Ветераны всех войн мира, как справедливых, так и неправедных, похожи. Что бы ни говорилось об идеологемах, которыми украшают войны политики и полководцы (и потомки, зачастую имеющие корыстный интерес), для ветеранов главное другое: их личное мужество, раны, преодоление, фронтовое братство, счастье дожить (честно дожить!) до конца войны и куда-нибудь водрузить свой флаг (символика не имеет значения), а вражеский бросить к подножию (неважно чего). При этом обе воюющие стороны могут на определенном этапе (сначала одна, потом другая) защищать свою землю.
И если внешний враг выгнан, разбит и добит,
то чувство торжества и ликования в урочные дни только усиливается.
И неважно, что было у тебя в тылу и что ты застал, вернувшись победителем (или побежденным): Колыма, ГУЛАГ, Освенцим, Бухенвальд, Лубянка с Берией, Принц-Альбертштрассе с Мюллером, Парад Победы или Нюрнбергский процесс. Я поняла ветеранов Второй мировой на собственном примере. Для меня август 1991-го и октябрь 1993-го навсегда останутся великими праздниками, хотя в календаре нет красных чисел, а подавляющее большинство соотечественников не только не отмечает эти даты, но и готово поднять на вилы и на копья тех, кто смеет помнить о них. Но нам все равно: мы собирались умереть, остались живы, ждали врага и пережили хотя бы краткие дни и месяцы торжества. А наш флаг даже и остался. Для всех. Надеюсь, навсегда.
Поэтому я готова поздравить настоящих фронтовых ветеранов (кто знает, вдруг “ветераны” ВОХРа и НКВД со СМЕРШем тоже себя отнесли к их числу), и не только с общим днем разгрома фашистов, который справедливо отмечает 8 мая все прогрессивное человечество (и я тоже), но даже с их персональным праздником 9 Мая. Поздравляю, но присоединиться не могу.
Отдельный от Европы и США день придумало государство. Советское тоталитарное государство, флаги которого для меня и многих моих современников равнозначны тем флагам, которые швыряли когда-то к подножию Мавзолея победившие чужой, но укрепившие свой тоталитаризм солдаты. И это государство никому не желало добра, в том числе и ветеранам.
Об этом стали говорить шепотом еще до моего рождения. Первым, похоже, был Наум Коржавин, написавший о победителях, которые в свою столицу входили, чтобы потерпеть поражение. Об этом поведал еще в 1960-е Юрий Бондарев в “Тишине”. Его Костя и Сергей, вернувшись живыми, тоже были ветеранами и тоже были счастливы. И получили от родной власти “благодарность”: арест отца, исключение из института и партии, сломанную жизнь. Дома не было тишины. И не было мира. Как нет его до сих пор. Десять лет чеченской войны — это не мир. И то, что ее участники приравнены в правах к ветеранам 1940-х годов и получают те же награды, — страшное оскорбление, такое же, как жалкая тысчонка к пенсии или “ветеранский паек” с 500 граммами копченой колбасы (икры ветеранам ни Брежнев, ни Андропов не выделяли). А медаль к 60-летию Победы, врученная раньше всех не участвовавшему в войне Ким Чен Иру, и вовсе плевок ветеранам в лицо. Все плевки, кстати, не из антисоветского подполья, а сверху — с кремлевских твердынь.
Я рано прочла Павла Когана и Михаила Кульчицкого, и мне было горько думать, что они погибли за то, чтобы я сидела в Лефортово и Казанской спецтюрьме. И там я перестала понимать, зачем они “это” отстаивали. Советские диссиденты, прошедшие советские тюрьмы, — тоже солдаты (по формуле Астафьева: “Прокляты и убиты”), и просто ужасно будет, если мы окажемся в разных окопах с ветеранами Второй мировой. Ведь все диссиденты — антифашисты (по крайней мере до 1991 года).
Случилось странное и страшное: СССР вроде бы победил, но для советских людей, для Восточной Европы, для стран Балтии победа не наступила. Сталин воздал сторицей и братьям, и сестрам за их героизм, наивность, безропотность и доверчивость. У Э.Хемингуэя есть сборник “Победитель не получает ничего”. Так это про победителя, которому “батька усатый” даже сухой корки не кинул. Про пекашинских мужиков Федора Абрамова, которые мечтали о куске хлеба как во время войны, так и после нее. Про тетку Дарью из поэмы А.Твардовского (“с ее терпеньем безнадежным, с ее избою без сеней и трудоднем пустопорожним, и трудоночью — не полней”).
Про героев Кондратьева и Василя Быкова. И Галича: “Где полегла в сорок третьем, без толку, зазря...”
Об этом празднике сказали “со слезами на глазах”.
Но сколько же было этих слез!
Победа не наступила для репрессированных ГУЛАГа, для всех мучеников сталинского фашизма, которым даже лишней пайки не дали.
Не было победы для узников гитлеровских лагерей, эшелоны с которыми гнали в сибирские лагеря. Для фронтовиков, неизвестно за что взятых НКВД.
Для Льва Копелева, Александра Солженицына, майора Пугачева из повести Шаламова. Для немецких антифашистов, отданных Сталиным гестапо по пакту Молотова—Риббентропа.
Для народов Восточной Европы, отданных согласно “ялтинскому сговору” под сталинский сапог. Для прибалтов, попавших туда же.
(Вот вам и проблема латышского легиона, ветеранов войны с Советской армией в немецкой форме; проблема Маннергейма, памятники которому финны и не думают убирать.)
А уцелевшие от холокоста евреи в 1953 году угодили бы под второй, если бы не смерть тирана.
Сквозь все эти слезы (а власовская армия, РОА, а Западная Украина!), сквозь кровь миллиона беженцев, отданных союзниками Сталину, которые по дороге к месту “репатриации” кончали с собой, вы видите праздник? После которого страну ожидали 60 лет поражения? Я не вижу. Я — ветеран другой войны, но выжившим фронтовикам дала бы не набор, а по 5 тысяч долларов и пенсию долларов в 500.
Но как декорацию для парада я бы их использовать не стала. Власти нужны парады, толпы, салюты, литавры. Они боятся, что люди замолчат и задумаются, и они прячутся в складках сталинской шинели от жизни, от времени, от XXI века.
Это понял фронтовик Б.Окуджава:
А все-таки жаль:
иногда над победами нашими
встают пьедесталы,
которые выше побед.
Валерия НОВОДВОРСКАЯ
Москва, 2005
