Тут по-прежнему сотни людей, собираются за оцеплением, это шагов двести от места взрыва. Ближе подходить не разрешают отряды внутренних войск — посторонние могут помешать спасателям. А время слишком дорого. И цена высока. Машины одна за другой, груженые строительным мусором, выезжают со двора. В кузове — раскрытые детские книжки с картинками и буквально намотанный на бетонную плиту елочный дождик…

За оцеплением кто приносил теплые вещи спасенным, кто — покушать, а кто просился добровольцем на любые работы, лишь бы стать причастным к спасательной операции. За второй пятиэтажкой дымит полевая кухня, виднеются две временные палатки. Спасатели продолжают разбирать завалы. Периодически спускают вниз черные целлофановые пакеты, грузят их наглухо свернутыми в кареты «скорой». Но каждые 40 минут МЧС продолжает объявлять «минуты тишины» — спасатели все еще ждут, что из-под этой бетонной глыбы кто-то отзовется. Ну бывают же на свете чудеса!

Сегодня звонила подруга: говорит, с утра 25 декабря на станции переливания крови была дикая очередь. Вот уж действительно, все как один. Но ради обыкновенного понимания, что ты все-таки человек, надо ж было случиться такой трагедии!

В первую ночь в толпе были слышны рыдания, женщина на грани истерики. Не может дозвониться до близкой подруги. Кто-то не нашел родственников или друзей. Девушка лет 20-ти чуть ли не со слезами на глазах встречает друга детства. Разговорились. Оказалось, Дима в тот страшный вечер сидел дома. Услышал непонятный хлопок или взрыв — сам толком не понял, что стряслось. Но мебель в его квартире пошла ходуном. Решил, что началось землетрясение. Выбежал на улицу — а там вообще шок. Двух подъездов родного дома больше нет… Они сложились словно карточный домик: от пятого до первого этажа, сверху вниз. И вся эта бетонная масса в итоге рухнула на подвал.

Почти в полночь, спустя два часа после взрыва, с места разбора завалов выбежали несколько работников МЧС, кричали в толпу, есть ли среди собравшихся стропольщики — камни разбирать, снимать их с завала и относить в сторону. К тому времени уже подогнали со стороны двора подъемный кран. Нужны были рабочие руки. Кто-то откликнулся. Чуть позже спасатели стали истошно кричать, несколько человек наперебой: сюда «скорую»!!! Нашли живого, вытащили, радуются как дети.

Что видно со стороны больницы (а она — вот ведь трагический знак — аккурат напротив взорвавшегося дома): дорога и тротуар усеяны осколками и кусками оконных рам, в метрах 100–150 от дома. Это ж как должно было рвануть! Но странно, что при всем при этом стёкла в доме практически целые — лишь одно-два в осколках.

На второй день в городе возникло ощущение, что все идут только к этому несчастному дому, сплошными потоками. Еду в маршрутке — все говорят только о взрыве. Бабушка спрашивает сидящего рядом пожилого мужчину, слышал ли он о случившемся. Делится своими переживаниями: самой из Новосибирска дочь позвонила, сначала она узнала рано утром 25 декабря из телевизионных новостей о взрыве в Евпатории и сразу бросилась к телефону: узнать, как там мама, не была ли, не дай Бог, возле дома на Некрасова в момент трагедии.

Выхожу из автобуса — а на улице продолжение. Разговоры не замолкают. Переживают люди и за своих, и за чужих. Словом, действительно все как один. Жизнь мгновенно остановилась. Ничего нет. Только взрыв. И два ребенка перед глазами. Почему-то задевает особенно, когда слышишь, что из жизни вот так, внезапно, уходят маленькие дети — трехлетняя девочка и мальчишка шести лет, которых извлекли из-под завалов, да уже поздно.

На пятом этаже второго подъезда, на самом верху, виднеются остатки кухни: фрагмент стены, выложенной плиткой, а на аккуратной полочке — встроенная микроволновка. Пола нет в принципе. Только дверь, ведущая в кухню, болтается поперек стены непонятно на чем. Под микроволновкой — образок Богородицы, держащей Младенца. А под образами — календарь. Теперь на нем так и застынет дата — 24 декабря, католическое Рождество… Вместо светлого праздника — трагедия.

Почему-то лишь в такие страшные моменты начинаешь всерьез задумываться о том, зачем мы все здесь, на этой земле. И вся неустроенность быта как-то уходит на второй план. Все неурядицы, дрязги, ссоры кажутся настолько мелочными, что невольно приходишь к выводу: пожалуй, не стоит тратить на весь этот мусор свою драгоценную жизнь, явно дарованную кем-то свыше.

Ждем с нетерпением, когда окончательно станет ясно, есть ли еще живые под обломками. Так хочется в это верить! Впору только молиться, всем сердцем.