Петушок, петушок,
Золотой гребешок,
Ты не жди, петушок, до утра.
Сквозь кромешную тьму
Кукарекни ему,
Пожалей ты беднягу Петра!
Петушок, петушок,
Он совсем изнемог.
Тьма объяла земные пути.
Кукарекнуть пора,
Ибо даже Петра
Только стыд ещё может спасти.
* * *
Замычал в ночи бессловесный вол:
“Слышишь звон в долине, мой брат осёл,
Звон подков и ржанье коней?
Из волшебных стран, от края земли
К нам спешат волхвы, к нам скачут Цари
Поклониться Царю Царей!
Только раньше их всех я, медлительный вол,
Поклонюсь Лежащему в яслях!
Лопоухий в ночи возопил осёл:
Сколько ангелов в небе, о брат мой вол,
Озарило синюю тьму!
В этот радостный, в этот единственный раз
Там вся Сила Небесная собралась
Чтобы славу пропеть Ему!
Только раньше их всех я, упрямый осёл,
Воспою Лежащего в яслях!
Слава в вышних Богу! Иа-иа!
Слава, слава Нашему Мальчику!
* * *
“Я не спорю, Боже, Ты свят, свят, свят,
Говорил Творцу человек, —
Только Ты-то бессмертен и всемогущ,
Прохлаждаешься вечно средь райских кущ,
Ну а мне, слабаку, в мой коротенький век,
Мне прямая дорога в ад!
Посмотрел бы я, Боженька, на Тебя
Будь я как Ты, а Ты будь как я!
Я бы тоже, конечно же, стал бы свят,
Ты бы тоже отправился в ад!”
Отвечал, подумав, Творец ему —
“Ты во многом, сыночек, прав.
Что ж, давай я стану такой как ты,
И пример покажу такой красоты,
И бессмертье, и мощь добровольно отдав<
И сойдя в могильную тьму,
Что, конечно, пример ты возьмёшь с меня!
Я ведь стал как ты, станешь ты как я
Только Слову поверь моему!
Станешь ты, Адам, как когда-то свят!
Взвоет в страхе бессильный ад!”
Но глядя на смертные муки Его
Отвечал Творцу человек —
“Не хочу Человеком я быть таким!
Я хочу быть лучше богом живых,
Покорившим сей мир, продлившим сей век
Всемогущим владыкой всего!
Насмотрелся я, боженька, на Тебя!
Я не буду как Ты, Ты не станешь как я!”
И пошёл человек от Креста назад,
А Спаситель сошёл во ад.
Теодицея
Иван Карамазов, вернувши билет,
В свой час отправился на тот свет.
Прямиком направляется Ваня в ад,
Но старый знакомец ему не рад.
Говорит Карамазову старый бес:
“К сожалению, место твоё не здесь.
Я б тебе показал, как нос задирать,
Но тебя не велено к нам пускать.
Quel scandale, Иван Федорыч, quelle surprise!
Атеист отправляется в Парадиз!”
И несут его ангелы к Богу в рай,
И Пётр говорит: “Ну, входи, давай!”,
Но, блеснувши стёклышками пенсне,
Говорит Карамазов: “Позвольте мне
Самому решать, куда мне идти!
Мне противно в обитель блаженства войти,
Когда там, на земле, мученья одне,
Когда гибнут во страхе, в огне, в говне
Ладно б взрослые! — Дети! Они-то за что?!
Как Ты смотришь на это, Иисус Христос?
Как Ты нам в глаза-то смеешь смотреть?!”
И тогда Магдалина, не в силах терпеть,
Заорала: “Ты что, совсем очумел?!
Ты с кем говоришь-то?! Да как ты смел?!
Как же можно так не понять ничего?!
Да взгляни, белоручка, на руки Его!”
И долго её усмирить не мог
Распятый за Ваню Бог.
***
Из Джона Шейда
Когда, открыв глаза, ты сразу их зажмуришь
От блеска зелени в распахнутом окне,
От пенья этих птиц, от этого июля -
Не стыдно ли тебе? Не страшно ли тебе?
Когда сквозь синих туч на воды упадает
Косой последний луч в осенней тишине
И долго по волне скользит и замирает –
Не страшно ли тебе? Не стыдно ли тебе?
Когда летящий снег из мрака возникает
В лучах случайных фар, скользнувших по стене,
И пропадает вновь, и вновь бесшумно тает
На девичьей щеке – не страшно ли тебе?
Не страшно ли тебе, не стыдно ль – по асфальту
Когда вода течет, чернеет по весне,
И в лужах облака, и солнце лижет парту
Четвертой четверти – не стыдно ли тебе?
Я не могу сказать, о чем я, я не знаю.
Наверно, ни о чем. Так, глупости одне…
Такая красота и тишина такая…
Не страшно ли, скажи? Не стыдно ли тебе?
***
Пришед находит их опять спящими, ибо у них глаза отяжелели.
Мат.26,43
Ах, какая ночь, какая луна,
Ах, какая в саду стоит тишина!
Еле-еле молитва слышна.
Ах, как пахнет трава, серебрится листва,
Как темна и тепла небес синева!
Ах, как странны Его слова.
Видно, притчами Он говорил опять.
Нам гипербол этих нельзя понять.
И вольно ж Ему нас пугать!
Да чего нам бояться – ведь рядом Он!..
Засыпает Петр. Ему снится сон,
Дивный сон из грядущих времен.
Витражи там сияют, орган поет,
Гордый кесарь в Каноссе смиренно ждет,
Граф Бульонский в поход идет.
Ко святому Франциску птицы летят,
И премудрость суммирует Аквинат…
Петр во сне улыбнулся. Он рад.
Иоанну не хуже видится сон -
Из полночных стран, грядущих времен
Слышит он веселый трезвон!
Над равниной великою колокола
Весть благую несут от села до села.
Золотые горят купола.
В лапоточках стареньких Серафим
Там копает картошку, а рядом с ним
Светлый ангел парит, незрим!..
Иоаннов брат тоже сладко спит.
Он с Учителем рядом во сне сидит.
Страшный Суд Учитель творит!
Зрит Иаков воочью конец времен –
И повержен Змий, и пал Вавилон,
Род людской воскрешен и спасен!..
Ах, какие сны, как тих небосвод.
Утирает Спаситель кровавый пот.
Приближается Искариот.
***
Щекою прижавшись к шинели отца –
Вот так бы и жить.
Вот так бы и жить – ничему не служить,
Заботы забыть, полномочья сложить,
И все попеченья навек отложить
И глупую гордость самца.
Вот так бы и жить.
На стриженном жалком затылке своем
Ладонь ощутить.
Вот так быть любимым, вот так бы любить
И знать, что простит, что всегда защитит,
Что лишь понарошку ремнем он грозит,
Что мы не умрем.
Что эта кровать, и ковер, и трюмо,
И это окно
Незыблемы, что никому не дано
Нарушить сей мир и сей шкаф платяной
Подвинуть. Но мы переедем зимой.
Я знаю одно,
Я знаю, что рушится все на глазах,
Стропила скрипят,
Вновь релятивизмом кичится Пилат,
А стены, как в доме Нуф-Нуфа, дрожат,
И в окна ползет торжествующий ад,
Хохочущий страх,
Что хочется грохнуть по стеклам в сердцах,
В истерику впасть,
Что легкого легче предать и проклясть
В преддверьи конца.
И я разеваю слюнявую пасть,
Чтоб вновь заглотить галилейскую снасть
И к ризам разодранным Сына припасть
И к ризам нетленным Отца!
Припавши щекою, наплакаться всласть
И встать до конца.
* *
Как неразумное дитя
Все хнычет, попку потирает,
Все всхлипывает, все не знает
За что отшлепано, хотя
Обкакалось – душа моя,
Не так ли ты сквозь слез взываешь
К Всевышнему и все не знаешь
За что так больно бьют тебя?
***
* * *
Плохо тебе, плохонький?
Гадко тебе, гаденький?
Страшно тебе, страшненький?
Мало тебе, маленький?
Мало тебе?!
Хочешь еще?!
А не слабо тебе, слабенький?
А вот нисколько не слабо!
Бог судья нам, видит Бог,
Что, какой бы ни был я,
Я – частичка бытия!
Ну а ты-то, ты-то кто,
Обнаглевшее Ничто?
Пусть я плохонький такой,
И бессмысленный, и гадкий,
И лежащий под тобой
На обеих на лопатках –
Я-то все-таки живой!
Ты же – вовсе никакой!
И плевать мне, что изрек
В «Опытах» Мельхиседек!
Запретил мне верить Логос,
Что ничтожество есть благо!
Мало, мало, мало мне!..
Да и страшно не вполне.
***
Разбойник
«Что ж он, сука, так орет?!
Прямо зло меня берет.
Коль умел ты воровать,
Так умей ответ держать!
По-пацански подыхай!
Западло весь этот хай.
Взял бы хоть пример с него,
Парня бедного того.
Этот странный фраерок
Нас покруче, видит бог!
И совсем уж западло
Хохотать ему назло!
Мы-то хоть пожили всласть,
Можем с музыкой пропасть,
Ну а он совсем не то,
Пропадает ни за что.
Ужас видеть, как его
Измудохали всего,
Как куражились над ним,
Агнцом бедненьким таким,
В эти праздничные дни…»
Вслух же рек он: «Помяни
Мя во Царствии Твоем!»,
Сжалившись над парнем тем.
И тогда Спаситель мой
Еле слышно, чуть живой
Отвечает блатарю:
«Будешь днесь со мной в раю!»
* * *
Как же было нам не обозлиться?!
Рядом с Ним расселись беспардонно
Мотя из налоговой полиции,
Магда из массажного салона!
Как же нам не предпочесть Денницу
Плотницкой компании хваленной –
Мотьке из налоговой полиции,
Машке из массажного салона?!
Ведь и в этой чертовой провинции
Мог бы выбрать Флавия, Филона,
Хоть Варраву – все ж не из полиции
И не из массажного салона!..
Я воображаю наши лица
В Судный день, когда, поправ законы,
Рыболов, и мытарь, и блудница
Воссияют у Господня трона.
Притча о неисповедимости путей
Большинство людей
Неприятно на вид!
И на слух, и на нюх, и на ощупь.
Только я-то - конечно же! - из меньшинства
И приятен во всех отношеньях!
Так я искренне и простодушно считал,
Надмевался в бесстыжей гордыне!
Так во скверне греховной я жил-поживал,
Пол-двадцатого века, дурак и нахал,
Я губил свою душу… Но ныне!
Ну а ныне ты мне
Объяснила вполне
И во всех отношеньях возможных,
Как же я неприятен и ложен!
Что ж, выходит, спасибо я должен сказать
Той, которая… слов не могу подобрать,
Чтоб как следует охарактеризовать
Поведенье твое… Ну, спасибо!
Ну, спасибочки! Ты мне открыла глаза,
И теперь в них сияет смиренья слеза -
Сквозь нее моя бедная рожа
С большинством подавляющим схожа!
С твоей легкой руки
Я давно не горжусь,
А когда погоржусь –
Моментально стыжусь!..
Что ж выходит?
Кто любит – тот губит?
А духовно как раз возрождает
Тот, кто мучает и обижает?
Кто куражится и издевается?!
Интересно-то как получается!
И когда по утрам на себя я смотрю,
Я тебя понимаю и благодарю!..
Так что дай тебе Боже
Того же!
***
На полном серьезе
Со скрытой угрозой
Отвечать на вопрос «Что есть истина?» -
Это значит курьезно,
Одиозно, безбожно
Уподоблять себя Иисусу Христу!
Но и с усмешкою лживой,
Горделивой, глумливой
Задавать этот самый вопрос –
Это значит блудливо
И, по сути, трусливо
Уподобляться Пилату!
(Который, конечно,
Уж совсем не такой симпатичный-трагичный,
Как в «Мастере и Маргарите»)
Так что сами смотрите.
Я же советую молча
Помнить и знать,
Что вопрос этот не риторический,
Хоть давно он уже не стоит на повестке
Очередного симпозиума
Культурного нашего сообщества.
***