рекламу ненавидят во всем мире потому прошу прощения у читателей за нее в моей публикации помимо моей воли...
https://www.youtube.com/embed/rdVUEMPNytE
|
К о с а г о в с к и й
в
П а р и ж е
![]()
тема, как часто Мальцевой дана мне по телефону ...
написано в 1983г. до моей поездки в Париж в 1991
первым делом, как я решил, я прогулялся по городу. О! Блаженство... О! Прелесть... Кое-где кое-что мне не понравилось. Мусорные ящики, суета и одиночество. Я решил найти русских эмигрантов. И обратился к женщине, которая не очень быстро шла, как мне показалось.
-Ду ю спик инлиш?
-Но.
Так повторялось много раз, и наконец мне повезло.
-Ес, литл.
-Ве а русишь эмиграсьен? Эмиграсишь?
-Гра-си-а?
-Эмиграсьон.
-О, ви, эмиграсьен, месье.
Мне надоело, я сказал:
-Оревуар, медам.
И пошел дальше. Присел на лавочку. Полицейский, прогуливаясь, держал голову в мою сторону. Я стал похлопывать нетерпеливо колено и смотреть, то на часы, то вдоль улицы. Он успокоился и исчез, так же внезапно, как и появился.
Я скрестил руки и стал сосредоточенно соображать. В это время повернулся ко мне мусорщик или как их там называют, не знаю, и спросил:
-А что Вы хотели от женщины?
-Вы русский? - спрашиваю.
-Да, так же как и Вы.
-А как Вы здесь очутились?
-Я родился здесь.
-Неужели?
-А что такого? А Вы-то здесь как оказались? По выезду?
Я замялся.
-В общем-то да, почти что.
Мне не хотелось ничего рассказывать про сифанофор.
-Ну так что же Вы хотите?
Я посмотрел в его улыбающуюся щель с сигаретой на круглом лице и понял, что ищу его глаза и не могу найти.
-Я хочу познакомиться с кем-нибудь из эмигрантов.
Дворник или мусорщик еще шире улыбнулся и присел около меня на лавку.
-Ну вот, считайте, что мы познакомились, меня зовут Кочергин Анатолий.
-А меня Юра Косаговский.
-Очень приятно. Ну что, Юра, а может, пойдем пивка глотнем?
-Конечно-конечно, пойдемте.
Он очень ловко поддел совком ведро, метла уже там была в ведре, и все это сам себе подал в левую руку. Я шел молча за ним, на ходу раскуривая сигарету.
-А где же Вы это московские берете? Достают?
-Московские? Достают.
-Можно?
-Можно, - говорю и протягиваю ему пачку. Он взял сигарету, я чиркнул спичкой и мы, покуривая, пошли дальше.
И тут же уперлись в лестницу. Неожиданно она возникла передо мной, я даже испугался, вздрогнул. Он стал подниматься. Я за ним. Он вошел и я вошел. За стеклянной дверью он наклонился куда-то и выпрямился через пол минуты. И двинулся к столику.
-Вот сейчас нам Маша Кочергина пивка подаст, моя племянница.
К нам действительно подошла девушка с двумя бутылками пива.
-Маша, познакомься, это Юра Косиговский.
-Косаговский,- сказал я улыбаясь.
-Маша, - сказала она тоже улыбаясь.
Я подумал, ну вот сейчас нас и покормят заодно. У Маши на шее вился желтоватый пушок, а волосы казались светлыми, но было приятно, что не рыжие и что она не блондинка. В общем, она была хороша такая, какая она была. Я все ждал, чтобы заглянуть в ее глаза, но она смотрела куда-то перед собой. Едва моя мысль о еде умерла, как ее воскресил Анатолий, он был, пожалуй, лет на десять старше меня.
-Маша, а пару бутербродиков?
-Сейчас, - сказала Маша и встала.
Я опять стал думать, какая она симпатичная. Ее долго не было, я думал, ну сейчас две тарелки с чем-нибудь принесет, с антрекотами, зеленым горошком и французской подливой. Но она несла два бутербродика на крохотной тарелочке.
-А Вы ждете кого-нибудь? - спросила она.
-Нет, я не жду, я просто так...
Я как-то растерялся от ее вопроса.
-Или у Вас дело?
-Да нет-нет, никакого дела у меня нет.
-Он хочет познакомиться с эмигрантами, - сказал Анатолий и я увидел, что он держит в руке стакан пива для меня и бутерброды двигает большим пальцем поближе ко мне.
-А Вы что, писатель? - спросила Маша.
-Я? Нет, я художник.
-А-а.
Я принялся за бутерброды, но он как-то застревал и не глотался. Я быстренько запил его двумя глотками пива. Мне казалось, надо поддержать беседу, а то она уйдет.
-А Вы кем собирались стать, когда были ребенком?
Она повернулась ко мне, и я увидел глаза серые, в них хотелось смотреть, не шелохнувшись и ни о чем не разговаривать.
-Так что Вы меня спросили?
-Я спросил о вашем детстве, кем Вы думали стать, когда вырастете большая?
-А зачем Вам это?
-Зачем? Да ни зачем, просто так, просто я думаю, что надо быть счастливым в этой жизни.
-Ну и что?
-Ну и все.
-А что такое счастье?
Анатолий еще подлил пива в мой пустой стакан и сказал:
-Ты приходи сюда к семи, и мы будем философствовать, все эмигранты наши философствуют: что такое жизнь, что такое любовь, что такое революция и что такое счастье или деньги. Или о деньгах начинают говорить или о счастье, когда надоест.
-Хорошо, - сказал я.
А он встал, вытер рукой подбородок и двинулся к ведру, теперь я уже увидел его, оно стояло в простенке. Там можно было колонну поставить, чтобы подпирать потолок, но как раз вместо колонны была ниша в простенке, и я ощутил лишний раз, что я в Париже.
-Газету принести? - спросила Маша вставая.
-Нет, газету мне не надо, - сказал я, - а лучше давайте о счастье закончим.
Она улыбнулась.
-А Вы приходите вечерком, действительно, развлечете нас?
-Ну хорошо, - сказал я. И она ушла. Ушла и не показывалась больше. Один раз только вышла и за стойку зашла, чего-то положила и снова ушла. А глаза ее как будто скользнули по стенкам, оттолкнулись от них и по мне плавно проехали. Я еще подождал и ушел.
Я вспомнил, идя по улице, что бутерброд с рыбой и бутылка пива во мне находятся, пока это все переварится, думаю, и вечер наступит. Я ходил по мостам, под мостами, наблюдал, как отчаливают катера и как причаливают. Какие разные в них обитают люди, вроде бы опять что-то похожее в смысле куртки и берета, но куртка двигается по-другому. Написал стихотворение:
Катер похож на ферму,
река на огород или поле,
какая разница, где свое время
теряет человек -
разжевывая рыбу или фасоль?
потом я разглядел уток и еще написал про уток:
Утки похожи на мысли женщины
не видно движения, но уже
все исчерчено зигзагами
и нельзя оторваться
разглядывая,
хотя ничего и не видно .
Часы мои остановились. Это примета, что я влюблен. А в кого, не известно. В уток? В мосты? А с Машей вообще только два слова сказали. Говорить влюблен не про кого. Потом увидел часы на столбе и поставил свои часы, как раз было уже 6 часов. Еще походил по набережной, но недалеко, чтобы не упустить из глаз серый дом, за которым было ихнее кафе. Наконец зазевался - уже без пяти 7.
Приближаюсь к кафе. Музыка играет и народу много. Ну, думаю, как же я найду Машу и Анатолия? Но Анатолий сидел на табуретке у входа, как только вошел я, так сразу увидел его, он читал газету и от этого вечер мне показался таким уютным, что я забыл про сифанофор и где я нахожусь, и все такое прочее. Только я хотел сказать «Добрый вечер», как услышал сбоку машин голос, и она опередила меня:
-Добрый вечер.
-Добрый вечер, - отвечаю.
-А, вот молодец, привет, - сказал Анатолий, оторвавшись от газеты,
- Маша, ты посади Юру за наш столик или там рядышком.
-Пойдемте? - спросила она меня и пошла вперед.
Вечером в кафе было интереснее: зажглись лампы на потолке над баром, и играл проигрыватель. Музыка была скучнейшая. Народ сидел компаниями, где-то громко говорили, где-то молчали - а где-то спокойно переговаривались - и все по-русски, лишь иногда как светлячки вспыхивали французские словечки.
Маша меня посадила за пустой столик и хотела уйти, но я сказал:
-Посидите со мной, и мы закончим наш разговор о счастье кстати.
-А, Вы не забыли? - усмехнулась она, - ну ладно, раз Вы не возражаете, посижу с Вами.
-Да, так вот, - начал я.
-А что Вы делали на набережной? - спросила она.
-На набережной я гулял, - отвечаю.
-Может быть, поесть хотите, Вы же не обедали наверно?
-Обедать, кажется, не обедал, но немножко погодя лучше.
-Ну, как хотите, или принести сосиски?
-Сосиски! Да это же моя любимая еда, - отвечаю.
-Ну что?
-Ну, можно вообще-то.
Жалко было, что она ушла, но зато сосиски вдруг стали моим неотвязным желанием. Потом я ел сосиски, а рядом дымилась порция для Анатолия, я тоже на нее посматривал, пока он сам не появился, тогда я сосредоточился на своих оставшихся двух сосисках, и доел их не торопясь, наслаждаясь, стараясь при помощи хлеба задержать их исчезновение.
-Ну что нового, Маша ни с кем Вас не познакомила?
-Да нет, пока.
В ушах раздалось бульканье, сифанофоры меня предупреждали, что время истекало.
Я встал и потянулся, и не торопясь, подошел к стойке. Поглядывал нетерпеливо на занавеску.
Долго ее не было. Я заглянул за занавеску, Маша как раз причесывалась уже.
-Привет! - она сказала.
-Привет, - повторил я, - Маша, знаете, я о счастье хотел Вам чего-то сказать.
-А что Вы торопитесь?
-Нет, я не тороплюсь никуда, но некоторые... э... люди, с которыми я связан, торопятся, так вот, счастье - это, знаете, очень важно, это то, как живет человек, надо чтобы он жил так как ему хочется.
-Да, но для этого надо...
-Да нет, ничего не надо, надо только хотеть и все. Шиллер сказал: «и путь уже пройден - раз на него вступили», а народ говорит «лиха беда - начало». Так, что главное начать и все. Вы стихи не пишите?
-Нет, что Вы?!
-А Вы попробуйте, ну извините, Анатолию передавайте привет, я должен бежать уже, хорошо?
-Да бегите, если надо... а будет охота, заходите...
Я пошел шагом. Так неохота было покидать Анатолия, Машу, я уже привык к ним, поэтому бежать мне не хотелось, а шагая - я как будто еще был с ними. За углом сифанофоры. Толком так ничего и не увидал в Париже. Стрекот, бульканье и... я уже как всегда дома .
1983
К о с а г о в с к и й
и
К л е о п а т р а
последнее время я все время один и мне конечно грустно, с одной стороны я вроде бы готов влюбиться в любую женщину, а с другой стороны иногда мне кажется, что скоро забуду все о любви - не буду перечислять что именно, а то, абзац самый первый в рассказе будет очень длинным.
И вот примерно в таком состоянии духа пролистывал я в гостях у одного сифанофора какой-то старинный журнал, посвященный Клеопатре, она там описывалась, как необычайная женщина, а вот художники немного подкачали, как говорится, изобразили просто какую-то женщину довольно пустоватую, но с длинными ресницами и думают, что вот она и есть Клеопатра.
-А чтобы тебе не посмотреть на Клеопатру в живом виде, - спросил меня сифанофор, - тем более, это тебя развлечет?
-Страшновато, - отвечал я, - там же какие нравы были: всякие солдаты, слуги, охрана, и людей запросто бросали на растерзание каким-нибудь тиграм или львам. Но, короче говоря, он меня вполне уговорил проветриться в те давние времена, а спасаться, конечно, несложно во время таких прогулок, надо только закрыть глаза и... впрочем, это не имеет отношения к повествованию
...
Я появился со стороны реки, слева находилась гробница какого-то фараона, сначала я даже подумал, что ошибся во время перемещения в пространстве и попал во время каких-то горообразований и землетрясений, т.е. мне показалось, что на меня гора падает - и вот слева была пирамида какого-то фараона, а справа впереди дворец Клеопатры, я шел медленно по песку.
Я знал, что рано или поздно дойду до дороги и знал, что именно в это время проедет ее колесница мимо меня, мне сказали, что она каждое утро ездит к реке и купается. На все вопросы о себе я должен был говорить, что я путешествую со свитой, но всю мою свиту, трех слуг вместе с лошадями унесли, напавшие на нас четыре гигантских грифа и таким образом я остался один и без лошади.
Солнце пекло еще мягко, я уже не первый раз был в пустыне и знал, что это еще даже очень прохладно по сравнению с мертвым полуденным жарким ветром.
Когда я вышел на дорогу, я просто прилег на песок, прикрыв лицо краем широкого рукава. Когда раздался скрип песка под копытами лошадей и от колес, я так затрепетал, что едва не переместился куда-нибудь на пару тысячелетий, каким-то не таким я представлял приближение колесницы. Я дернулся, озираясь вокруг себя, а звук нарастал, только к нему еще прибавился, чей-то адский хохот. Колесница уже останавливалась около меня, кони смотрели на меня, как на пучок сена, повернув головы несколько от меня, образовав три профиля с настоящими лошадиными зубами. В колеснице, там где кто-то смеялся, было двое, один из них смотрел на меня довольно дружелюбно, хотя в руках у него был кнут, а второй человек заливался в диком хохоте, а я, сидя на дороге, смотрел то на одного, то на другого человека. Потом смех мне перестал казаться чудовищным, и что-то, на подобие улыбки, шевельнулось и на моих краюшках губ. Потом смех перешел на какие-то даже вполне приятные тембры, наконец он мне даже стал нравиться и тогда я вспомнил, что я на дороге к реке и что в колеснице (жившая несколько тысяч лет назад Клеопатра!!) и это она смеется надо мной.
Я начал было тоже смеяться вместе с ней, поддавшись чему-то смешному безотчетно, но ее смех вдруг резанул меня - что-то было в нем такое невиданно счастливое, такое беспечно женское, хотя это и бывает часто напускным, но все-таки всегда эффектным), хотел даже сказать что что-то и «нежное» - вдруг остановился, замер, закрыл лицо руками, все-таки инстинкты намного раньше срабатывают в нас, кто знает, что было бы, промедли я еще секунду? Нет такой счастливый и нежный смех... впрочем, я даже и мысленно его сейчас не хочу касаться, итак понятно, что это что-то иное, чем обычная человеческая жизнь. Жалею ли я? Может ли жалеть тот, кто остался в живых?
Я думаю... впрочем, я ничего не думаю и не хочу думать и более никак не касаться этой темы. Благодарю тебя Господи, что ты содействовал мне, чтобы я благополучно поставил точку в конце рассказа (на данном этапе).
Конечно, можно представить, что в этот момент я закрыл глаза и сделал все, чтобы переместиться во времени. Это вполне естественно предположить именно здесь в этом месте т.к. я даже и хотел на этом закончить рассказ. Но на самом деле события развивались немного не так, просто они мне показались настолько незначительными, что я решил о них забыть. Но на самом деле это все настолько незначительно, что можно спокойно рассказать, как все дальше было.
*
На самом деле смех прекратился, колесница подъехала ближе, и я услышал шаги по песку, я думал, что Клеопатра сейчас сядет около меня и отнимет мои руки от лица, так утешительно и так ласково, как это умеют делать только женщины, благодаря своей нежности. Наконец я отнял руки от своего лица и посмотрел на того, кто стоял около меня, и пожалел об этом, т.к. около меня стоял человек с кнутом и улыбался, но не нахально.
-Меня зовут Антоний, - сказал он.
-Понятно, - сказал я.
-Кто ты? - спросил он.
-Я любитель живописи, поэзии и музыки, родители мои торговали в странах, где люди с плоскими лицами и щелочками вместо глаз ...
-Главное, чтобы у человека не было плоским воображение, - сказал человек, а я разглядывал его кнут, сандалии и пряжку, рассказывал далее свою «историю»:
-Я пережил кораблекрушение, в котором потерял близких мне людей...
-Все это было далеко, а что ты делаешь здесь?
-Здесь я шел со свитой, но на нас напали...
-Куда же вы направлялись?
-Я слышал, еще в дальних странах, что есть прекрасная царица Клеопатра...
-Так что же?
-Я хотел посмотреть на нее.
-Зачем же тогда ты закрывал лицо?
-Потому что у нее слишком счастливый смех.
-Так кто же на вас напал? Впрочем, расскажешь все там, тебя Клеопатра приглашает прокатиться к Нилу. Пойдем, а то ты здесь околеешь от жары.
Вот и все собственно. В колеснице я сидел на лавочке указанной мне. Клеопатра ни разу не взглянула на меня, но не потому, что она таила свой взгляд, она просто вдоволь меня разглядела, пока мы разговаривали на дороге. Я видел, что она счастлива. А что может быть скучнее, чем счастливая женщина? Чужое счастье всегда посылает какие-то невидимые волны на нас - усыпляют, делают все неинтересным и скучным. Они подумают со смехом, что меня ветром сдуло, подумал я, разглядывая их затылки: он был с кудрявыми темными волосами, а у нее затылок отливал золотом, я не люблю такой цвет.
. В общем, я решил уйти, т.е. переместиться во времени и пространстве, но чтобы быть уверенным, что мне не будет грустно, я для репетиции просто пока решил свалиться с колесницы: и я повалился нам ходу на песок, кстати это оказалось совсем не так, как я ожидал, я как-то неудачно упал, я думал, что песок мягкий, а, видимо, от скорости падение получилось неприятным, и я чуть не завыл от боли в плече.
А колесница вовсе и не уезжала, оставив меня одиноким на дороге, как я предполагал, оказывается, мы уже были у реки. И пока я растирал себе плечо, они разделись у меня на глазах и совершенно голые побежали к воде, даже не взглянув на меня. Сначала я было загрустил, вот, думаю, как тошно смотреть на чужое счастье, я при этом расковыривал трещинки на крашенных досках колесницы, а потом меня охватило раздражение и я пнул ее ногой и пошел вдоль берега.
Пожалуй, стоит честно признаться, что я, может быть, так никогда бы и не вернулся из того времени, не напади на меня крокодил - вот тут-то я, не раздумывая, закрыл глаза ...
...и переместился обратно в ХХ столетие, только никак не могу разобрать в какой год, на календаре-то все правильно 25 августа 1982 года, а внутри видимо какие-то потоки остались то 65 года, то 72 - то Таня мне позвонит, то Лида, то Лара. Ах, как бы я хотел оказаться там, где мне нужно?!
1983
![]() |
продолжение в комментарии
