Слушай песню ветра...
05-05-2008 11:45
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Настроение сейчас - радуга...
месяц назад прочитала книгу "Слушай песню ветра" Харуки Мураками. Честно скажу, я не любитель читать. И вообще в смыслы книжек редко вникаю. Название этой уж точно разгадать не могу. Но всё же что-то в этой книге цепляет. Решила понравившиеся главы выложить сюда (а то книгу-то сдавать пора в библиотеку ). Итак, :
"Если же вам требуются искусство и литература, то вы должны почитать греков. Ведь
для того, чтобы родилось истинное искусство, совершенно необходим рабовладельческий
строй. У древних греков рабы возделывали поля, готовили пищу и гребли на галерах -- в то
время как горожане предавались стихосложению и упражнениям в математике под
средиземноморским солнцем. И это было искусство.
А какой текст может написать человек, посреди ночи роющийся в холодильнике на
спящей кухне? Только вот такой и может.
Это я о себе."
"В романе Крысы я бы отметил два положительных момента. Во-первых, там нет сцен
секса, а во-вторых, никто не умер. Ни к чему заставлять людей помирать или спать с
женщинами -- они этим заняты и без того. Такая порода."
"В детстве я был ужасно молчаливым ребенком. До того молчаливым, что родители
встревожились и отвели меня к знакомому психиатру...
...-- Давным-давно, -- начал доктор, -- жил-был добрый козел...
Какое вступление! Я закрыл глаза и попытался представить доброго козла.
-- У козла на шее висели тяжелые металлические часы. Он так с ними везде и ходил.
Ходил и пыхтел. Причем мало того, что они были такие тяжелые -- они еще и не работали.
Пришел как-то к козлу знакомый заяц и говорит: "Слушай, козел! И чего ты все таскаешь
эти ломаные часы? Они ж тяжелые, да и толку с них никакого." "Тяжелые-то тяжелые, --
отвечает козел, -- да ведь я к ним привык. Хоть они и вправду тяжелые, да к тому же не
работают."
Доктор хлебнул своего апельсинового сока и с улыбкой посмотрел на меня. Я молча
ждал продолжения.
-- И вот однажды заяц преподнес козлу на день рожденья небольшую коробочку,
перевязанную лентой. А в коробочке были новенькие, блестящие, необыкновенно легкие и
отлично работающие часы. Козел ужасно обрадовался, повесил их на шею и побежал всем
показывать.
Здесь сказка неожиданно кончилась.
-- Ты козел. Я заяц. Часы -- твоя душа.
Я почувствовал себя обманутым и покорно кивнул.
Раз в неделю, во второй половине воскресенья, пересаживаясь с поезда на автобус, я
добирался до докторского дома, где в ходе лечения потреблял кофейные рулеты, яблочные
пироги, сладкие плюшки и медовые рогалики. Через год такой терапии я был вынужден
обратиться к дантисту.
-- Цивилизация есть передача информации, -- говорил мой доктор. -- Если ты чего-то
не можешь выразить, то этого "чего-то" как бы не существует. Вроде и есть, а на самом
деле нет. Вот, скажем, ты проголодался. Стоит тебе сказать: "Есть хочу!", как я сразу дам
тебе плюшку. Бери. (Я взял.) А если ничего не скажешь, то не будет тебе плюшек. (С видом
злодея он спрятал тарелку с плюшками под стол.) Ноль! Понял? Говорить ты не желаешь.
Но кушать-то хочется! И вот ты пытаешься выразить это без слов. На языке жестов.
Попробуй.
Я схватился за живот и изобразил на лице страдание. "Это у тебя несварение желудка!"
-- засмеялся доктор.
Несварение желудка...
Потом мы с ним вели Непринужденный Разговор.
-- Ну-ка, расскажи мне что-нибудь про кошек. Что угодно.
Я вертел головой, изображая раздумье.
-- Ну, что тебе первое в голову приходит?
-- Четвероногое животное...
-- Так это слон!
-- Гораздо меньше...
-- Ладно, что еще?
-- Живет у людей в домах. Когда есть настроение, мышей ловит.
-- А что ест?
-- Рыбу.
-- А колбасу?
-- Колбасу тоже...
В таком вот духе.
Доктор говорил правильно. Цивилизация есть передача информации. Когда станет
нечего выражать и передавать, цивилизация закончится. Щелк! -- и выключилась."
"Если же вам требуются искусство и литература, то вы должны почитать греков. Ведь
для того, чтобы родилось истинное искусство, совершенно необходим рабовладельческий
строй. У древних греков рабы возделывали поля, готовили пищу и гребли на галерах -- в то
время как горожане предавались стихосложению и упражнениям в математике под
средиземноморским солнцем. И это было искусство.
А какой текст может написать человек, посреди ночи роющийся в холодильнике на
спящей кухне? Только вот такой и может.
Это я о себе."
"Хартфильд так высказался о хорошем тексте: "Процесс написания текста есть не что
иное, как подтверждение дистанции между пишущим и его окружением. Не чувства нужны
здесь, а измерительная линейка." ("Что плохого, если вам хорошо?", 1936г.)
Зажав в руке измерительную линейку, я начал робко осматриваться вокруг себя. Это
было как раз в год смерти президента Кеннеди -- выходит, прошло уже 15 лет. Целых 15
лет я был занят выкидыванием всего и вся. Как из самолета с поломавшимся мотором для
облегчения веса выкидывают сначала багаж, потом сидения, а в конце концов и без того
несчастного бортпроводника, так и я 15 лет выкидывал всякую всячину -- но взамен почти
ничего не поимел.
Уверенности в том, что я делал это правильно, у меня быть не может. Стало легче, это
несомненно -- но становится жутко при мысли о том, что останется от меня, когда
придется встретить смерть. После кремации -- неужели одни косточки?
"Когда душа темна, видишь только темные сны. А если совсем темная -- то и вовсе
никаких." Так всегда говорила моя покойная бабушка.
Первое, что я сделал в ночь, когда бабушка умерла -- протянул руку и тихонько
опустил ей веки. В это мгновение сон, который она видела 79 лет, тихо прекратился, как
короткий летний дождь, бивший по мостовой. Не осталось ничего."
иное, как подтверждение дистанции между пишущим и его окружением. Не чувства нужны
здесь, а измерительная линейка." ("Что плохого, если вам хорошо?", 1936г.)
Зажав в руке измерительную линейку, я начал робко осматриваться вокруг себя. Это
было как раз в год смерти президента Кеннеди -- выходит, прошло уже 15 лет. Целых 15
лет я был занят выкидыванием всего и вся. Как из самолета с поломавшимся мотором для
облегчения веса выкидывают сначала багаж, потом сидения, а в конце концов и без того
несчастного бортпроводника, так и я 15 лет выкидывал всякую всячину -- но взамен почти
ничего не поимел.
Уверенности в том, что я делал это правильно, у меня быть не может. Стало легче, это
несомненно -- но становится жутко при мысли о том, что останется от меня, когда
придется встретить смерть. После кремации -- неужели одни косточки?
"Когда душа темна, видишь только темные сны. А если совсем темная -- то и вовсе
никаких." Так всегда говорила моя покойная бабушка.
Первое, что я сделал в ночь, когда бабушка умерла -- протянул руку и тихонько
опустил ей веки. В это мгновение сон, который она видела 79 лет, тихо прекратился, как
короткий летний дождь, бивший по мостовой. Не осталось ничего."
"В романе Крысы я бы отметил два положительных момента. Во-первых, там нет сцен
секса, а во-вторых, никто не умер. Ни к чему заставлять людей помирать или спать с
женщинами -- они этим заняты и без того. Такая порода."
"-- Ты желала моей смерти?
-- Ну, как... Немножко.
-- Точно "немножко"?
-- Я не помню...
Потянулось молчание. Крыса ощутил необходимость его нарушить.
-- Знаешь что? Люди не рождаются одинаковыми.
-- Кто это сказал?
-- Джон Ф. Кеннеди."
-- Ну, как... Немножко.
-- Точно "немножко"?
-- Я не помню...
Потянулось молчание. Крыса ощутил необходимость его нарушить.
-- Знаешь что? Люди не рождаются одинаковыми.
-- Кто это сказал?
-- Джон Ф. Кеннеди."
"В детстве я был ужасно молчаливым ребенком. До того молчаливым, что родители
встревожились и отвели меня к знакомому психиатру...
...-- Давным-давно, -- начал доктор, -- жил-был добрый козел...
Какое вступление! Я закрыл глаза и попытался представить доброго козла.
-- У козла на шее висели тяжелые металлические часы. Он так с ними везде и ходил.
Ходил и пыхтел. Причем мало того, что они были такие тяжелые -- они еще и не работали.
Пришел как-то к козлу знакомый заяц и говорит: "Слушай, козел! И чего ты все таскаешь
эти ломаные часы? Они ж тяжелые, да и толку с них никакого." "Тяжелые-то тяжелые, --
отвечает козел, -- да ведь я к ним привык. Хоть они и вправду тяжелые, да к тому же не
работают."
Доктор хлебнул своего апельсинового сока и с улыбкой посмотрел на меня. Я молча
ждал продолжения.
-- И вот однажды заяц преподнес козлу на день рожденья небольшую коробочку,
перевязанную лентой. А в коробочке были новенькие, блестящие, необыкновенно легкие и
отлично работающие часы. Козел ужасно обрадовался, повесил их на шею и побежал всем
показывать.
Здесь сказка неожиданно кончилась.
-- Ты козел. Я заяц. Часы -- твоя душа.
Я почувствовал себя обманутым и покорно кивнул.
Раз в неделю, во второй половине воскресенья, пересаживаясь с поезда на автобус, я
добирался до докторского дома, где в ходе лечения потреблял кофейные рулеты, яблочные
пироги, сладкие плюшки и медовые рогалики. Через год такой терапии я был вынужден
обратиться к дантисту.
-- Цивилизация есть передача информации, -- говорил мой доктор. -- Если ты чего-то
не можешь выразить, то этого "чего-то" как бы не существует. Вроде и есть, а на самом
деле нет. Вот, скажем, ты проголодался. Стоит тебе сказать: "Есть хочу!", как я сразу дам
тебе плюшку. Бери. (Я взял.) А если ничего не скажешь, то не будет тебе плюшек. (С видом
злодея он спрятал тарелку с плюшками под стол.) Ноль! Понял? Говорить ты не желаешь.
Но кушать-то хочется! И вот ты пытаешься выразить это без слов. На языке жестов.
Попробуй.
Я схватился за живот и изобразил на лице страдание. "Это у тебя несварение желудка!"
-- засмеялся доктор.
Несварение желудка...
Потом мы с ним вели Непринужденный Разговор.
-- Ну-ка, расскажи мне что-нибудь про кошек. Что угодно.
Я вертел головой, изображая раздумье.
-- Ну, что тебе первое в голову приходит?
-- Четвероногое животное...
-- Так это слон!
-- Гораздо меньше...
-- Ладно, что еще?
-- Живет у людей в домах. Когда есть настроение, мышей ловит.
-- А что ест?
-- Рыбу.
-- А колбасу?
-- Колбасу тоже...
В таком вот духе.
Доктор говорил правильно. Цивилизация есть передача информации. Когда станет
нечего выражать и передавать, цивилизация закончится. Щелк! -- и выключилась."
"Всю дорогу домой я насвистывал где-то слышанную мелодию. Название никак не
хотело всплывать в памяти. Совсем старая вещь. Машина стояла на берегу, и, глядя на
темное ночное море, я все же попытался вспомнить, как называлась песня.
Это была "Песня Клуба Микки-Мауса". С такими словами:
Вот какой веселый
Есть у нас пароль:
Эм-ай-си -
кэй-и-вай -
эм-оу-ю-эс-и!
Наверное, и вправду время было хорошее."
хотело всплывать в памяти. Совсем старая вещь. Машина стояла на берегу, и, глядя на
темное ночное море, я все же попытался вспомнить, как называлась песня.
Это была "Песня Клуба Микки-Мауса". С такими словами:
Вот какой веселый
Есть у нас пароль:
Эм-ай-си -
кэй-и-вай -
эм-оу-ю-эс-и!
Наверное, и вправду время было хорошее."
"Мне двадцать один год. Говорить об этом можно долго.
Еще достаточно молод, но раньше был моложе. Если это не нравится, можно лишь
дождаться воскресного утра и прыгнуть с крыши Эмпайр Стэйт Билдинг.
В одном старом фильме про Великую Депрессию я слышал такую шутку:
"Когда я прохожу под Эмпайр Стэйт Билдинг, то всегда открываю зонтик. Люди сверху
так и сыпятся.""
"Эта до крайности неразговорчивая девица жила в моей квартире с неделю. Каждый день
она просыпалась к обеду, что-то ела, курила, листала книжки, пялилась в телевизор и
иногда без видимой охоты занималась со мной сексом. Все, что у нее было -- это белая
холщовая сумка, а в ней толстая ветровка, две майки, джинсы, три пары грязных трусов и
коробка тампонов.
-- Ты откуда? -- спросил я ее как-то.
-- Да ты не знаешь, -- только и ответила она.
В один прекрасный день я вернулся из магазина с мешком продуктов -- а ее и след
простыл. И ее белой сумки тоже. И еще кое-чего. На столе лежала горстка мелочи, пачка
сигарет и моя свежевыстиранная футболка. А еще записка, нацарапанная на клочке бумаги.
Из одного слова: "противный". Боюсь, про меня."
она просыпалась к обеду, что-то ела, курила, листала книжки, пялилась в телевизор и
иногда без видимой охоты занималась со мной сексом. Все, что у нее было -- это белая
холщовая сумка, а в ней толстая ветровка, две майки, джинсы, три пары грязных трусов и
коробка тампонов.
-- Ты откуда? -- спросил я ее как-то.
-- Да ты не знаешь, -- только и ответила она.
В один прекрасный день я вернулся из магазина с мешком продуктов -- а ее и след
простыл. И ее белой сумки тоже. И еще кое-чего. На столе лежала горстка мелочи, пачка
сигарет и моя свежевыстиранная футболка. А еще записка, нацарапанная на клочке бумаги.
Из одного слова: "противный". Боюсь, про меня."
"С третьей своей подружкой, студенткой французского отделения, я познакомился в
университетской библиотеке. На весенних каникулах следующего года она повесилась в
хилом лесочке сбоку от теннисного корта. Труп обнаружили лишь с началом следующего
семестра, а до того он целых две недели болтался на ветру. Теперь, когда темнеет, к лесочку
никто не подходит."
"-- И что ты изучаешь?
-- Биологию. Животных люблю.
-- Я тоже люблю.
Допив остатки пива, я взял горсть картофельных чипсов.
-- А вот знаешь... В Бхагалпуре был знаменитый леопард -- за три года он съел триста
пятьдесят индусов.
-- Неужели?
-- Далее: английский полковник Джим Корбетт по прозвищу "Гроза леопардов" за
восемь лет застрелил, считая этого, сто двадцать пять леопардов и тигров. А ты все равно
будешь любить животных?
Она потушила сигарету, отпила вина и восхищенно посмотрела на меня:
-- Нет, ты оригинал!"
-- Биологию. Животных люблю.
-- Я тоже люблю.
Допив остатки пива, я взял горсть картофельных чипсов.
-- А вот знаешь... В Бхагалпуре был знаменитый леопард -- за три года он съел триста
пятьдесят индусов.
-- Неужели?
-- Далее: английский полковник Джим Корбетт по прозвищу "Гроза леопардов" за
восемь лет застрелил, считая этого, сто двадцать пять леопардов и тигров. А ты все равно
будешь любить животных?
Она потушила сигарету, отпила вина и восхищенно посмотрела на меня:
-- Нет, ты оригинал!"
"Пару недель спустя после смерти моей третьей подруги я читал "Ведьму" Жюля
Мишле (*8). Великолепная книга. Там был такой пассаж:
"Верховный судья Реми Лоренский отправил на костер восемьсот ведьм и очень
гордился своей политикой устрашения. Один раз он сказал: "Я славен своей
справедливостью настолько, что шестнадцать схваченных на днях пленниц удавились сами,
не дожидаясь палача"."
"Я славен своей справедливостью"... Просто потрясающе!"
"Ведя машину домой, я вдруг вспомнил свое первое свидание с девчонкой. Это было
семь лет назад. От начала свидания и до его конца я как будто задавал ей один и тот же
вопрос: "Тебе не скучно?".
Мы смотрели с ней кино с Элвисом Пресли в главной роли. Там была песня с такими
словами:
Мы были в ссоре,
И я послал письмо.
Просил прощенья,
Но не дошло оно.
Пришло обратно,
Пришло назад.
Неточен адрес,
Неверен адресат...
Время течет слишком быстро."
"Третья девчонка, с которой я спал, называла мой пенис "raison d'etre". "Оправдание
бытия".
*
Когда-то я подумывал написать небольшое эссе про человеческие raison d'etre.
Написать не написал, но в процессе обдумывания завел себе замечательную привычку --
все на свете переводить в численный эквивалент. Эта привычка не отпускала меня месяцев
восемь. Когда я ехал в электричке, то пересчитывал пассажиров. Когда шел по лестнице --
считал ступеньки. А когда совсем нечем было заняться, измерял себе пульс. Согласно
записям, за это время, а именно с пятнадцатого августа 1969 года по третье апреля
следующего, я посетил 358 лекций, совершил 54 половых акта и выкурил 6921 сигарету.
Я всерьез полагал тогда, что подобные численные эквиваленты о чем-то поведают
людям. А коль скоро существует это "что-то", о чем они поведают, то со всей
очевидностью существую и я! Оказалось однако, что в действительности людям нет
никакого дела до числа сигарет, которые я выкурил, или количества ступенек, на которые я
поднялся. Им нет дела даже до размеров моего пениса. Так я потерял из виду свои raison
d'etre и остался один-одинешенек.
*
Узнав о ее смерти, я выкурил 6922-ю сигарету."
семь лет назад. От начала свидания и до его конца я как будто задавал ей один и тот же
вопрос: "Тебе не скучно?".
Мы смотрели с ней кино с Элвисом Пресли в главной роли. Там была песня с такими
словами:
Мы были в ссоре,
И я послал письмо.
Просил прощенья,
Но не дошло оно.
Пришло обратно,
Пришло назад.
Неточен адрес,
Неверен адресат...
Время течет слишком быстро."
"Третья девчонка, с которой я спал, называла мой пенис "raison d'etre". "Оправдание
бытия".
*
Когда-то я подумывал написать небольшое эссе про человеческие raison d'etre.
Написать не написал, но в процессе обдумывания завел себе замечательную привычку --
все на свете переводить в численный эквивалент. Эта привычка не отпускала меня месяцев
восемь. Когда я ехал в электричке, то пересчитывал пассажиров. Когда шел по лестнице --
считал ступеньки. А когда совсем нечем было заняться, измерял себе пульс. Согласно
записям, за это время, а именно с пятнадцатого августа 1969 года по третье апреля
следующего, я посетил 358 лекций, совершил 54 половых акта и выкурил 6921 сигарету.
Я всерьез полагал тогда, что подобные численные эквиваленты о чем-то поведают
людям. А коль скоро существует это "что-то", о чем они поведают, то со всей
очевидностью существую и я! Оказалось однако, что в действительности людям нет
никакого дела до числа сигарет, которые я выкурил, или количества ступенек, на которые я
поднялся. Им нет дела даже до размеров моего пениса. Так я потерял из виду свои raison
d'etre и остался один-одинешенек.
*
Узнав о ее смерти, я выкурил 6922-ю сигарету."
"Про отца Крысы я не знаю почти ничего. И не видел его ни разу. Когда я спрашивал
Крысу об отце, он со всей определенностью отвечал: "Гораздо старше меня, и при этом
мужик".
По слухам, отец Крысы когда-то давно, еще до войны, был небогат. Перед самой
войной он тяжкими трудами заполучил химико-фармацевтический завод и занялся
продажей мази от насекомых. Эффективность ее была еще не доказана -- но линия фронта
двигалась на юг, и мазь начала продаваться столь же стремительно.
По окончании войны он побросал свою мазь в кладовые и стал продавать
подозрительные питательные препараты -- а после войны в Корее переключился на
бытовые моющие средства. Причем поговаривали, что ингредиенты везде оставались
одинаковыми. Очень может быть.
Двадцать пять лет назад трупы японских солдат, густо покрытые мазью от насекомых,
лежали штабелями по джунглям Новой Гвинеи. А сегодня в каждом сортире -- средство
для прочистки труб, все той же торговой марки.
Вот так отец у Крысы и разбогател."
Крысу об отце, он со всей определенностью отвечал: "Гораздо старше меня, и при этом
мужик".
По слухам, отец Крысы когда-то давно, еще до войны, был небогат. Перед самой
войной он тяжкими трудами заполучил химико-фармацевтический завод и занялся
продажей мази от насекомых. Эффективность ее была еще не доказана -- но линия фронта
двигалась на юг, и мазь начала продаваться столь же стремительно.
По окончании войны он побросал свою мазь в кладовые и стал продавать
подозрительные питательные препараты -- а после войны в Корее переключился на
бытовые моющие средства. Причем поговаривали, что ингредиенты везде оставались
одинаковыми. Очень может быть.
Двадцать пять лет назад трупы японских солдат, густо покрытые мазью от насекомых,
лежали штабелями по джунглям Новой Гвинеи. А сегодня в каждом сортире -- средство
для прочистки труб, все той же торговой марки.
Вот так отец у Крысы и разбогател."
"В нашем городе живут разные люди. За восемнадцать лет я научился здесь многим
вещам. Город пустил в моем сердце такие крепкие корни, что почти все воспоминания
связаны с ним. Но в ту весну, когда я поступил в университет и покинул свой город, в
глубине души моей было облегчение.
Теперь, приезжая в город на летние и весенние каникулы, я только и делаю, что пью
пиво."
"Было время, когда все хотели выглядеть крутыми.
Незадолго до окончания школы я решил вести себя так, чтобы наружу выходило не
более половины моих сокровенных мыслей. Зачем я так решил, уже не помню -- но
выполнял это строго в течение нескольких лет. А потом вдруг обнаружил, что и вовсе
разучился выражать словами более половины того, что думаю.
Каким образом это связано с крутостью, мне не совсем понятно. По-английски это
называется cool, "холодный" -- в этом смысле меня можно сравнить со старым
холодильником, который не размораживали целый год.
Я барахтаюсь в болоте времени и продолжаю писать эти строки, подстегивая
засыпающее сознание пивом и табаком. По нескольку раз принимаю горячий душ, дважды в
день бреюсь и без конца слушаю старые пластинки. Вот и сейчас у меня за спиной поют
давно забытые Питер, Пол и Мэри:
"Don't think twice, it's all right.""
вещам. Город пустил в моем сердце такие крепкие корни, что почти все воспоминания
связаны с ним. Но в ту весну, когда я поступил в университет и покинул свой город, в
глубине души моей было облегчение.
Теперь, приезжая в город на летние и весенние каникулы, я только и делаю, что пью
пиво."
"Было время, когда все хотели выглядеть крутыми.
Незадолго до окончания школы я решил вести себя так, чтобы наружу выходило не
более половины моих сокровенных мыслей. Зачем я так решил, уже не помню -- но
выполнял это строго в течение нескольких лет. А потом вдруг обнаружил, что и вовсе
разучился выражать словами более половины того, что думаю.
Каким образом это связано с крутостью, мне не совсем понятно. По-английски это
называется cool, "холодный" -- в этом смысле меня можно сравнить со старым
холодильником, который не размораживали целый год.
Я барахтаюсь в болоте времени и продолжаю писать эти строки, подстегивая
засыпающее сознание пивом и табаком. По нескольку раз принимаю горячий душ, дважды в
день бреюсь и без конца слушаю старые пластинки. Вот и сейчас у меня за спиной поют
давно забытые Питер, Пол и Мэри:
"Don't think twice, it's all right.""
"В мире есть вещи, которых нам все равно не изменить.
-- Например?
-- Например, больные зубы. В один прекрасный день у тебя вдруг появляется зубная боль
и не проходит, как бы тебя кто ни утешал. И тогда ты злишься на самого себя. А потом
начинаешь дико злиться на других за то, что они сами на себя не злятся. Понимаешь?
-- Отчасти, -- сказал я. -- Но если хорошо подумать, условия у всех одинаковые. Мы
все попутчики в неисправном самолете. Конечно, есть везучие, а есть невезучие. Есть
крутые, а есть немощные. Есть богатые, а есть бедные. Но все равно ни у кого нет такой
силы, чтобы из ряда вон. Все одинаковы. Те, у которых что-то есть, дрожат в страхе это
потерять -- а те, у кого ничего нет, переживают, что так и не появится. Все равны. И тому,
кто успел это подметить, стоит попробовать хоть чуточку стать сильнее. Хотя бы просто
прикинуться, понимаешь? На самом-то деле сильных людей нигде нет -- есть только те,
которые делают вид."
-- Например?
-- Например, больные зубы. В один прекрасный день у тебя вдруг появляется зубная боль
и не проходит, как бы тебя кто ни утешал. И тогда ты злишься на самого себя. А потом
начинаешь дико злиться на других за то, что они сами на себя не злятся. Понимаешь?
-- Отчасти, -- сказал я. -- Но если хорошо подумать, условия у всех одинаковые. Мы
все попутчики в неисправном самолете. Конечно, есть везучие, а есть невезучие. Есть
крутые, а есть немощные. Есть богатые, а есть бедные. Но все равно ни у кого нет такой
силы, чтобы из ряда вон. Все одинаковы. Те, у которых что-то есть, дрожат в страхе это
потерять -- а те, у кого ничего нет, переживают, что так и не появится. Все равны. И тому,
кто успел это подметить, стоит попробовать хоть чуточку стать сильнее. Хотя бы просто
прикинуться, понимаешь? На самом-то деле сильных людей нигде нет -- есть только те,
которые делают вид."
"Иногда случается, что я вру.
Последний раз это было в прошлом году.
Врать я очень не люблю. Ложь и молчание -- два тяжких греха, которые особенно
буйно разрослись в современном человеческом обществе. Мы действительно много лжем --
или молчим.
Но с другой стороны, если бы мы круглый год говорили -- причем, только правду и
ничего кроме правды -- то как знать, может, правда и потеряла бы всю свою ценность..."
Последний раз это было в прошлом году.
Врать я очень не люблю. Ложь и молчание -- два тяжких греха, которые особенно
буйно разрослись в современном человеческом обществе. Мы действительно много лжем --
или молчим.
Но с другой стороны, если бы мы круглый год говорили -- причем, только правду и
ничего кроме правды -- то как знать, может, правда и потеряла бы всю свою ценность..."
И ещё. Никогда раньше не читала книг, где одна глава может представлять всего лишь 9 слов. Это интересно.
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Слушай песню ветра... | Astro_Nut - Кладовая мыслей |
Лента друзей Astro_Nut
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»