Во времена хрущевские он был в членах комиссий, которые закрывали церкви.
Нет, не инициатором и агитатором борьбы с «мракобесием», а лишь рядовым исполнителем, которые занимались переписью изымаемого церковного имущества, передачей его еще оставшимся приходам или в музеи, или присутствовали при сожжении все тех же «предметов культа пришедших в негодность», «невостребованных» и «ненужных».
Он подчинялся безоговорочно власти. Это подчиненность и сейчас можно увидеть, когда в храм или на церковный двор заходит кто-либо в военной или служебной форме.
Если есть петлички или, тем паче, погоны выражение лица Старосты становится пугливо-подобострастным и он, как и в те, давно ушедшие времена, готов выполнять и исполнять…
- Филиппович, вы зачем открыли все кладовки и подсобку? – спрашиваю у старика, униженно заглядывающего в глаза зашедшим бутафорским казакам.
- Сказали, отец Александр.
- Да гони их отсюда. Пришли молиться, пусть молятся, а нет то вот им Бог, а вот порог.
- Как же, как же, отец. Ой, неприятности будут.
Или, не столь давно, поменялся в Налоговой очередной начальник и в служебном рвении решил церковные приходы «проконтролировать», и необходимыми, с его точки зрения, налогами обложить.
Приезжаю в будний, неслужебный день в храм: суета на церковном дворе. Перепуганный Филиппович свечную лавку открыл, недавно привезенный из епархии «товар» из кладовки повытаскивал и виновато-подобострастно пред двумя тетками отнюдь не православного имиджа объясняется.
Спрашиваю, мол, дело то в чем? Что за шум без настоятеля и кто имеет право, кроме епархии (которая, к слову сказать, никогда этим не занималась) нас тут контролировать?
Две налоговые леди, брызжа слюною и потными лбами, начали доказывать свою значимость, нужность, необходимость и грозность. Филиппович с каждым их аргументом становился всё болезней, ниже и мертвее, плохо же ему стало совершенно, когда я (прости меня Господи) гаркнул на зарвавшихся мытаревых баб: «Пошли вон отсюда!»
По-моему, неделю после этого случая, староста на приход не приходил, ждал, когда арестуют или, по крайней мере, снимут батюшку «с должности».
Так ведь не только не приходил, еще и в епархию поехал, владыке доложиться, что он власти подчинился, а такой-сякой протоиерей супротив был. Жаль Владыка не принял, пришлось секретарю объясняться.
*******
А ведь были в прошлом интересные годы у моего нынешнего активного прихожанина.
Почти 15 лет староста в городском храме. В том, куда свозили старенькую утварь, облачения, иконы и прочее немудреное, часто обветшавшее церковное имущество, закрываемых со скромной помощью Филипповича, храмов и церквей.
Великой силой «служения» обладал он в те года, вплоть до снятия неугодных священников, распределения церковного дохода и даже панихидных продуктов.
Именно его докладные записки рассказывали о «тайных» крещениях и отпеваниях, которые, в те времена, надобно было обязательно регистрировать и которые вне храма настрого были запрещены.
Именно ему была поручена «миссия» нести в идеологический отдел горкома будущую священническую проповедь на ближайший праздник или воскресение на «утверждение».
И еще много было «обязанностей» у тогдашнего старосты…
И при всем этом, Филиппович – верующий человек.
На всех службах – справа у окна. Причащается часто. Практически каждый день что то по церковному хозяйству «колотится», да и возрождение нашего прихода не без его активного участие произошло. В изначальной «двадцатке» - он один из первых и в прямом, и в трудовом, и в прочих смыслах.
Но два-три раза в год, особенно в дни постовые, вспоминаются, видимо, Филипповичем времена прошедшие, когда СТАРОСТА «вязал и разрешал» и я опять жду, нового искушения, да и неприятностей.
Давно он уже не староста и даже не председатель церковного Совета (наименование какое то советское), но забирать у него ключи от церковных подсобок не буду. Помрет старик.