы эту работу передали ему. Эту работу ему и передали.
Свой рассказ Ахматова закончила иронической ремаркой:
"Из этой работы ничего не вышло, кроме того, что Чуковский получил за неё деньги".
[550x]Вячеслав Иванов
Во второй половине пятидесятых годов Ахматова стала вовсю поносить Вячеслава Иванова. При произнесении гневных филиппик её не останавливало даже собственное нездоровье, и она громко обличала Иванова:
"Мистификатор! Крупный шарлатан, как в восемнадцатом веке — как те, что говорили, будто жили во времена Христа, как Калиостро".
Но этого было мало, и Ахматова продолжала:
"Он делал так — уводил к себе, просил читать, вытирал слёзы, хвалил, оттуда выводил ко всем — и там ругал. Был предатель".
О философских трудах Иванова Ахматова отзывалась сухо:
"Философию его я не читаю — по серости".
[Вячеслав Иванович Иванов (1866-1949).]
[750x]Дом старухи-процентщицы
В Петербурге до сих пор показывают дом, в котором якобы проживала старуха-процентщица из романа Достоевского “Преступление и наказание”, но на самом деле этого дома давно уже нет.
Ахматова рассказывала о том, что в своё время она видела этот дом:
"Его мне показал Томашевский. Человек [Достоевский] был там на лестнице и всё придумал, как может быть на такой лестнице. Лестница глухая, поэтому красильщики не слышали. Когда я поехала туда второй раз, дом уже снесли".
[Борис Викторович Томашевский (1890-1957).]
[750x]Работа у Горького.
В начале двадцатых годов Ахматова очень нуждалась и даже работала на огороде у Рыковых, но денег всё равно не хватало. Её уговорили пойти к Горькому и попросить работы у него. Ахматова пошла к Горькому прямо после работы у Рыковых как была, в сарафане, босая.
С работой у Горького ничего не вышло. Маститый писатель буднично произнёс:
"Вы босая, а, говорят, туберкулёзная".
Вместо работы Горький предложил Ахматовой переводить прокламации с русского языка на итальянский.
С другой стороны, в пятидесятые годы Анна Андреевна с возмущением говорила о том, что сейчас принято ругать Горького, а скольким он тогда, в двадцатые годы, помог:
"Многие бы без него умерли с голода".
[750x]Борис Пастернак с Анной Ахматовой
Поэт-дитя
Когда Ахматова приезжала в Москву, то она любила останавливаться на Ордынке в квартире Ардовых. Как-то Липкин пришёл на Ордынку и застал у Ахматовой Бориса Пастернака, который никак не мог закончить свой визит и всё время говорил почему-то о Голсуорси.
Он называл “Сагу о Форсайтах” нудной, тягучей и даже мёртвой книгой.
Вскоре Пастернак ушёл, а Ахматова развеселилась:
"Вы догадываетесь, почему Борисик вдруг набросился на Голсуорси? Нет? Когда-то, много лет назад, английские студенты выдвинули Пастернака на соискание Нобелевской премии, но получил её Голсуорси".
Липкин возразил:
"Анна Андреевна, помилуйте, разве это пристало такому великому поэту?"
Ахматова, уже спокойно, пояснила:
"Великий этот поэт - совершенное дитя".
Такой разговор происходил задолго до присуждения Пастернаку Нобелевской премии.
[550x]Латынь и Пастернак
Однажды после чтения стихов Борис Пастернак спросил Анну Ахматову, может ли она полностью прочитать по латыни название своего же сборника "Аnno Domini МСМХХI".
Ахматова ответила, что в своё время она могла это сделать, но сейчас – не уверена.
Тогда Пастернак начал вспоминать многосложные латинские числительные, а потом довольно уверенно полностью произнёс всё заглавие сборника Ахматовой.
[550x]Разбор женской поэзии
Примерно в 1958 году Ахматова приехала в гости к Липкину на такси. Они выпили по паре рюмок водки (Ахматова больше пить не стала, а Липкин продолжал) и Ахматова прочитала главу из своей “Поэмы без героя”.
Липкин немедленно рассыпался в комплиментах. В изложении самого же Липкина это выглядело примерно так:
"...никто из теперешних русских поэтов не понимает с такой глубиной русскую боль, русскую жизнь, как она, что никто ещё не написал о предвоенных десятых годах, а это было очень важное, переломное для России время... Об этом времени, может быть, ещё и напишут, но пока она – первая".
Анна Андреевна раскраснелась (то ли от водки, то ли от комплиментов) и похвалила Липкина за тонкое понимание стихов.
Липкин же, который принял уже больше двух рюмок, никак не мог остановиться:
"Так что же получается? Среди женщин – выше всех Ахматова. Ну, давайте посмотрим, кто был раньше, да и позже. Цветаеву я в счёт не беру, потому что по-настоящему мне нравятся только ее “Вёрсты” и несколько стихотворений из последующих книг; не люблю её поэм, кроме “Крысолова”, “Поэмы Горы”".
Ахматова только улыбнулась, а Липкина понесло в глубины поэзии:
"Была в восемнадцатом веке Бунина, родственница Ивана".
Ахматова:
"Её никто не читал, я тоже. Следующая!"
Липкин:
"Евдокия Ростопчина".
Ахматова:
"Это очень поверхностно".
Липкин:
"Каролина Павлова".
Ахматова:
"Ценный поэт, но не первого класса".
Липкин:
"Мирра Лохвицкая".
Ахматова:
"В ней что-то пело. Но на её стихах лежит печать эпохи безвременья – Надсон, Минский, Фофанов".
Липкин с удивлением:
"Кто же тогда остаётся? Одна Сафо?"
Ахматова:
"Сафо - это прелестный миф. Мне её читал по-гречески Вячеслав Иванов. От строк Сафо остались одни руины".
Липкин:
"Я, разумеется, Сафо не читал в подлиннике, только в переводах того же Вячеслава Иванова, в книге “Алкей и Сафо”.
Назову последнюю - Деборд-Вальмор. Пастернак сравнил с ней Цветаеву".
Ахматова завершила их разбор женской поэзии даже с какой-то горячностью:
"Ещё Пушкин писал о слабости французской поэзии. Ведь ещё не было Бодлера и Верлена. А Деборд-Вальмор хотя и мила, но чересчур сентиментальна, наивна..."
[550x]Я не умею кланяться
Говоря о своих выступлениях на эстраде, Ахматова говорила:
"Я не умею кланяться публике. За что кланяться? За то, что публика выслушала? За то, что аплодировала? Нет, кланяться совершенно не нужно. Нельзя кланяться. Есть такой артист Мозжухин, - у него целая система как кланяться. Он поворачивается в одну сторону, улыбается, потом в другую... И с той стороны, куда он поворачивается, хлопают громче... Что это такое? Что это за вымаливание? Как ему не стыдно!"
[Иван Ильич Мозжухин (1889-1939).]
[550x]Анна Ахматова - Зинаида Серебрякова
музыка: Елена Камбурова - Приходи на меня посмотреть(романс на стихотворение А.Ахматовой)
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Потомок Тамерлана! | Лена_Зыкова - Дневник Лена_Зыкова |
Лента друзей Лена_Зыкова
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»