М. А. Булгаков, сам врач по образованию, уже чувствовал симптомы роковой болезни - нефросклероза, сгубившей его отца. Не случайно, на одной из страниц рукописи "Мастера и Маргариты" была сделана драматическая заметка: "Дописать, прежде чем умереть!" Впоследствии Е. С. Булгакова вспоминала, что ещё летом 1932 года, когда они вновь встретились после того, как не виделись почти двадцать месяцев, Булгаков сказал: "Дай мне слово, что умирать я буду у тебя на руках".
Если представить, что это говорил человек не полных сорока лет, здоровый, с весёлыми голубыми глазами, сияющий от счастья, то, конечно, это выглядело очень странно. И она, смеясь, сказала: "Конечно, конечно, ты будешь умирать у меня на…" Он сказал: "Я говорю очень серьёзно, поклянись". И в результате Елена поклялась. И когда потом, начиная с 35-года, он стал почему-то напоминать ей эту клятву, ее это тревожило и волновало. Говорила ему: "Ну, пойдём, сходим в клинику, может быть, ты плохо себя чувствуешь?" Делали анализы, рентген, всё было очень хорошо. А когда наступил 39-ый год, Михаил стал говорить: "Ну, вот пришёл мой последний год". И это он обычно говорил собравшимся друзьям. У него был небольшой круг друзей, но очень хороший, очень интересный круг.
Все сидели весело за круглым столом, и у Михаила появилась манера вдруг, среди самого веселья, говорить: "Да, вам хорошо, вы все будете жить, а я скоро умру". И он начинал говорить о своей предстоящей смерти. Причём говорил до того в комических, юмористических тонах, что первая хохотала Елена. А за ней и все, потому что удержаться нельзя. Он показывал это вовсе не как трагедию, а подчёркивал всё смешное, что может сопутствовать такому моменту. И все они так привыкли к этим рассказам, что, если только попадался новый человек, он смотрел на них с изумлением. А они-то все уже думали, что это всего одна из тем смешных булгаковских рассказов, настолько Михаил выглядел здоровым и полным жизни. Но он действительно заболел в 39-м году. И когда выяснилось, что он заболел нефросклерозом, то он это принял как нечто неизбежное. Как врач он знал ход болезни и предупреждал Елену о нём. Он ни в чём не ошибался. Очень плохо было то, что врачи, лучшие врачи Москвы, которых она вызвала к нему, его совершенно не щадили. Обычно они ему говорили: "Ну что ж, Михаил Афанасьевич, вы врач, вы сами знаете, что это неизлечимо". Это жестоко, наверно, так нельзя говорить больному. Когда они уходили, ей приходилось много часов уговаривать его, чтобы он поверил ей, а не им. Заставить поверить в то, что он будет жить, что он переживёт эту страшную болезнь, пересилит её. Он начинал опять надеяться. Во время болезни он диктовал жене и исправлял "Мастера и Маргариту", вещь, которую он любил больше всех других своих вещей. Писал он ее двенадцать лет. По этим поправкам и дополнениям видно, что его ум и талант нисколько не ослабевали. Это были блестящие дополнения к тому, что было написано раньше.
Когда в конце болезни он уже почти потерял речь, у него выходили иногда только концы или начала слов. Был случай, когда Елена сидела около него, как всегда, на подушке, на полу, возле изголовья его кровати, он дал ей понять, что ему что-то нужно, что он чего-то хочет от нее. Жена предлагала ему лекарство, питье - лимонный сок, но поняла ясно, что не в этом дело. Тогда она догадалась и спросила: "Твои вещи?" Он кивнул с таким видом, что и "да", и "нет". Она сказала: "Мастер и Маргарита"? Он, страшно обрадованный, сделал знак головой, что "да, это". И выдавил из себя два слова: "чтобы знали, чтобы знали".
По всей видимости, в 30-е годы Булгаков предчувствовал свою смерть и потому осознавал "Мастера и Маргариту" как "последний закатный" роман, как завещание, как свое главное послание человечеству.
[450x469]