• Авторизация


фантастика * КОСАГОВСКИЙ В ПАРИЖЕ * КОСАГОВСКИЙ И КЛЕОПАТРА * ДЕРЕВНЯ 40-ВАЯ 26-11-2018 02:58 к комментариям - к полной версии - понравилось!


рекламу ненавидят во всем мире потому прошу прощения у читателей за нее в моей публикации помимо моей воли...

ОБЛОЖКА-рассказы-4-мини (600x330, 84Kb)

 

https://www.youtube.com/embed/rdVUEMPNytE

 

 

К о с а г о в с к и й

     в 
 
П а р и ж е
Косаговский-в-Париже (589x417, 33Kb)
 
    тема, как часто Мальцевой дана мне по телефону ...
    написано в 1983г. до моей поездки в Париж в 1991
 
 
    первым делом, как я решил, я прогулялся по городу. О! Блаженство... О! Прелесть... Кое-где кое-что мне не понравилось. Мусорные ящики, суета и одиночество. Я решил найти русских эмигрантов. И обратился к женщине, которая не очень быстро шла, как мне показалось.
 
-Ду ю спик инлиш?
-Но.
     Так повторялось много раз, и наконец мне повезло.
-Ес, литл.
-Ве а русишь эмиграсьен? Эмиграсишь?
-Гра-си-а?
-Эмиграсьон.
-О, ви, эмиграсьен, месье.
     Мне надоело, я сказал:
-Оревуар, медам.
И пошел дальше. Присел на лавочку. Полицейский, прогуливаясь, держал голову в мою сторону. Я стал  похлопывать нетерпеливо колено и смотреть, то на часы, то вдоль улицы. Он успокоился и исчез, так же внезапно, как и появился.
Я скрестил руки и стал сосредоточенно соображать. В это время повернулся ко мне мусорщик или как их там называют, не знаю, и спросил:
 
-А что Вы хотели от женщины?
-Вы русский? - спрашиваю.
-Да, так же как и Вы.
-А как Вы здесь очутились?
-Я родился здесь.
-Неужели?
-А что такого? А Вы-то здесь как оказались? По выезду?
     Я замялся.
-В общем-то да, почти что.
Мне не хотелось ничего рассказывать про сифанофор.
-Ну так что же Вы хотите?
Я посмотрел в его улыбающуюся щель с сигаретой на круглом лице и понял, что ищу его глаза и не могу найти.
-Я хочу познакомиться с кем-нибудь из эмигрантов.
Дворник или мусорщик еще шире улыбнулся и присел около меня на лавку.
-Ну вот, считайте, что мы познакомились, меня зовут Кочергин Анатолий.
-А меня Юра Косаговский.
-Очень приятно. Ну что, Юра, а может, пойдем пивка глотнем?
-Конечно-конечно, пойдемте.
Он очень ловко поддел совком ведро, метла уже там была в ведре, и все это сам себе подал в левую руку. Я шел молча за ним, на ходу раскуривая сигарету.
-А где же Вы это московские берете? Достают?
-Московские? Достают.
-Можно?
-Можно, - говорю и протягиваю ему пачку. Он взял сигарету, я чиркнул спичкой и мы, покуривая, пошли дальше.
И тут же уперлись в лестницу. Неожиданно она возникла передо мной, я даже испугался, вздрогнул. Он стал подниматься. Я за ним. Он вошел и  я вошел. За стеклянной дверью он наклонился куда-то и выпрямился через пол минуты. И двинулся к столику.
 
-Вот сейчас нам Маша  Кочергина  пивка  подаст, моя племянница.
К нам действительно подошла девушка с двумя бутылками пива.
-Маша, познакомься, это Юра Косиговский.
-Косаговский,- сказал я улыбаясь.
-Маша, - сказала она тоже улыбаясь.
Я подумал, ну вот сейчас нас и покормят заодно. У Маши на шее вился желтоватый пушок, а волосы казались светлыми, но было приятно, что не рыжие и что она не блондинка. В общем, она была хороша такая, какая она была. Я все ждал, чтобы заглянуть в ее глаза, но она смотрела куда-то перед собой. Едва моя мысль о еде умерла, как ее воскресил Анатолий, он был, пожалуй, лет на десять старше меня.
 
-Маша, а пару бутербродиков?
-Сейчас, - сказала Маша и встала.
Я опять стал думать, какая она симпатичная. Ее долго не было, я думал, ну сейчас две тарелки с чем-нибудь принесет, с антрекотами, зеленым горошком и французской подливой. Но она несла два бутербродика на крохотной тарелочке.
-А Вы ждете кого-нибудь? - спросила она.
-Нет, я не жду, я просто так...
Я как-то растерялся от ее вопроса.
-Или у Вас дело?
-Да нет-нет, никакого дела у меня нет.
-Он хочет познакомиться с эмигрантами, - сказал Анатолий и я увидел, что он держит в руке стакан пива для меня и бутерброды двигает большим пальцем поближе ко мне.
 
-А Вы что, писатель? - спросила Маша.
-Я? Нет, я художник.
-А-а.
Я принялся за бутерброды, но  он как-то застревал и не глотался. Я быстренько запил его двумя глотками пива. Мне казалось, надо поддержать беседу, а то она уйдет.
-А Вы кем собирались стать, когда были ребенком?
Она повернулась ко мне, и я увидел глаза серые, в них хотелось смотреть, не шелохнувшись и ни о чем не разговаривать.
-Так что Вы меня спросили?
-Я спросил о вашем детстве, кем Вы думали стать, когда вырастете большая?
-А зачем Вам это?
-Зачем? Да ни зачем, просто так, просто я думаю, что надо быть счастливым в этой жизни.
-Ну и что?
-Ну и все.
-А что такое счастье?
Анатолий еще подлил пива в мой пустой стакан и сказал:
-Ты приходи сюда к семи, и мы будем философствовать, все эмигранты наши философствуют: что такое жизнь, что такое любовь, что такое революция и что такое счастье или деньги. Или о деньгах начинают говорить или о счастье, когда надоест.
-Хорошо, - сказал я.
А он встал, вытер рукой подбородок и двинулся к ведру, теперь я уже увидел его, оно стояло в простенке. Там можно было колонну поставить, чтобы подпирать потолок, но как раз вместо колонны была ниша в простенке, и я ощутил лишний раз, что я в Париже.
 
-Газету принести? - спросила Маша вставая.
-Нет, газету мне не надо, - сказал я, - а лучше давайте о счастье закончим.
     Она улыбнулась.
-А Вы приходите вечерком, действительно, развлечете нас?
-Ну хорошо, - сказал я. И она ушла. Ушла и не показывалась больше. Один раз только вышла и за стойку зашла, чего-то положила и снова ушла. А глаза ее как будто скользнули по стенкам, оттолкнулись от них и по мне плавно проехали. Я еще подождал и ушел.
 
Я вспомнил, идя по улице, что бутерброд с рыбой и бутылка пива во мне находятся, пока это все переварится, думаю, и вечер наступит. Я ходил по мостам, под мостами, наблюдал, как отчаливают катера и как причаливают. Какие разные в них обитают люди, вроде бы опять что-то похожее в смысле куртки и берета,  но куртка двигается по-другому. Написал стихотворение:
 
             Катер похож на ферму,
             река на огород или поле,
             какая разница, где свое время
             теряет человек -
             разжевывая рыбу или фасоль?
 
потом я разглядел уток и еще написал про уток:
 
            Утки похожи на мысли женщины
            не видно движения, но уже
            все исчерчено зигзагами
            и нельзя оторваться          
            разглядывая,
            хотя ничего и не видно .
 
Часы мои остановились. Это примета, что я влюблен. А в кого, не известно. В уток? В мосты? А с Машей вообще только два слова сказали. Говорить влюблен не про кого. Потом увидел часы на столбе и поставил свои часы, как  раз было уже 6 часов. Еще походил по набережной, но недалеко, чтобы не упустить из глаз серый дом, за которым было ихнее кафе. Наконец зазевался - уже без пяти 7.
 
Приближаюсь к кафе. Музыка играет и народу много. Ну, думаю, как же я найду Машу и Анатолия? Но Анатолий сидел на табуретке у входа, как только вошел я,  так сразу увидел его, он читал газету и от этого вечер мне показался таким уютным, что я забыл про сифанофор и где я нахожусь, и все такое прочее. Только я хотел сказать «Добрый вечер», как услышал сбоку машин голос, и она опередила меня:
 
-Добрый вечер.
-Добрый вечер, - отвечаю.
-А, вот молодец, привет, - сказал Анатолий, оторвавшись от газеты,
- Маша, ты посади Юру за наш столик или там рядышком.
-Пойдемте? - спросила она меня и пошла вперед.
Вечером в кафе было интереснее: зажглись лампы на потолке  над баром, и играл проигрыватель. Музыка была скучнейшая.  Народ сидел компаниями, где-то громко говорили, где-то молчали  - а где-то спокойно переговаривались - и все по-русски, лишь иногда как светлячки вспыхивали французские словечки.
 
Маша меня посадила за пустой столик и хотела уйти, но я сказал:
-Посидите со мной, и мы закончим наш разговор о счастье кстати.
-А, Вы не забыли? - усмехнулась она, - ну ладно, раз Вы не возражаете, посижу с Вами.
-Да, так вот, - начал я.
-А что Вы делали на набережной? - спросила она.
-На набережной я гулял, - отвечаю.
-Может быть, поесть хотите, Вы же не обедали наверно?
-Обедать, кажется, не обедал, но немножко погодя лучше.
-Ну, как хотите, или принести сосиски?
-Сосиски! Да это же моя любимая еда, - отвечаю.
-Ну что?
-Ну, можно вообще-то.
 
Жалко было, что она ушла, но зато сосиски вдруг стали моим неотвязным желанием. Потом я ел сосиски, а рядом дымилась порция для Анатолия, я тоже на нее посматривал, пока он сам не появился, тогда я сосредоточился на своих оставшихся двух сосисках, и доел их не торопясь, наслаждаясь, стараясь при помощи  хлеба задержать их исчезновение.
-Ну что нового, Маша ни с кем Вас не познакомила?
-Да нет, пока.
 
В ушах раздалось бульканье, сифанофоры меня предупреждали, что время истекало.
  Я встал и потянулся, и не торопясь, подошел к стойке. Поглядывал нетерпеливо на занавеску.
 
Долго ее не было. Я заглянул за занавеску, Маша как раз причесывалась уже.
-Привет! - она сказала.
-Привет, - повторил я, - Маша,  знаете, я о счастье хотел Вам чего-то сказать.
-А что Вы торопитесь?
-Нет, я не тороплюсь никуда,  но некоторые... э... люди, с которыми я связан, торопятся, так вот, счастье - это, знаете, очень важно, это то, как живет человек, надо чтобы он жил так как ему хочется.
-Да, но для этого надо...
-Да нет, ничего не надо, надо только хотеть и все. Шиллер сказал: «и путь уже пройден - раз на него вступили», а народ говорит «лиха беда - начало». Так, что главное начать и все. Вы стихи не пишите?
-Нет, что Вы?!
-А Вы попробуйте, ну извините, Анатолию передавайте привет, я должен бежать уже, хорошо?
-Да бегите, если надо... а будет охота, заходите...
 
Я пошел шагом. Так неохота было покидать Анатолия, Машу, я уже привык к ним, поэтому бежать мне не хотелось, а шагая -  я как будто еще был с ними. За углом сифанофоры. Толком так ничего и не увидал в Париже. Стрекот, бульканье и... я уже как всегда дома .
 
     1983
 
 
 
     К о с а г о в с к и й
 
     и
 
     К л е о п а т р а
 
 
     последнее время я все время один и мне конечно грустно, с одной стороны я вроде бы готов влюбиться в любую женщину, а с другой стороны иногда мне кажется, что скоро забуду все о любви - не буду перечислять что именно, а то, абзац  самый  первый в рассказе будет очень длинным.
 
И вот примерно в таком состоянии духа пролистывал я в гостях у одного сифанофора какой-то старинный журнал, посвященный Клеопатре, она там описывалась, как необычайная женщина, а вот художники немного  подкачали, как  говорится, изобразили просто  какую-то  женщину  довольно пустоватую, но с длинными ресницами и думают, что вот она и есть Клеопатра.
 
-А чтобы  тебе не посмотреть на Клеопатру в живом виде, - спросил меня сифанофор, - тем более, это тебя развлечет?
-Страшновато, - отвечал я, - там же какие нравы были: всякие солдаты, слуги, охрана, и людей запросто бросали на растерзание каким-нибудь тиграм или львам. Но, короче говоря, он меня вполне уговорил проветриться в те давние времена, а спасаться, конечно, несложно во время таких прогулок, надо только закрыть глаза и... впрочем, это не имеет отношения к повествованию
...
     Я появился со стороны реки, слева находилась гробница какого-то фараона, сначала я даже подумал, что ошибся во время перемещения в пространстве и попал во время каких-то горообразований и землетрясений, т.е. мне показалось, что на меня гора падает - и вот слева была пирамида какого-то фараона, а справа впереди дворец Клеопатры, я шел медленно по песку.
Я знал, что рано или поздно дойду до дороги и знал, что именно в это время проедет ее колесница мимо меня, мне сказали, что она каждое утро ездит  к реке и купается. На все вопросы о себе я должен был говорить, что я путешествую со свитой, но всю мою свиту, трех слуг вместе с лошадями унесли, напавшие на нас четыре гигантских грифа и таким образом я остался один и без лошади.
 
Солнце пекло еще мягко, я уже не первый раз был в пустыне и знал, что это еще даже очень прохладно по сравнению с  мертвым полуденным жарким ветром.
Когда я вышел на дорогу, я просто прилег на песок, прикрыв лицо краем широкого рукава. Когда раздался скрип песка под копытами лошадей и от колес, я так затрепетал, что едва не переместился куда-нибудь на пару  тысячелетий, каким-то не таким  я представлял приближение колесницы. Я дернулся, озираясь вокруг себя, а звук нарастал, только к нему еще прибавился, чей-то адский хохот. Колесница уже останавливалась около меня, кони смотрели на меня, как на пучок сена, повернув  головы несколько от меня, образовав три  профиля с настоящими лошадиными зубами. В колеснице, там где кто-то смеялся, было двое, один из них смотрел на меня довольно дружелюбно, хотя в руках у него  был кнут, а второй человек  заливался в диком хохоте, а я, сидя на дороге, смотрел то на одного, то на другого человека. Потом смех мне перестал казаться чудовищным, и что-то, на подобие улыбки, шевельнулось и на моих краюшках губ. Потом смех перешел на какие-то даже вполне приятные тембры, наконец он мне даже стал нравиться и тогда я вспомнил, что я на дороге к реке и что в колеснице (жившая несколько тысяч лет назад Клеопатра!!) и это она смеется надо мной.
Я начал было тоже смеяться вместе с ней, поддавшись чему-то смешному безотчетно, но ее смех вдруг резанул меня - что-то было в нем такое невиданно счастливое, такое беспечно женское, хотя это и бывает часто напускным, но все-таки всегда эффектным), хотел даже сказать что что-то и «нежное» - вдруг остановился, замер, закрыл лицо руками, все-таки инстинкты намного раньше срабатывают в нас, кто знает, что было бы, промедли я еще секунду? Нет такой счастливый и нежный смех...  впрочем, я даже и мысленно его сейчас не хочу касаться, итак понятно, что  это что-то иное, чем обычная человеческая жизнь. Жалею ли я? Может ли жалеть тот, кто остался в живых?
 Я думаю... впрочем, я ничего не думаю и не хочу думать и более никак не касаться этой темы. Благодарю тебя Господи, что ты содействовал мне, чтобы я благополучно поставил точку в конце рассказа (на данном этапе).
 
     Конечно,  можно представить,  что в этот момент я закрыл глаза и сделал все, чтобы переместиться во времени. Это вполне естественно предположить именно здесь в этом месте т.к. я даже и хотел на этом закончить рассказ. Но на самом деле события развивались немного не так, просто они мне показались настолько незначительными, что я решил о них забыть. Но на самом деле это все настолько незначительно, что можно спокойно рассказать, как все дальше было.           
            *
     На самом деле смех прекратился, колесница подъехала ближе, и я услышал шаги по песку, я думал, что Клеопатра сейчас сядет около меня и отнимет мои руки от лица, так утешительно  и так ласково, как это умеют делать только женщины, благодаря своей нежности. Наконец я отнял руки от своего лица и посмотрел на того, кто стоял около меня, и пожалел об этом,  т.к. около меня стоял человек с кнутом и улыбался, но не нахально.
-Меня зовут Антоний, - сказал он.
-Понятно, - сказал я.
-Кто ты? - спросил он.
-Я любитель живописи, поэзии и музыки, родители мои торговали в странах, где люди с плоскими лицами и щелочками вместо глаз ...
-Главное, чтобы у человека не было плоским воображение, - сказал человек, а я разглядывал его кнут, сандалии и пряжку, рассказывал далее свою «историю»:
-Я пережил кораблекрушение, в котором потерял близких мне людей...
-Все это было далеко, а что ты делаешь здесь?
-Здесь я шел со свитой, но на нас напали...
-Куда же вы направлялись?
-Я слышал, еще в дальних странах, что есть прекрасная царица Клеопатра...
-Так что же?
-Я хотел посмотреть на нее.
-Зачем же тогда ты закрывал лицо?
-Потому что у нее слишком счастливый смех.
-Так кто же на вас напал? Впрочем, расскажешь все там, тебя Клеопатра приглашает прокатиться к Нилу. Пойдем, а то ты здесь околеешь от жары.
 
Вот и все собственно. В колеснице я сидел на лавочке указанной мне. Клеопатра ни разу не взглянула на меня, но не потому, что она таила свой взгляд, она просто вдоволь меня разглядела, пока мы разговаривали на дороге. Я видел, что она счастлива. А что может быть скучнее, чем счастливая женщина? Чужое счастье всегда посылает какие-то невидимые волны на нас - усыпляют, делают все неинтересным и скучным. Они подумают со смехом, что меня ветром сдуло, подумал я, разглядывая их затылки: он был с кудрявыми темными волосами, а у нее затылок отливал золотом, я не люблю такой цвет.
.     В общем, я решил уйти, т.е. переместиться во времени и пространстве, но чтобы быть уверенным, что мне не будет грустно, я для репетиции просто пока решил свалиться с колесницы: и я повалился нам ходу на песок, кстати  это оказалось совсем не так, как я ожидал, я как-то неудачно упал, я думал, что песок мягкий, а, видимо, от  скорости падение получилось неприятным, и я чуть не завыл от боли в плече.
 А колесница вовсе и не уезжала, оставив меня одиноким на дороге, как я предполагал, оказывается,  мы уже были у реки. И пока я растирал себе плечо, они разделись у меня на глазах и совершенно голые побежали к воде, даже не взглянув на меня. Сначала я было загрустил, вот, думаю, как тошно смотреть на чужое счастье, я при этом расковыривал трещинки на крашенных досках колесницы, а потом меня охватило раздражение и я пнул ее ногой и пошел вдоль берега.
 
Пожалуй, стоит честно признаться, что я, может быть, так никогда бы и не вернулся из того времени, не напади на меня крокодил - вот тут-то я, не раздумывая, закрыл глаза ...
...и переместился обратно в ХХ столетие, только никак не могу разобрать в какой год, на календаре-то все правильно 25 августа 1982 года, а внутри видимо какие-то потоки остались то 65 года, то 72 - то Таня мне позвонит, то Лида, то Лара. Ах, как бы я хотел оказаться там, где мне нужно?!
 
     1983
Косаговский-и-Клеопатра (597x440, 52Kb)
 
 

продолжение в комментарии

 

 

вверх^ к полной версии понравилось! в evernote
Комментарии (1):
**************************************************** д е р е в н я с о р о к о в а я -Не может быть! - сказал он, как это и ожидалось, что еще мог сказать человек XXII столетия, обо всем, что бы я ему ни рассказывал, обо всем он твердил «не может быть» -Ну, так что же, наверно, Вам надо посмотреть на все собственными глазами. -Да, если есть такая возможность, я хотел бы взглянуть, как это Вы мне любезно предлагаете. - Но как? Пусть все это, допустим, существует, но это же на значит, что я житель XXII века, могу перелететь через столетия. И, кстати, Вы мне еще не рассказали, как Вам удалось увидеть будущее и потом вернуться в прошлое? -Это просто, - ответил я, - сифанофоры - народ, умеющий это делать, обучили меня этому ремеслу. Собственно, это даже не ремесло, а игра: закрываешь глаза и играешь, представляешь подробно другое время, свой полет туда... и все. -Но разве время это небо, по которому можно летают птицы? -Я сам всего этого точно не знаю, - отвечал я ему, - но в общих чертах это объясняется так. Времени нет вообще, и путешествия совершаются в пространстве, среди событий. Пространство бесконечно и количество событий бесконечно. Все это не имеет границ. Поэтому прошлое и будущее - это то, что находится не во времени, а в пространстве. -Но ведь стареет человек и умирает и даже горы разрушает время, а Вы говорите, что его нет. -Да, умирает, и горы разрушаются, но - вот ведь не время их разрушает, а события. И не разрушает, а преобразует одни конструкции в другие. -То, что пыль остается от человека или от горы, Вы называете другой конструкцией? -Да. Он замолчал. Он был разочарован во мне, а я в нем. Я думал, он поймет меня с полслова. А он наверно думал, что он ошибся во мне, думал, что я ученый, а теперь наверно видел во мне сумасшедшего, может быть даже, что он забыл, что я из будущего. -Я ученый, - сказал он, - я всю жизнь занимаюсь интегралами, дифференциалами и дисфункциями. И Вы мне предлагаете все это и всю мою жизнь собаке под хвост. Я не могу поверить в Вашу галиматью, любезный сударь, я могу только понять, а понять Вас невозможно. -Нет-нет, что Вы! Именно из-за интегралов, функций - хотя я в них ничего не понимаю, я и пришел к Вам, мне казалось, что Вы, как ученый, как раз и поймете, если не мои объяснения, я-то ведь художник, а не математик, так если не мои объяснений, то самый факт - что Будущее и Прошлое существуют одновременно, именно, я теперь , минуя два столетия, перед Вашими глазами нахожусь и беседую с Вами. -Но разве может существовать одновременно и гора, и песок от этой горы? -Но Вы, глубокоуважаемый сударь, и есть гора, а я песок. И ведь мы в одной комнате, так ведь? -Но как? За счет чего? Каким образом? -Как мне объясняли сифанофоры, пространство - это не равномерная субстанция, а вся противоречивая субстанция, полная искривлений и возможно и сделать шаг... -Как же Вы делаете «шаг», что же именно это? Я старался не замечать выражения его глаз и интонацию голоса, это мешало моим мыслям. Они путались и пытались исчезнуть из моей головы. Во-первых, я терялся от обстановки его комнаты - эти книги, пробирки, реторты, карты, и таблицы... кричали мне в уши мои, как персидские дивы, какой я убогий невежда рядом с ученым, а его интонации, как движения меча, обрубали пространства вокруг меня и мне казалось, что я сейчас провалюсь в пустоту. Я стал незаметно щелкать пальцами и перебирать ими, отмеряя каждые два-три слова, с трудом уже произносимые мною. -«Шаг» - это сказано так, образно, не шаг на самом деле... -А что? И, кроме того, скажите, мой уважаемый гость, почему Вы мне не сказали, что Вы иностранец, я уже давно пытаюсь по Вашему акценту определить, откуда Вы родом? -Извините, но я Вас прошу дослушать меня, иначе Вы обрубаете, едва наметившуюся нить, между мной и Вами. Во-первых, я россиянин и Ваш соотечественник, но из будущего, а во-вторых, я же Вам объясняю... Так вот, я Вам говорил, что это игра такая, закрываете глаза и представляете другую эпоху, как она приближается к Вам, а Вы к ней, как будто скользите по льду, который весь как горки маленькие и повороты... -И Вы действительно «скользите»? -Да! - закричал я в отчаянии, - да, скольжу те мгновения, когда переношу одну ногу и перешагиваю в другое пространство... -Не кричите, уважаемый, - сказал он очень мягко и спокойно, вставая с кресла. И взял лист бумаги со стола. Мне казалось, что я сплю и во сне что-то кому-то говорю. -Я не кричу, - почему-то сказали мои губы. -Вот Вам бумага, нарисуйте что-нибудь, любое, что придет в голову. Я взял бумагу и ручку, вернее перо, только там, где его пальцы держали это и передавали моим пальцам, это было похоже на ручку, на шариковую, в целом это все напоминало неровный напильник. Я провел линию, но бумага оставалась белой, я еще провел линию, но опять ничего не осталось от моего движения ... -Макните в чернила, - сказал он, и к моим рукам подплыла чернильница, я макнул наугад и тронул бумагу. Наконец появилась точка. -Ну, рисуйте же, - прошептал он и я нарисовал дом. -Что это? -Это дом. -Дом? -Дом. -Дом.?! -Дом. -Дом?!? -Да. Он согнул руку в локте... -Это окна? -Правильно. -Что это за дом? -«Жилой дом» называется. -Не понимаю. -За каждым окном квартира. Там живет семья: он, она и дети. Ну, иногда это две семьи или три. -«Квартира» Вы сказали? -Да. -Что это? Я осмелел. Видя, что, наконец, он ничего не понимает и похож на ребенка. Я стал торопливо объяснять. Мне казалось, надо торопиться, я почему-то стал думать, что пока я объясняю: занавески, висевшие с потолка донизу, вдруг истлеют и упадут, превратившись в пыль, а сам он вдруг дернется и превратится в скелет и т.д. и тому подобное. Он слушал не перебивая. Почему-то я вдруг закрыл глаза, может быть, он был тому виной, не знаю, а, может быть, я засомневался чересчур, что он не поймет меня. Потом я слышал одновременно и свой голос и бульканье в ушах, заканчивая фразу... уже у себя дома... -... ежемесячно вносят квартплату, а не четыре раза в год, как Вы ... - «подумали»... - это последнее слово «подумали», как летучая мышь уже молча пронеслось у меня в голове, и я вытер обеими руками по слезе из своих глаз под очками, вы знаете, мне было печально и одиноко, как будто я потерял любимую женщину, а ведь просто не получился разговор... с собеседником... правда из далекого прошлого. Что-то оборвалось внутри меня. Я нуждался во сне и тут же заснул, едва добравшись до постели и откинув одеяло. ... Ах да, почему я назвал свои записи «Деревня сороковая»? Для памяти наверно, это как память о нашей встрече, по какому-то случаю он сказал, он как-то странно сказал «деревня сороковая» - а я почему-то запомнил . 1983
деревня--40 (562x431, 52Kb)

 


Комментарии (1): вверх^

Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник фантастика * КОСАГОВСКИЙ В ПАРИЖЕ * КОСАГОВСКИЙ И КЛЕОПАТРА * ДЕРЕВНЯ 40-ВАЯ | ИСКУССТВОбезГРАНИЦ - арт-журнал_ИСКУССТВОбезГРАНИЦ | Лента друзей ИСКУССТВОбезГРАНИЦ / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»