Текст, много букв

- Ну, ты рожу и отъел!
Да, это правда, за время, прошедшее после увольнения, я килограмм пять прибавил, не меньше. Улыбаюсь – ясно, что другим завидно. Здороваюсь, нахожу свободное место – это не сложно: за длинным столом, где раньше собиралось человек сорок, нас сейчас всего восемь.
- Чем занят? – вопрос уже достал.
- Ничем.
- Обратно-то, не хочешь?
- Пока нет, - вежливо удерживаюсь от комментариев. Первое время отвечал подробно: почему уволился, а не перевелся, почему обратно не стремлюсь, чем занят… Потом перестал. Удивительно – только выбрался на бережок и впервые за два десятка лет прилег отдохнуть на солнышке, а тебя все стремятся затащить обратно в омут.
- А мы уже пару часов отмечаем.
Я заметил. Ничего, еще час – и буду такой же.
Произношу тост за новорожденного, желаю ему здоровья. Выпиваем.
- Вы как? – аккуратно перевожу внимание с собственной персоны, в ответ – унылые пожатия плечами, скривленные губы, невнятное бурчание. Из этого вылавливаю то, что мне нужно, и развиваю эту тему: прежнего руководителя главка сменил молодой выдвиженец, а от этой замены зависит будущее управления.
Мне рассказывают про гламурный прикид молодого, его перлы на последнем совещании. Но это всё ерунда. А вот информация про его зама, которого он назначил сразу, как только обосновался в должности – это уже человека характеризует. На генеральскую должность он притащил капитана, тут же, досрочно, обеспечив тому присвоение звания майора. Великая вещь – дружба, остается только порадоваться. Ну что ж, начало положено – дальше, уверен, п**дец всему, последний бастион рухнул, удивительно, что продержался так долго.
Выпиваем снова.
- Это что, - закусывая, сказал другой товарищ, - к нам первогодок стали брать.
Ого… Раньше в управление принимали после семи лет службы, только по рекомендации, даже на технической должности довольно долго служил военный пенсионер – полковник, доктор наук. В общем, набирать сюда молодежь всё равно, что первокурсников в хирургию, чтобы те учились профессии непосредственно на пациентах.
Де-гра-дация.
Деградация.
Красивое слово, корень, наверное, «рад». На радостях и выпить – не грех.
Так и делаем.
- Какие люди! - оказалось, что я занял чужой стул. Не страшно, стульев в нашей стране много. Уступаю место, пожимаю руку.
- Пойдем, похвастаюсь, - приятель не стал присаживаться, зовет к себе. Осматриваюсь в кабинете: действительно, техники стало больше. Мне показывают водонепроницаемый корпус для видеокамеры – неплохо, в говно нырять, я рассматриваю другие обновки, хмыкаю восхищенно. Несколько лет назад нам запретили подводные работы: руководство решило не вкладываться в медицину и не брать на себя ответственность за возможные несчастные случаи, при этом необходимость в проведении таких работ осталась, и люди продолжают делать, что делали – только под свою ответственность, и за свой счет. Энтузиасты. Друг достает бутылочку, и мы отдельно пьем за то, чтоб его подводный фонарь в 3000 Люмен супостату глаза выжег.
На свет прилетает Филин.
- Стас! Ты мне нужен.
Я всем нужен, кроме светлого будущего.
- Помнишь, ты три года назад оборудование раздал, так теперь несколько комплектов найти не могу, а у меня инвентаризация.
Помню, конечно, конечно помню. Мой бывший коллега, господин Филин – замечательный человек. Кандидат в мастера по вольной борьбе, два высших образования, три больших звезды, куда только не ездили, сколько всякого выпили… Но, есть у него такая черта характера – бережливость. С приставкой «сверх». Чтобы было понятно: когда в две тысячи десятом нас с одной нашей базы поперли, я ему имущество помогал вывозить, так тогда аж вздрогнул – коробки видеокассет, фотопленки, множество других расходников, сейчас уже ненужных, техника дефицитная (в девяностые) – я плакал. Ведь когда-то где-то не хватало – а у Филина в каптерке – почти коммунизм, и вся отчетность в порядке, потому что ничего никому не выдается. Я мыслю иначе, и, когда была возможность, кое-что людям все-таки изловчился – и выдал. Оформить только правильно надо было, так что, в общем-то, Филин прав. Инвентаризация – мероприятие серьезное. Обещаю исправить, здесь сложного ничего нет, он и сам мог бы вопрос решить, просто он так недовольство высказывает: типа, сам барахло выдал – сам разбирайся. А что разбираться-то, здесь все просто, (censored) – и свободен.
Но этого я не говорю, а разливаю по стаканчикам: чтобы у всех всё было, и им за это ничего не было.
Так мы бутылочку и распиваем, на троих – два полковника и один распогоненный (что-то в этом есть от слова «поганый», верно :)), сплоченный коллектив людей, связанных с материально-техническим обеспечением и непосредственным использованием технических средств.
Коллеги собрались по домам, вышел их проводить, на обратном пути заглянул к жене – она в соседнем здании работает. Там пропускной режим, но меня знают в лицо и пропускают просто так.
- Привет.
- О! Ты как здесь?
- Заехал по профсоюзу поездку нашу оформить.
- И?
- Попал на День рождения.
- А то ты не знал.
- Не, реально не знал. Я даже без подарка приехал.
- И что теперь, домой во сколько приедешь?
- Не беспокойся, не как в прошлый раз. Кстати, ты зачем Петру сказала, что голову ему открутишь?
- Ты с ним всю ночь бухал.
- Ну, это не серьезно. Что люди подумают? Раз в год с приятелем посидел у него дома, и что? Я помешал кому-то?
Мы обсуждаем очевидную для обоих проблему: я завис у друга и домой вернулся под утро, что не совсем корректно по отношению к жене. Я – неправ. С другой стороны наезжать на моих товарищей – тоже неправильно, все – взрослые люди, культурно посидели, спокойно разошлись. Есть претензии – скажи мне.
В итоге, сошлись на том, что я не буду зависать до утра, а она не будет никому откручивать головы. После этого возвращаюсь обратно.
Процесс продолжается.
- Ты где был?
- У жены.
- Слышь, - говорит мне Петр, - она мне голову обещала открутить.
- Ага, - отвечаю, - сейчас сказала: «раз ты выпил, теперь – точно пиндец всем пришел». Так что – берегись.
- Да ладно!?
Пожимаю плечами. Знаю, что ничего не будет, но авторитет супруги поддерживаю. Она канцелярией заведует в соседнем управлении, на работе всех строит, застращала так, что думаю, надо бы решить вопрос с её переводом, а то уж слишком жестко она с начальством, как бы не случилось чего… Тем более у них ситуация: сотрудник отказался выполнять одно распоряжение, по его мнению, незаконное, так руководство организации хитрую операцию провернуло: было управление в два отдела, десять и двенадцать человек – реорганизовали, стало три отдела, десять человек, шесть и шесть. Всем сотрудникам реорганизуемого отдела предложили старые должности, и только одному, неугодному – место хрен знает где. Он, естественно, отказался. И был на совершенно законных основаниях уволен. Там такая борьба – президенту письма пишут. Можно подумать, он их читает. Все эти бумажки попадают таким же чиновникам, как и мы, и так же, как и везде у нас, все жалобы скидываются для ответа тем, на кого жалуются.
Тем не менее, есть повод выпить за дам. Дама присутствует только одна, дама торопится на концерт Галанина, мы пьем за нее стоя, а в её лице за всех остальных, и Пчела упархивает наслаждаться музыкой.
После её ухода разговор идет более свободно, лексический объем становится более разнообразным, мы переходим на личности, начинаются воспоминания. Это единственное, что нам сейчас остается – клыки, которые когда-то могли разорвать любого, последние несколько лет реально занимаются пережевыванием манной каши.
- А помните, как мы крысу завалили? – это Егорыч вспомнил.
Смешная история. Мы на базу вернулись часа в четыре утра, после мероприятия, с расчетом запить впечатления, а тут – водила бумажку в ведро бросил, оттуда – крыса, в коробки метнулась, и заныкалась там. Никто ничего подобного не ожидал, все схватились, кто за что, Егорыч с шашкой прибежал, которую ему по какому-то случаю подарили, стали шугать крысу, она выскочила и рванулась в мою сторону. Я тогда, как приехал, думал тапочки надеть, а то у меня на берцах кровь и всякое остальное (пришлось пару раз в нехорошем месте пройтись), но правильно, что не успел – крыса подбежала, я подпрыгнул, скорее от неожиданности, чем специально, приземлился прямо на неё, и придавил. Тут подбежал Филин со стволом и добил гадину. Здоровая тварь, мы её даже сфотографировали, на память. Да, времена были… А написать только про крысу можно.
Мы пьем под воспоминания. Один раз не чокаясь, потому что некоторых людей с нами уже нет. Грустно. Мне грустно. Мы теряем не только убитых, мы теряем себя в бессмысленности, в борьбе ни с чем. Я знаю их всех, знаю, кто что может, вижу нереализованные возможности, вижу бессмысленный круговорот бумаг в подразделении, чья задача совершенно не в этом, служба, которой отдано столько лет – это машина на холостом ходу, и я – человек, сбежавший от этого, ушедший год назад «на землю» с понижением и потерей в зарплате с надеждой, что я крутой опытный мастер смогу реализовать что-то накопленное, применить какие-то знания, умения, что я смогу показать всем, как надо работать, и надорвавшийся, как старый гондон от слишком частого использования. Стремление к совершенству, бля… Хотя… Если бы курирующий зам не решил начальника моего поменять, и не стал бы отдавать приказы, которые невозможно выполнить физически, кто знает… Что осталось после меня? База учета документов, которую я завел, где было видно по любому сотруднику, у кого какие ответы не отписаны, похерена в первый же день после моего ухода. Организация делопроизводства – мой конёк, между прочим, именно за это я значок на пиджак получил (а не за другие успехи) – всё сгублено. Единственная отрада – не поверите, реально, архив, который я сделал сам. Архив – это всё, что после меня осталось. Стеллажи за свой счет купил, государство только помещение отремонтировало, да и то, только потому, что я в управлении десять лет отработал, знал, к кому подойти, и кому что сказать. Хотел, дурак, чтобы всё было красиво, правильно, хорошо… С утра до вечера на работе, и в выходные тоже, две ставки – работаю один, и получаю, соответственно только за себя, хоть денег государству сэкономил. А теперь обратно в управление вернуться? Снова еженедельные отчеты писать? Бессмысленные рапорта? Участвовать в совещаниях пустопорожних? Другие могут, а я уже нет. К тому же, я на каждой оперативке на эту тему высказывался, а напоследок, перед тем как «на землю» перевестись, начальнику своему в письменном виде рапортом изложил (просто в порядке информации), какие нормы закона он своими приказами нарушал в последнее время. То-то он рад моему возвращению будет. Нет, анрил.
- Я музыку поставлю? – я включаю Арбенину.
«Что мы делали прошлым летом – я забыла», поет Арбенина. Я тоже хочу забыть, что я делал прошлым летом: воспоминания о трудовых подвигах у сантехника связаны только с говном. Прошлым летом я разлюбил свою работу.
Я пью, чтобы память не возвращалась.
Слушаем Ляписа Трубецкого, «Железный». Молодец парень, прокачал фактуру, музыку, тексты… Голос еще бы ему прокачать…
Творчество – это тема. Парень у нас для ребенка своего мультик снял при помощи фотоаппарата и набора «Лего». Первая серия мне понравилась, вторая нет. Я тоже так могу. А стишки слышали мои? Читаю «Легионеров», финал:
- И в этой бессердечной круговерти, Назло покою вечному – живем. И остаемся на пути у смерти. И сами – смерти создаем.
Поздно.
Уже.
Много выпито.
Музыка. Я даже не знал, но у Кормухиной есть неплохое исполнение «Кукушки» Цоя. Потом послушали «Колоколенку». Потом Шевчука «Капитан Колесников». Потом его новая «Песня о свободе».
Люди расходятся.
Еще день в топку.
- Может, по пиву? – спрашивают меня.
Почему нет? Заходим в кабак, толстая официантка приносит светлого.
- Батя как? – папу моего многие знают, он человек в давние годы заслуженный.
- Болеет.
- Может помочь, с больницей, там?
Больницу ему любую можно организовать, но последнего человека, который про больницу папе сказал, он матюгами посылал во все известные и неизвестные места. Как объяснить? Не хочет образ жизни менять, при этом зная, что в могилу летит со скоростью экспресса… И я такой же буду, наверное.
- Может, к нам его пригласим в гости? Поговорим с ним?
Ага, щас. Запомните его молодым, не разочаровывайтесь. Говорить неохота, отдыхайте, ребята, не морочьте себе голову. Я прощаюсь. Как нажрусь – домой тянет, словно магнитом.
Метро.
Пересадка.
Жду автобус, пропускаю чужие номера. Спать охота.
Темная улица. Дверь подъезда. Этаж.
Дома мелочь из кармана сыпется на пол. Спи дорогая, я прибыл.
Завтра у каких-то незнакомых людей юбилей – тридцать восемь лет со дня образования службы, а я монеты в кармане не могу удержать.
Спи, спи...

и я тоже засыпаю