Был в селе.
Там все по-прежнему. Коровы в положенное время идут домой, куры усаживаются на насест в соответствии с заходом солнца, собаки изначально гавкают, а потом, вспомнив меня, виляют хвостом. У бабы Фроси в палисаднике на лавочке все те же лица, только бабы Веры нет. Померла недавно.
На кладбище – сплошной майдан. Взяли и порубили всю живую ограду вокруг могилок, а на «обгородить» денег в сельсовете нет. Как бельмо на краю села погост нынешний. И кому угораздило деревья убрать? Летом в терновнике и сирени соловьи, над ушедшими в последнюю хату, так удивительно пели…
Кузнечики, по причине весны поздней, еще не стрекочут, да и лягушек со ставка не слышно, но тепло уже…
С утра, наверное, пораньше все встали и картошку пошли сажать. А после обеда дождик пошел. Теплый и рясный. Был бы Харитоныч жив повторил бы свой вывод:
- Если, батюшка, в маю три раза дождь будет, картошка в подвале не вместится.
Дай-то Бог, чтобы по его словам и вышло.
Молодежи в селе почти нет, не считая детворы школьной. Все в городах работают, да учатся, но живет Ребриково…
Все также бранит в ближнем от церкви флигеле Татьяна своего Ивана:
- Опять успел найти, где разговеться…
Но как только я вошел в калитку, сразу замолкает. Улыбается. А Иван то как рад! Еще бы, есть повод…
Татьяна уже смахивает со столика пыль, выставляет на него котлеты, соленья и, естественно, бутылку, которую, я точно знаю, Иван с утра искал, но найти не смог.
Посидели пол часика.
Перебрали: кто, да как.
Харитоныча с Никандровной вспомнили. 9 мая скоро. Это их был праздник.
Все допытываются у меня селяне: скучаешь, мол?
Скучаю.
И этот, городской приход, люблю и прирос уже к нему, а вот как вспомню утреннюю увертюру петухов, а вечером, после службы, кринку молока парного, да воздух этот тягучий, свежий и пряностью трав заполненный… так и заноет сердце.
Да и время в селе медленней идет.
Там вечером все семьей вечерять садятся и разговоры разговаривать.
Без телевизора и компьютера.
Вот такая архаизма…