Это цитата сообщения С_э_т Оригинальное сообщение

....случается, наверное, и такое....

Ничего особо не значащая зарисовка. Про расстановку сил... или ни о чём. Но, пожалуйста, прокомментируйте.


Когда ему больно
Автор: Посестра_Алукарда
зарисовка

Зимнее бледно-серое небо уже начинало синеть, студёный воздух холодил лицо, и от этого кожа на щеках становилась болезненно чувствительной. Мы подходили к сияющей в последних негреющих косых лучах солнца высокой церкви, и я заранее ощущала робость и некую панику перед тем великим и непонятным, что олицетворяли сияющие купола.
Не знаю, почему я пошла сюда именно сегодня. Просто захотелось. А когда хочется пойти в церковь, то ни в коем случае нельзя игнорировать это желание.
И уж конечно я не знаю, почему он пошёл со мной. Просто посмотрел, как я натягиваю куртку, и ровно сказал: «Я с тобой». Я даже не спросила: «А ты можешь туда войти?». Просто кивнула в ответ. Ведь Алукард всегда знает, что делает.
Когда я захожу во двор, меня всегда поражает чистота, царящая там. Не в плане отсутствия мусора, по-моему, даже если всю землю будет устилать сор, какое-то ощущение нематериальной чистоты останется в воздухе. Из церкви уже слышны были звуки органа и хора. Я обернулась к Алукарду – тот не высказывал ни малейших признаков волнения или неудобства, только лицо у него стало какое-то… отрешённое.
- Ты уверен?.. – осмелилась спросить я. Он презрительно сощурил глаза, как бы говоря: «Не задавай глупых вопросов. Если я здесь, значит, уверен».
- Как знаешь, - пожала плечами я и прошла под массивной деревянной аркой. Озябшее тело радостно отреагировало на тепло и запах ладана, золотистый свет многочисленных свечей составил изумительный контраст с сизо-голубыми цветами надвигающегося зимнего вечера. Грянул орган, мы с Алукардом сели на ближайшую скамью…
Собственно, рассказывать о службе особенно нечего просто потому, что о таком не расскажешь. Всё время прошло под знаком «Рождество близко». И почему-то вспоминается выражение «как в старой сказке»… Прихожан было немного, но это даже к лучшему – не люблю толпу во всех её проявлениях. И всё-таки Алукард меня беспокоил. Мне всё время казалось, что его присутствие здесь… неправильно. Так не может быть. Но всё же так было – он молча сидел рядом, полуприкрыв глаза, и золотые блики гуляли по чёрным волосам, белому костюму и тёмному плащу, небрежно наброшенному на плечи. А когда началось пение, я даже не сразу поверила своим ушам – он подпевал тихонько, приятным бархатным голосом, чуть склонив голову набок и прищурив глаза.
Но когда началась проповедь, он встал и, не глядя на меня, пошёл к выходу. Единственным доказательством того, что он обо мне не забыл, была еле видная заминка – мол, я ухожу, а ты как хочешь. Возвращаться одной мне не хотелось, и я поспешила за ним.
Всю обратную дорогу он промолчал, всё больше погружаясь в себя. Чёрные волосы как-то незаметно удлинились и скрыли лицо, он слегка сгорбился и глубоко засунул руки в карманы. Оказывается, мы пробыли в церкви недолго, небо даже не успело стемнеть как следует.
- На сколько ты у меня останешься? – спросила я ему в спину, когда мы вошли в дом. Он меня не услышал – машинально сбросил пальто и прошёл в гостиную, где ещё днём забыл домашнюю рубашку. Я молча следила за ним, не понимая, что его так пришибло. Алукард так же машинально сбросил пиджак, подхватил рубашку и прошёл в ванну, ослабляя узел галстука. На его лицо было страшно смотреть – кожа посерела, а рубиновые глаза потухли. Если бы я не знала, кто он, я бы подумала, что он мучается от сильной боли…
Но вампиры не чувствуют боль. Они вообще ничего не чувствуют.
Надрывно заскрипело за спиной. Я резко обернулась и поняла, что это скрипела открывавшаяся дверь в ванну – Алукард не закрыл её как следует. Я ещё успела подумать, что надо смазать петли, прежде чем увидела его и шарахнулась к стене, коротко вскрикнув.
Он был гол по пояс, и вся спина была покрыта бугрящимися ожогами со вздувающимися пузырями. Кожа сморщилась и побагровела, словно его долго-долго варили в крутом кипятке. Он поднял волосы одной рукой, чтобы они не касались спины, второй опирался о раковину.
Алукард обернулся ко мне и сморщился, как от зубной боли. Я молча хлопала глазами, ошарашено глядя на него, как вдруг в голове что-то щёлкнуло и ситуация стала более-менее ясна. Он выжидающе молчал, как будто ему вдруг стала интересна моя реакция.
- Пойдём на кухню, - тихо сказала я – Чай хочу.
- Сейчас, - так же ровно ответил он.
Я сидела за столом и грела руки о горячую чашку, когда вошёл Алукард, одетый в просторную рубашку и мешковатые тонкие брюки. Он и теперь старался идти нормально, но всё равно его движения были дёрганые и немного судорожные. Он осторожно сел на стул и побарабанил пальцами по столешнице.
- Зачем? – поинтересовалась я. Он улыбнулся его обычной кривоватой ухмылкой:
- Так надо. Мне.
Я издала какой-то невразумительны набор изумлённых звуков и замолчала.
- Ты думала, это происходит как-то по-иному?
- Нет, но… Да. Я думала, это действует не так.
Всё с той же улыбкой-оскалом он ответил:
- Только так. Будь ты хоть трижды бессмертным и вообще самым старым существом в этом мире. Всё равно ЭТО сильнее чего бы то ни было.
Мы помолчали.
- Знаешь, - неожиданно продолжил он – Я ведь не чувствую боли. Вообще. Но вот эту боль, боль от таких ожогов, я ощущаю как самый обычный человек.
- Долго заживают?
- Как у человека. Долго.
Я посмотрела в окно. Сквозь синие сумерки летели крупные хлопья снега.
Рождество скоро.