Сказки
29-05-2010 16:25
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
Золушка
Шарль Перро
Пересказала Т. Габбе
Жил-был один почтенный и знатный человек. Первая жена его умерла, и он женился во второй раз, да на такой сварливой и высокомерной женщине, какой свет еще не видывал.
У нее были две дочери, очень похожие на свою матушку и лицом, и умом, и характером.
У мужа тоже была дочка, добрая, приветливая, милая – вся в покойную мать. А мать ее была женщина самая красивая и добрая.
И вот новая хозяйка вошла в дом. Тут-то и показала она свой нрав. Все было ей не по вкусу, но больше всего невзлюбила она свою падчерицу. Девушка была так хороша, что мачехины дочки рядом с нею казались еще хуже.
Бедную падчерицу заставляли делать всю самую грязную и тяжелую работу в доме: она чистила котлы и кастрюли, мыла лестницы, убирала комнаты мачехи и обеих барышень – своих сестриц.
Спала она на чердаке, под самой крышей, на колючей соломенной подстилке. А у обеих сестриц были комнаты с паркетными полами цветного дерева, с кроватями, разубранными по последней моде, и с большими зеркалами, в которых модою было увидеть себя с головы до ног.
Бедная девушка молча сносила все обиды и не решалась пожаловаться даже отцу. Мачеха так прибрала его к рукам, что он теперь на все смотрел ее глазами и, наверно, только побранил бы дочку за неблагодарность и непослушание.
Вечером, окончив работу, она забиралась в уголок возле камина и сидела там на ящике с золой. Поэтому сестры, а за ними и все в доме прозвали ее Золушкой.
А все-таки Золушка в своем стареньком платьице, перепачканном золою, была во сто раз милее, чем ее сестрицы, разодетые в бархат и шелк.
И вот как-то раз сын короля той страны устроил большой бал и созвал на него всех знатных людей с женами и дочерьми.
Золушкины сестры тоже получили приглашение на бал. Они очень обрадовались и сейчас же принялись выбирать наряды и придумывать, как бы причесаться, чтобы удивить всех гостей и понравиться принцу.
У бедной Золушки работы и заботы стало еще больше, чем всегда. Ей пришлось гладить сестрам платья, крахмалить их юбки, плоить воротники и оборки.
В доме только и разговору было, что о нарядах.
– Я, – говорила старшая, – надену красное бархатное платье и драгоценный убор, который мне привезли из-за моря.
– А я, – говорила младшая, – надену самое скромное платье, но зато у меня будет накидка, расшитая золотыми цветами, и бриллиантовый пояс, какого нет ни у одной знатной дамы.
Послали за искуснейшей модисткой, чтобы она соорудила им чепчики с двойной оборкой, а мушки купили у самой лучшей мастерицы в городе.
Сестры то и дело подзывали Золушку и спрашивали у нее, какой выбрать гребень, ленту или пряжку. Они знали, что Золушка лучше понимает, что красиво и что некрасиво.
Никто не умел так искусно, как она, приколоть кружева или завить локоны.
– А что, Золушка, хотелось бы тебе поехать на королевский бал? – спрашивали сестры, пока она причесывала их перед зеркалом.
– Ах, что вы, сестрицы! Вы смеетесь надо мной! Разве меня пустят во дворец в этом платье и в этих башмаках!
– Что правда, то правда. Вот была бы умора, если бы такая замарашка явилась на бал!
Другая на месте Золушки причесала бы сестриц как можно хуже. Но Золушка была добра: она причесала их как можно лучше.
За два дня до бала сестрицы от волнения перестали обедать и ужинать. Они ни на минуту не отходили от зеркала и разорвали больше дюжины шнурков, пытаясь потуже затянуть свои талии и сделаться потоньше и постройнее.
И вот наконец долгожданный день настал. Мачеха и сестры уехали.
Золушка долго смотрела им вслед, а когда их карета исчезла за поворотом, она закрыла лицо руками и горько заплакала.
Ее крестная, которая как раз в это время зашла навестить бедную девушку, застала ее в слезах.
– Что с тобой, дитя мое? – спросила она. Но Золушка так горько плакала, что даже не могла ответить.
– Тебе хотелось бы поехать на бал, не правда ли? – спросила крестная.
Она была фея – волшебница – и слышала не только то, что говорят, но и то, что думают.
– Правда, – сказала Золушка, всхлипывая.
– Что ж, будь только умницей, – сказала фея, – а уж я позабочусь о том, чтобы ты могла побывать сегодня во дворце. Сбегай-ка на огород да принеси мне оттуда большую тыкву!
Золушка побежала на огород, выбрала самую большую тыкву и принесла крестной. Ей очень хотелось спросить, каким образом простая тыква поможет ей попасть на королевский бал. но она не решилась.
А фея, не говоря ни слова, разрезала тыкву и вынула из нее всю мякоть. Потом она прикоснулась к ее желтой толстой корке своей волшебной палочкой, и пустая тыква сразу превратилась в прекрасную резную карету, позолоченную от крыши до колес.
Затем фея послала Золушку в кладовую за мышеловкой. В мышеловке оказалось полдюжины живых мышей.
Фея велела Золушке приоткрыть дверцу и выпустить на волю всех мышей по очереди, одну за другой. Едва только мышь выбегала из своей темницы, фея прикасалась к ней палочкой, и от этого прикосновения обыкновенная серая мышка сейчас же превращалась в серого, мышастого коня.
Не прошло и минуты, как перед Золушкой уже стояла великолепная упряжка из шести статных коней в серебряной сбруе.
Не хватало только кучера.
Заметив, что фея призадумалась, Золушка робко спросила:
– Что, если посмотреть, не попалась ли в крысоловку крыса? Может быть, она годится в кучера?
– Твоя правда, – сказала волшебница. – Поди посмотри.
Золушка принесла крысоловку, из которой выглядывали три большие крысы.
Фея выбрала одну из них, самую крупную и усатую, дотронулась до нее своей палочкой, и крыса сейчас же превратилась в толстого кучера с пышными усами, – таким усам позавидовал бы даже главный королевский кучер.
– А теперь, – сказала фея, – ступай в сад. Там за лейкой, на куче песка, ты найдешь шесть ящериц. Принеси-ка их сюда.
Не успела Золушка вытряхнуть ящериц из фартука, как фея превратила их в выездных лакеев, одетых в зеленые ливреи, украшенные золотым галуном.
Все шестеро проворно вскочили на запятки кареты с таким важным видом, словно всю свою жизнь служили выездными лакеями и никогда не были ящерицами...
– Ну вот, – сказала фея, – теперь у тебя есть свой выезд, и ты можешь, не теряя времени, ехать во дворец. Что, довольна ты?
– Очень! – сказала Золушка. – Но разве можно ехать на королевский бал в этом старом, испачканном золой платье?
Фея ничего не ответила. Она только слегка прикоснулась к Золушкиному платью своей волшебной палочкой, и старое платье превратилось в чудесный наряд из серебряной и золотой парчи, весь усыпанный драгоценными камнями.
Последним подарком феи были туфельки из чистейшего хрусталя, какие и не снились ни одной девушке.
Когда Золушка была уже совсем готова, фея усадила ее в карету и строго-настрого приказала возвратиться домой до полуночи.
– Если ты опоздаешь хоть на одну минутку, – сказала она, – твоя карета снова сделается тыквой, лошади – мышами, лакеи – ящерицами, а твой пышный наряд опять превратится в старенькое, залатанное платьице.
– Не беспокойтесь, я не опоздаю! – ответила Золушка и, не помня себя от радости, отправилась во дворец.
Принц, которому доложили, что на бал приехала прекрасная, но никому не известная принцесса, сам выбежал встречать ее. Он подал ей руку, помог выйти из кареты и повел в зал, где уже находились король с королевой и придворные.
Все сразу стихло. Скрипки замолкли. И музыканты, и гости невольно загляделись на незнакомую красавицу, которая приехала на бал позже всех.
“Ах, как она хороша!” - говорили шепотом кавалер кавалеру и дама даме.
Даже король, который был очень стар и больше дремал, чем смотрел по сторонам, и тот открыл глаза, поглядел на Золушку и сказал королеве вполголоса, что давно уже не видел такой обворожительной особы.
Придворные дамы были заняты только тем, что рассматривали ее платье и головной убор, чтобы завтра же заказать себе что-нибудь похожее, если только им удастся найти таких же искусных мастеров и такую же прекрасную ткань.
Принц усадил свою гостью на самое почетное место, а чуть только заиграла музыка, подошел к ней и пригласил на танец.
Она танцевала так легко и грациозно, что все залюбовались ею еще больше, чем прежде.
После танцев разносили угощение. Но принц ничего не мог есть – он не сводил глаз со своей дамы. А Золушка в это время разыскала своих сестер, подсела к ним и, сказав каждой несколько приятных слов, угостила их апельсинами и лимонами, которые поднес ей сам принц.
Это им очень польстило. Они и не ожидали такого внимания со стороны незнакомой принцессы.
Но вот, беседуя с ними, Золушка вдруг услышала, что дворцовые часы бьют одиннадцать часов и три четверти. Она встала, поклонилась всем и пошла к выходу так быстро, что никто не успел догнать ее.
Вернувшись из дворца, она еще сумела до приезда мачехи и сестер забежать к волшебнице и поблагодарить ее за счастливый вечер.
– Ах, если бы можно было и завтра поехать во дворец! – сказала она. – Принц так просил меня...
И она рассказала крестной обо всем, что было во дворце.
Едва только Золушка переступила порог и надела свой старый передник и деревянные башмаки, как в дверь постучали. Это вернулись с бала мачеха и сестры.
– Долго же вы, сестрицы, гостили нынче во дворце! – сказала Золушка, зевая и потягиваясь, словно только что проснулась.
– Ну, если бы ты была с нами на балу, ты бы тоже не стала торопиться домой, – сказала одна из сестер. – Там была одна принцесса, такая красавица, что и во сне лучше не увидишь! Мы ей, должно быть, очень понравились. Она подсела к нам и даже угостила апельсинами и лимонами.
– А как ее зовут? – спросила Золушка.
– Ну, этого никто не знает... – сказала старшая сестрица.
А младшая прибавила:
– Принц, кажется, готов отдать полжизни, чтобы только узнать, кто она такая. Золушка улыбнулась.
– Неужели эта принцесса и вправду так хороша? – спросила она. – Какие вы счастливые!.. Нельзя ли и мне хоть одним глазком посмотреть на нее? Ах, сестрица Жавотта, дайте мне на один вечер ваше желтое платье, которое вы носите дома каждый день!
– Этого только не хватало! – сказала Жавотта, пожимая плечами. Дать свое платье такой замарашке, как ты! Кажется, я еще не сошла с ума.
Золушка не ждала другого ответа и нисколько не огорчилась. В самом деле: что бы стала она делать, если бы Жавотта вдруг расщедрилась и вздумала одолжить ей свое платье!
На другой вечер сестры опять отправились во дворец – и Золушка тоже... На этот раз она была еще прекраснее и наряднее, чем накануне.
Принц не отходил от нее ни на минуту. Он был так приветлив, говорил такие приятные вещи, что Золушка забыла обо всем на свете, даже о том, что ей надо уехать вовремя, и спохватилась только тогда, когда часы стали бить полночь.
Она поднялась с места и убежала быстрее лани.
Принц бросился за ней, но ее и след простыл. Только на ступеньке лестницы лежала маленькая хрустальная туфелька. Принц бережно поднял ее и приказал расспросить привратников, не видел ли кто-нибудь из них, куда уехала прекрасная принцесса. Но никто никакой принцессы не видал. Правда, привратники заметили, что мимо них пробежала какая-то бедно одетая девушка, но она скорее была похожа на нищенку, чем на принцессу.
Тем временем Золушка, задыхаясь от усталости, прибежала домой. У нее не было больше ни кареты, ни лакеев. Ее бальный наряд снова превратился в старенькое, поношенное платьице, и от всего ее великолепия только и осталось, что маленькая хрустальная туфелька, точно такая же, как та, которую она потеряла на дворцовой лестнице.
Когда обе сестрицы вернулись домой, Золушка спросила у них, весело ли им было нынче на балу и приезжала ли опять во дворец вчерашняя красавица.
Сестры наперебой стали рассказывать, что принцесса и на этот раз была на балу, но убежала, чуть только часы начали бить двенадцать.
– Она так торопилась, что даже потеряла свой хрустальный башмачок, – сказала старшая сестрица.
– А принц поднял его и до конца бала не выпускал из рук, – сказала младшая.
– Должно быть, он по уши влюблен в эту красавицу, которая теряет на балах башмаки, – добавила мачеха.
И это была правда. Через несколько дней принц приказал объявить во всеуслышание, под звуки труб и фанфар, что девушка, которой придется впору хрустальная туфелька, станет его женой.
Разумеется, сначала туфельку стали мерить принцессам, потом герцогиням, потом придворным дамам, но все было напрасно: она была тесна и герцогиням, и принцессам, и придворным дамам.
Наконец очередь дошла и до сестер Золушки.
Ах, как старались обе сестрицы натянуть маленькую туфельку на свои большие ноги! Но она не лезла им даже на кончики пальцев. Золушка, которая с первого взгляда узнала свою туфельку, улыбаясь, смотрела на эти напрасные попытки.
– А ведь она, кажется, будет впору мне, – сказала Золушка.
Сестрицы так и залились злым смехом. Но придворный кавалер, который примерял туфельку, внимательно посмотрел на Золушку и, заметив, что она очень красива, сказал:
– Я получил приказание от принца примерить туфельку всем девушкам в городе. Позвольте вашу ножку, сударыня!
Он усадил Золушку в кресло и, надев хрустальную туфельку на ее маленькую ножку, сразу увидел, что больше примерять ему не придется: башмачок был точь-в-точь по ножке, а ножка – по башмачку.
Сестры замерли от удивления. Но еще больше удивились они, когда Золушка достала из кармана вторую хрустальную туфельку – совсем такую же, как первая, только на другую ногу – и надела, не говоря ни слова. В эту самую минуту дверь отворилась, и в комнату вошла фея – Золушкина крестная.
Она дотронулась своей волшебной палочкой до бедного платья Золушки, и оно стало еще пышнее и красивее, чем было накануне на балу.
Тут только обе сестрицы поняли, кто была та красавица, которую они видели во дворце. Они кинулись к ногам Золушки, чтобы вымолить себе прощение за все обиды, которые она вытерпела от них. Золушка простила сестер от всего сердца – ведь она была не только хороша собой, но и добра.
Ее отвезли во дворец к молодому принцу, который нашел, что она стала еще прелестнее, чем была прежде.
А через несколько дней сыграли веселую свадьбу.
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
Золушка
Шарль Перро
Пересказала Т. Габбе
Жил-был один почтенный и знатный человек. Первая жена его умерла, и он женился во второй раз, да на такой сварливой и высокомерной женщине, какой свет еще не видывал.
У нее были две дочери, очень похожие на свою матушку и лицом, и умом, и характером.
У мужа тоже была дочка, добрая, приветливая, милая – вся в покойную мать. А мать ее была женщина самая красивая и добрая.
И вот новая хозяйка вошла в дом. Тут-то и показала она свой нрав. Все было ей не по вкусу, но больше всего невзлюбила она свою падчерицу. Девушка была так хороша, что мачехины дочки рядом с нею казались еще хуже.
Бедную падчерицу заставляли делать всю самую грязную и тяжелую работу в доме: она чистила котлы и кастрюли, мыла лестницы, убирала комнаты мачехи и обеих барышень – своих сестриц.
Спала она на чердаке, под самой крышей, на колючей соломенной подстилке. А у обеих сестриц были комнаты с паркетными полами цветного дерева, с кроватями, разубранными по последней моде, и с большими зеркалами, в которых модою было увидеть себя с головы до ног.
Бедная девушка молча сносила все обиды и не решалась пожаловаться даже отцу. Мачеха так прибрала его к рукам, что он теперь на все смотрел ее глазами и, наверно, только побранил бы дочку за неблагодарность и непослушание.
Вечером, окончив работу, она забиралась в уголок возле камина и сидела там на ящике с золой. Поэтому сестры, а за ними и все в доме прозвали ее Золушкой.
А все-таки Золушка в своем стареньком платьице, перепачканном золою, была во сто раз милее, чем ее сестрицы, разодетые в бархат и шелк.
И вот как-то раз сын короля той страны устроил большой бал и созвал на него всех знатных людей с женами и дочерьми.
Золушкины сестры тоже получили приглашение на бал. Они очень обрадовались и сейчас же принялись выбирать наряды и придумывать, как бы причесаться, чтобы удивить всех гостей и понравиться принцу.
У бедной Золушки работы и заботы стало еще больше, чем всегда. Ей пришлось гладить сестрам платья, крахмалить их юбки, плоить воротники и оборки.
В доме только и разговору было, что о нарядах.
– Я, – говорила старшая, – надену красное бархатное платье и драгоценный убор, который мне привезли из-за моря.
– А я, – говорила младшая, – надену самое скромное платье, но зато у меня будет накидка, расшитая золотыми цветами, и бриллиантовый пояс, какого нет ни у одной знатной дамы.
Послали за искуснейшей модисткой, чтобы она соорудила им чепчики с двойной оборкой, а мушки купили у самой лучшей мастерицы в городе.
Сестры то и дело подзывали Золушку и спрашивали у нее, какой выбрать гребень, ленту или пряжку. Они знали, что Золушка лучше понимает, что красиво и что некрасиво.
Никто не умел так искусно, как она, приколоть кружева или завить локоны.
– А что, Золушка, хотелось бы тебе поехать на королевский бал? – спрашивали сестры, пока она причесывала их перед зеркалом.
– Ах, что вы, сестрицы! Вы смеетесь надо мной! Разве меня пустят во дворец в этом платье и в этих башмаках!
– Что правда, то правда. Вот была бы умора, если бы такая замарашка явилась на бал!
Другая на месте Золушки причесала бы сестриц как можно хуже. Но Золушка была добра: она причесала их как можно лучше.
За два дня до бала сестрицы от волнения перестали обедать и ужинать. Они ни на минуту не отходили от зеркала и разорвали больше дюжины шнурков, пытаясь потуже затянуть свои талии и сделаться потоньше и постройнее.
И вот наконец долгожданный день настал. Мачеха и сестры уехали.
Золушка долго смотрела им вслед, а когда их карета исчезла за поворотом, она закрыла лицо руками и горько заплакала.
Ее крестная, которая как раз в это время зашла навестить бедную девушку, застала ее в слезах.
– Что с тобой, дитя мое? – спросила она. Но Золушка так горько плакала, что даже не могла ответить.
– Тебе хотелось бы поехать на бал, не правда ли? – спросила крестная.
Она была фея – волшебница – и слышала не только то, что говорят, но и то, что думают.
– Правда, – сказала Золушка, всхлипывая.
– Что ж, будь только умницей, – сказала фея, – а уж я позабочусь о том, чтобы ты могла побывать сегодня во дворце. Сбегай-ка на огород да принеси мне оттуда большую тыкву!
Золушка побежала на огород, выбрала самую большую тыкву и принесла крестной. Ей очень хотелось спросить, каким образом простая тыква поможет ей попасть на королевский бал. но она не решилась.
А фея, не говоря ни слова, разрезала тыкву и вынула из нее всю мякоть. Потом она прикоснулась к ее желтой толстой корке своей волшебной палочкой, и пустая тыква сразу превратилась в прекрасную резную карету, позолоченную от крыши до колес.
Затем фея послала Золушку в кладовую за мышеловкой. В мышеловке оказалось полдюжины живых мышей.
Фея велела Золушке приоткрыть дверцу и выпустить на волю всех мышей по очереди, одну за другой. Едва только мышь выбегала из своей темницы, фея прикасалась к ней палочкой, и от этого прикосновения обыкновенная серая мышка сейчас же превращалась в серого, мышастого коня.
Не прошло и минуты, как перед Золушкой уже стояла великолепная упряжка из шести статных коней в серебряной сбруе.
Не хватало только кучера.
Заметив, что фея призадумалась, Золушка робко спросила:
– Что, если посмотреть, не попалась ли в крысоловку крыса? Может быть, она годится в кучера?
– Твоя правда, – сказала волшебница. – Поди посмотри.
Золушка принесла крысоловку, из которой выглядывали три большие крысы.
Фея выбрала одну из них, самую крупную и усатую, дотронулась до нее своей палочкой, и крыса сейчас же превратилась в толстого кучера с пышными усами, – таким усам позавидовал бы даже главный королевский кучер.
– А теперь, – сказала фея, – ступай в сад. Там за лейкой, на куче песка, ты найдешь шесть ящериц. Принеси-ка их сюда.
Не успела Золушка вытряхнуть ящериц из фартука, как фея превратила их в выездных лакеев, одетых в зеленые ливреи, украшенные золотым галуном.
Все шестеро проворно вскочили на запятки кареты с таким важным видом, словно всю свою жизнь служили выездными лакеями и никогда не были ящерицами...
– Ну вот, – сказала фея, – теперь у тебя есть свой выезд, и ты можешь, не теряя времени, ехать во дворец. Что, довольна ты?
– Очень! – сказала Золушка. – Но разве можно ехать на королевский бал в этом старом, испачканном золой платье?
Фея ничего не ответила. Она только слегка прикоснулась к Золушкиному платью своей волшебной палочкой, и старое платье превратилось в чудесный наряд из серебряной и золотой парчи, весь усыпанный драгоценными камнями.
Последним подарком феи были туфельки из чистейшего хрусталя, какие и не снились ни одной девушке.
Когда Золушка была уже совсем готова, фея усадила ее в карету и строго-настрого приказала возвратиться домой до полуночи.
– Если ты опоздаешь хоть на одну минутку, – сказала она, – твоя карета снова сделается тыквой, лошади – мышами, лакеи – ящерицами, а твой пышный наряд опять превратится в старенькое, залатанное платьице.
– Не беспокойтесь, я не опоздаю! – ответила Золушка и, не помня себя от радости, отправилась во дворец.
Принц, которому доложили, что на бал приехала прекрасная, но никому не известная принцесса, сам выбежал встречать ее. Он подал ей руку, помог выйти из кареты и повел в зал, где уже находились король с королевой и придворные.
Все сразу стихло. Скрипки замолкли. И музыканты, и гости невольно загляделись на незнакомую красавицу, которая приехала на бал позже всех.
“Ах, как она хороша!” - говорили шепотом кавалер кавалеру и дама даме.
Даже король, который был очень стар и больше дремал, чем смотрел по сторонам, и тот открыл глаза, поглядел на Золушку и сказал королеве вполголоса, что давно уже не видел такой обворожительной особы.
Придворные дамы были заняты только тем, что рассматривали ее платье и головной убор, чтобы завтра же заказать себе что-нибудь похожее, если только им удастся найти таких же искусных мастеров и такую же прекрасную ткань.
Принц усадил свою гостью на самое почетное место, а чуть только заиграла музыка, подошел к ней и пригласил на танец.
Она танцевала так легко и грациозно, что все залюбовались ею еще больше, чем прежде.
После танцев разносили угощение. Но принц ничего не мог есть – он не сводил глаз со своей дамы. А Золушка в это время разыскала своих сестер, подсела к ним и, сказав каждой несколько приятных слов, угостила их апельсинами и лимонами, которые поднес ей сам принц.
Это им очень польстило. Они и не ожидали такого внимания со стороны незнакомой принцессы.
Но вот, беседуя с ними, Золушка вдруг услышала, что дворцовые часы бьют одиннадцать часов и три четверти. Она встала, поклонилась всем и пошла к выходу так быстро, что никто не успел догнать ее.
Вернувшись из дворца, она еще сумела до приезда мачехи и сестер забежать к волшебнице и поблагодарить ее за счастливый вечер.
– Ах, если бы можно было и завтра поехать во дворец! – сказала она. – Принц так просил меня...
И она рассказала крестной обо всем, что было во дворце.
Едва только Золушка переступила порог и надела свой старый передник и деревянные башмаки, как в дверь постучали. Это вернулись с бала мачеха и сестры.
– Долго же вы, сестрицы, гостили нынче во дворце! – сказала Золушка, зевая и потягиваясь, словно только что проснулась.
– Ну, если бы ты была с нами на балу, ты бы тоже не стала торопиться домой, – сказала одна из сестер. – Там была одна принцесса, такая красавица, что и во сне лучше не увидишь! Мы ей, должно быть, очень понравились. Она подсела к нам и даже угостила апельсинами и лимонами.
– А как ее зовут? – спросила Золушка.
– Ну, этого никто не знает... – сказала старшая сестрица.
А младшая прибавила:
– Принц, кажется, готов отдать полжизни, чтобы только узнать, кто она такая. Золушка улыбнулась.
– Неужели эта принцесса и вправду так хороша? – спросила она. – Какие вы счастливые!.. Нельзя ли и мне хоть одним глазком посмотреть на нее? Ах, сестрица Жавотта, дайте мне на один вечер ваше желтое платье, которое вы носите дома каждый день!
– Этого только не хватало! – сказала Жавотта, пожимая плечами. Дать свое платье такой замарашке, как ты! Кажется, я еще не сошла с ума.
Золушка не ждала другого ответа и нисколько не огорчилась. В самом деле: что бы стала она делать, если бы Жавотта вдруг расщедрилась и вздумала одолжить ей свое платье!
На другой вечер сестры опять отправились во дворец – и Золушка тоже... На этот раз она была еще прекраснее и наряднее, чем накануне.
Принц не отходил от нее ни на минуту. Он был так приветлив, говорил такие приятные вещи, что Золушка забыла обо всем на свете, даже о том, что ей надо уехать вовремя, и спохватилась только тогда, когда часы стали бить полночь.
Она поднялась с места и убежала быстрее лани.
Принц бросился за ней, но ее и след простыл. Только на ступеньке лестницы лежала маленькая хрустальная туфелька. Принц бережно поднял ее и приказал расспросить привратников, не видел ли кто-нибудь из них, куда уехала прекрасная принцесса. Но никто никакой принцессы не видал. Правда, привратники заметили, что мимо них пробежала какая-то бедно одетая девушка, но она скорее была похожа на нищенку, чем на принцессу.
Тем временем Золушка, задыхаясь от усталости, прибежала домой. У нее не было больше ни кареты, ни лакеев. Ее бальный наряд снова превратился в старенькое, поношенное платьице, и от всего ее великолепия только и осталось, что маленькая хрустальная туфелька, точно такая же, как та, которую она потеряла на дворцовой лестнице.
Когда обе сестрицы вернулись домой, Золушка спросила у них, весело ли им было нынче на балу и приезжала ли опять во дворец вчерашняя красавица.
Сестры наперебой стали рассказывать, что принцесса и на этот раз была на балу, но убежала, чуть только часы начали бить двенадцать.
– Она так торопилась, что даже потеряла свой хрустальный башмачок, – сказала старшая сестрица.
– А принц поднял его и до конца бала не выпускал из рук, – сказала младшая.
– Должно быть, он по уши влюблен в эту красавицу, которая теряет на балах башмаки, – добавила мачеха.
И это была правда. Через несколько дней принц приказал объявить во всеуслышание, под звуки труб и фанфар, что девушка, которой придется впору хрустальная туфелька, станет его женой.
Разумеется, сначала туфельку стали мерить принцессам, потом герцогиням, потом придворным дамам, но все было напрасно: она была тесна и герцогиням, и принцессам, и придворным дамам.
Наконец очередь дошла и до сестер Золушки.
Ах, как старались обе сестрицы натянуть маленькую туфельку на свои большие ноги! Но она не лезла им даже на кончики пальцев. Золушка, которая с первого взгляда узнала свою туфельку, улыбаясь, смотрела на эти напрасные попытки.
– А ведь она, кажется, будет впору мне, – сказала Золушка.
Сестрицы так и залились злым смехом. Но придворный кавалер, который примерял туфельку, внимательно посмотрел на Золушку и, заметив, что она очень красива, сказал:
– Я получил приказание от принца примерить туфельку всем девушкам в городе. Позвольте вашу ножку, сударыня!
Он усадил Золушку в кресло и, надев хрустальную туфельку на ее маленькую ножку, сразу увидел, что больше примерять ему не придется: башмачок был точь-в-точь по ножке, а ножка – по башмачку.
Сестры замерли от удивления. Но еще больше удивились они, когда Золушка достала из кармана вторую хрустальную туфельку – совсем такую же, как первая, только на другую ногу – и надела, не говоря ни слова. В эту самую минуту дверь отворилась, и в комнату вошла фея – Золушкина крестная.
Она дотронулась своей волшебной палочкой до бедного платья Золушки, и оно стало еще пышнее и красивее, чем было накануне на балу.
Тут только обе сестрицы поняли, кто была та красавица, которую они видели во дворце. Они кинулись к ногам Золушки, чтобы вымолить себе прощение за все обиды, которые она вытерпела от них. Золушка простила сестер от всего сердца – ведь она была не только хороша собой, но и добра.
Ее отвезли во дворец к молодому принцу, который нашел, что она стала еще прелестнее, чем была прежде.
А через несколько дней сыграли веселую свадьбу.
Комментарии (14):
Хлоя_Мураками
29-05-2010-16:28
удалить
Калиф-аист
Вильгельм Гауф
Было это давным-давно, в незапамятные времена, в далеком городе Багдаде.
Однажды, в прекрасное послеобеденное время, калиф багдадский Хасид предавался отдыху. Он даже успел немного вздремнуть, утомленный дневным зноем, и теперь был в самом лучщем расположении духа. Полеживая на диване, он курил длинную трубку розового дерева и попивал кофе из чашечки китайского фарфора. Кофе был отличный, и после каждого глотка калиф от удовольствия поглаживал бороду. Словом, он был, что называется, наверху блаженства. В такой час ему что хочешь говори, о чем хочешь проси, — калиф все выслушает благосклонно и ни на что не разгневается.
Это отлично знал великий визирь калифа — Мансор. Поэтому он всегда являлся к калифу со всеми делами и просьбами в час его послеобеденного отдыха.
Так было и в тот день, о котором идет речь. Визирь пришел в свое урочное время, но только на этот раз он не стал просить за виновных, не стал жаловаться на правых, а низко поклонился калифу и молча отошел в сторону.
Калиф очень удивился. Он выпустил изо рта трубку и сказал:
— Чем озабочен ты, великий визирь? Почему на лице твоем такая печаль?
Визирь скрестил руки на груди и, низко поклонивши своему повелителю, сказал:
— Великий государь! Я не знаю, печально ли мое лицо или нет, но хорошо знаю, что у ворот дворца стоит бpoдячий торговец со всякими диковинными товарами. И еще знаю что я не могу купить у него даже самую ничтожную 6езделицу, потому что мне нечем за нее заплатить.
Но недаром о калифе шла слава, что, пока в чашке у него есть кофе, а в трубке табак, — милости его нет конца.
Тотчас кликнул он раба и приказал привести торговца свои покои.
Торговец пришел. Это был маленький тучный человечек, одетый в рваное тряпье, с тяжелым сундуком за плечами. Торговец поставил сундук у ног калифа и открыл крышку. Великий аллах! Чего только тут не было! И ожерелья из жемчуга, и самоцветные перстни, и оружие в серебряной onpaве и золотые кубки, и роговые гребни.
Калиф и визирь все пересмотрели, все перетрогали, а потом калиф выбрал себе и визирю по красивому кинжалу, а для жены визиря — гребень, разукрашенный сверкающими камнями.
О цене он даже не стал спрашивать, а просто велел насыпать торговцу полный кошель золота.
Торговец хотел было уже укладывать свои товары в сундук, как вдруг калиф увидел маленькую коробочку вроде табакерки.
— А это что такое? — спросил калиф. — Покажи-ка!
Почтительно склонившись, торговец протянул коробочку. С виду в ней не было ничего примечательного, но когда калиф открыл ее, он увидел, что коробочка до краев полна каким-то черным порошком, а сверху лежит пожелтевший клочок пергамента, весь испещренный непонятными знаками.
— Скажи мне, что тут написано? — спросил калиф.
— Да простит меня великий повелитель, но этого никто не знает, — сказал разносчик. — Много лет тому назад один богатый купец дал мне эту коробочку, а сам он нашел ее на улице священного города Мекки. Если господин пожелает, я готов отдать эту безделицу даром, ибо какая же ей цена, если никто не знает, на что она годится.
Калиф был большой любитель всяких редкостей, даже тех, в которых ничего не понимал. Поэтому он взял коробочку, а разносчику прибавил еще десять золотых монет и милостиво отпустил его на все четыре стороны.
Разносчик ушел, а калиф все еще вертел коробочку, словно пытался разгадать тайну, которая в ней была заключена.
— Однако неплохо бы узнать, что тут такое написано, — сказал он, рассматривая со всех концов клочок пергамента. — Не знаешь ли ты, визирь, кто бы мог прочесть эти письмена?
— Всемилостивейший господин и повелитель, — ответил визирь, — у Большой мечети живет человек, по имени Селим, по прозванию "Ученый". Он может прочесть всякую книгу. Прикажи позвать его, — может быть, он проникнет в тайну этих загадочных знаков.
Калиф так и сделал.
Само собой разумеется, что ему не пришлось долго ждать Селима, — если тебя требует к себе сам калиф, ноги несут тебя так же быстро, как птицу крылья!
И вот когда Селим явился, калиф сказал ему так:
— Послушай, Селим, люди говорят, что ты человек мудрый и ученый. Взгляни-ка на эту рукопись — может быть, ты разберешь, что тут написано. Если разберешь — получишь от меня новый халат, а не разберешь — получишь двенадцать палочных ударов по пяткам, за то что люди незаслуженно именуют тебя Ученым.
Селим поклонился и сказал:
— Да исполнится воля твоя, о господин!
Долго рассматривал он пожелтевший листок и вдруг воскликнул:
— Прикажи меня повесить, господин, если это не по-латыни!
— Что ж, по-латыни так по-латыни, — милостиво сказал калиф. — Говори, что там написано!
Слово за словом Селим стал переводить загадочные письмена.
И вот что он прочел:
— "О смертный, ты, который держишь в своих руках этот клочок пергамента, возблагодари аллаха за его милость. Ибо вместе с этим ничтожным клочком пергамента ты держишь в своих руках великую тайну: если ты понюхаешь черный порошок из этой коробочки и произнесешь священное слово: "Мутабор" — ты можешь обернуться всяким зверем лесным, всякой птицей небесной, всякой рыбой морской и будешь понимать язык всех живых существ на земле, в небе и в воде. Когда же ты пожелаешь снова принять образ человека, поклонись три раза на восток и снова произнеси священное слово: "Мутабор". Но горе тому, кто, приняв образ птицы или зверя, засмеется. Заветное слово навсегда исчезнет из его памяти, и уже никогда не стать ему снова человеком. Помни об этом, смертный! Горе тому, кто смеется не вовремя!"
Калиф был очень доволен. Он взял с ученого Селима клятву, что тот никому не откроет этой великой тайны, подарил ему халат не хуже своего и отпустил с миром домой.
Потом он сказал своему визирю:
— Вот это славная покупка! Теперь я буду знать, о чем говорят в моей стране даже птицы и звери. Ни один калиф, с тех пор как стоит Багдад, не мог похвалиться таким могуществом! Приходи ко мне завтра пораньше, пойдем вместе погулять, понюхаем чудесный порошок да послушаем, о чем творят в воздухе и воде, в лесах и долинах.
II
На другой день, чуть только калиф успел одеться и позавтракать, как визирь, послушный его приказанию, уже явился, чтобы сопровождать своего повелителя во время прогулки.
Калиф сунул за пояс коробочку с волшебным порошком и без всякой свиты, вдвоем с визирем, вышел из дворца.
— Великий калиф! — сказал визирь. — Не пойти ли нам к прудам, что находятся на окраине города. Я не раз видел там аистов. Это презабавные птицы, у них всегда такой важный вид, как будто они первые советники вашей милости. К тому же они очень разговорчивы и постоянно о чем-то болтают на своем птичьем языке. Если ваша милость пожелает, мы можем испробовать наш чудодейственный порошок, послушаем, о чем говорят аисты, а заодно испытаем, каково быть птицей.
— Неплохо придумано, — согласился калиф, и они отправились в путь.
Не успели они подойти к пруду, как увидели аиста. Аист с важным видом расхаживал взад и вперед, выискивая лягушек, и то и дело пощелкивал клювом. Но что он хотел этим сказать, было совершенно непонятно.
Через минуту калиф и визирь увидели в небе другого аиста, который летел прямо на них.
— Клянусь бородой, всемилостивейший государь, что эти длинноногие заведут сейчас прелюбопытный разговор! — воскликнул визирь. — Не превратиться ли нам в аистов?
— Что ж, я не прочь, — согласился калиф. — Только сначала повторим, что надо сделать, чтобы снова стать людьми. Как там сказано? Надо поклониться три раза на восток, а потом произнести: "Мутабор". Тогда я снова стану калифом, а ты визирем. Но смотри не смейся, а то мы пропали.
В это время второй аист пролетел у них над самой головой и стал медленно спускаться на землю, громко курлыкая.
Калиф, которого уже разбирало любопытство, поспешно достал из-за пояса коробочку, взял оттуда щепотку порошка и передал коробочку визирю. Тот тоже отсыпал себе на понюшку. Потом оба зашмыгали носами и, когда втянули весь волшебный порошок, до последней пылинки, громко воскликнули: "Мутабор!"
И тотчас ноги у них стали тонкими, как спицы, длинными, как ходули, и вдобавок покрылись красной шершавой кожей. Их прекрасные туфли превратились в плоские когтистые лапы, руки стали крыльями, шеи вытянулись чуть не на аршин, а бороды, которыми они так гордились, исчезли совсем. Зато у них выросли предлинные твердые носы, на которые можно было опираться, как на палки.
Калиф от удивления просто глазам своим не верил. Наконец он пришел в себя и сказал:
— Ну и славный же у тебя нос, великий визирь! Клянусь бородой пророка, я в жизни своей не видывал ничего подобного. Для великого визиря такой нос — истинное украшение.
— Вы льстите мне, о мой властелин! — сказал визирь и поклонился. При этом он стукнулся носом о землю. — Но осмелюсь доложить, что и вы ничего не потеряли, превратившись в аиста. Я бы даже позволил себе сказать, что вы стали еще красивее. Но не угодно ли вам послушать, о чем говорят наши новые сородичи, если только правда, что мы теперь можем понимать их речь?
Тем временем второй аист уже спустился на землю. Он почистил клювом свои ноги, оправил перья и зашагал к аисту, который его поджидал.
Калиф и визирь кинулись к ним со всех ног. Правда, они еще не привыкли ходить на таких тонких и длинных ногах поэтому все время спотыкались.
Они притаились в густых кустах и прислушались. Да! Все было так, как обещала таинственная надпись на пергаменте, — они понимали каждое слово, которое произносили птицы. Это были две вежливые, хорошо воспитанные аистихи.
— Мое почтение, любезная Длинноножка! — сказала аистиха, которая только что прилетела. — Так рано, а ты уже на лугу!
— Мое почтение, душенька Щелкунья! Я прилетела пораньше, чтобы полакомиться свежими молодыми лягушатами. Может быть, вы составите мне компанию и скушаете лягушачью ножку или хвостик ящерицы?
— Покорнейше благодарю, но мне, право, не до завтрака. Сегодня у моего отца званый вечер, и мне придется танцевать перед гостями. Поэтому я хочу еще раз повторить некоторые сложные фигуры.
И молодая аистиха пошла прохаживаться по лужайке, выкидывая самые затейливые коленца. Под конец она поджала одну ногу и, стоя на другой, принялась раскланиваться вправо и влево, помахивая при этом крыльями.
Тут уж калиф и визирь не могли удержаться и, забыв обо всем на свете, громко расхохотались.
— Вот это потеха так потеха! — воскликнул калиф, переведя наконец дух. — Да, такое представление не увидишь ни за какие деньги! Жаль, что глупые птицы испугались нашего смеха, а то бы они, чего доброго, еще начали петь! Да ты погляди-ка, погляди на них!
Но визирь только махнул крылом.
— Великий государь, — сказал он. — Боюсь, что мы не к добру развеселились. Ведь нам нельзя было смеяться, пока мы обращены в птиц.
Тут и калиф забыл о веселье.
— Клянусь бородой пророка, — воскликнул он, — это будет плохая шутка, если мне придется навсегда остаться аистом! А ну-ка припомни это дурацкое слово. Что-то оно вылетело у меня из головы.
— Мы должны трижды поклониться на восток и сказать: "My... му... мутароб".
— Да, да, что-то в этом роде, — сказал калиф. Они повернулись лицом к востоку и так усердно стали кланяться, что их длинные клювы, точно копья, вонзались в землю.
— Мутароб! — воскликнул калиф.
— Мутароб! — воскликнул визирь.
Но — горе! — сколько ни повторяли они это слово, они не могли снять с себя колдовство.
Они перепробовали все слова, какие только приходили им на ум: и муртубор, и мурбутор, и мурбурбур, и муртурбур, и мурбурут, и мутрубут, — но ничто не помогло. Заветное слово навсегда исчезло из их памяти, и они как были, так и остались аистами.
III
Печально бродили калиф и визирь по полям, не зная, как бы освободиться от колдовства. Они готовы были вылезти из кожи, чтобы вернуть себе человеческий вид, но все было напрасно — аистиная кожа вместе с перьями крепко приросла к ним. А вернуться в город, чтобы все видели их в таком наряде, было тоже невозможно. Да и кто бы поверил аисту, что он — сам великий багдадский калиф! И разве согласились бы жители города, чтобы ими правил какой-то длинноногий длинноносый аист?
Так скитались они много дней, подбирая на земле зерна и вырывая корешки, чтобы не ослабеть от голода. Если бы они были настоящие аисты, они могли бы найти себе что-нибудь и повкуснее: лягушек и ящериц тут было сколько хочешь. Но калиф и визирь никак не могли примириться с мыслью, что болотные лягушки и скользкие ящерицы — это самое лучшее лакомство.
Одно было у них теперь утешение — они могли летать.
И они каждый день летали в Багдад, и, стоя на крыше дворца, смотрели, что делается в городе.
А в городе царило смятение. Шутка сказать — средь бела дня исчез сам калиф и его первый визирь!
На четвертый день, когда калиф-аист и визирь-аист прилетели на багдадские крыши, они увидели торжественное шествие, которое медленно двигалось ко дворцу. Гремели барабаны, трубили трубы, пели флейты. Окруженный пышной свитой, на коне, убранном парчою, ехал какой-то человек в красном золототканом плаще.
— Да здравствует Мизра, властелин Багдада! — громко выкрикивали его приближенные.
Тут калиф и визирь переглянулись.
Теперь я все понимаю! — печально воскликнул калиф. — Мизра — сын моего заклятого врага, волшебника Кашнура. С тех пор как я прогнал Кашнура из дворца, он поклялся отомстить мне. Он и торговца подослал, чтобы избавиться от меня и посадить на мое место своего сына.
Калиф тяжело вздохнул и замолчал. Визирь тоже молчал, повесив нос.
— Все-таки не следует терять надежду на спасение, — сказал наконец калиф. — Летим, мой верный друг, в священный город Мекку; может быть, молитва, вознесенная аллаху, снимет с нас колдовство.
Они поднялись с крыши и полетели на восток. Но летели они, как желторотые птенцы, хотя по виду были совсем взрослые аисты.
Часа через два визирь-аист совсем выбился из сил.
— О господин! — простонал он. — Я не могу угнаться за вами, вы летите чересчур быстро. Да к тому же становится темно, не мешало бы нам подумать о ночлеге.
Калиф не стал спорить со своим визирем, он и сам едва держался на крыльях.
К счастью, они увидели внизу, прямо под ними, какие-то развалины, где можно было укрыться на ночь. И они спустились на землю.
Все говорило о том, что когда-то на этом месте стоял богатый и пышный дворец. То там, то тут торчали обломки колонн, кое-где уцелели узорчатые своды.
Калиф и его визирь бродили среди развалин, выбирая место для ночлега, как вдруг визирь-аист остановился.
— Господин и повелитель, — прошептал он, — может быть, и смешно, чтобы великий визирь, а тем более аист, боялся привидений, но, признаюсь, мне становится как-то не по себе. Не кажется ли вам, что тут кто-то стонет и вздыхает?
Калиф остановился и прислушался. И вот в тишине он ясно услышал жалобный плач и протяжные стоны.
Сердце у калифа застучало от страха. Но ведь теперь он был не только калифом, он был еще и аистом. А всем известно, что аист — птица любопытная. Поэтому недолго раздумывая ринулся туда, откуда слышались эти жалобные стоны.
Напрасно визирь пытался помешать ему. Он умолял калифа не подвергать себя новой опасности, он даже пустил в дело свой клюв и, точно щипцами, схватил калифа за крыло.
0днако калифа ничто не могло остановить, он рванулся вперед и, оставив в клюве своего визиря несколько перьев, исчез в темноте.
Но недаром визирь называл себя правой рукой калифа. И хотя теперь у калифа не было ни правой руки, ни левой, визирь не покинул своего господина и бросился за ним.
Скоро они различили в темноте какую-то дверь.
Калиф толкнул дверь клювом и от удивления остановился на пороге. В тесной каморке, едва освещенной слабым светом, проникавшим сквозь крошечное решетчатое окошко, он увидел большую сову. Сова горько плакала. Из желтых круглых глаз ее текли крупные, как орех, слезы.
Но, увидев калифа и визиря, она радостно вскрикнула и захлопала крыльями — совсем так, как хлопают в ладоши дети.
Потом она вытерла одним крылом слезы и, к великому удивлению калифа и визиря, заговорила на чистейшем арабском языке:
— Добро пожаловать, дорогие аисты! Как я рада вас видеть! Мне давно предсказали, что аисты принесут мне счастье.
Калиф поклонился как можно почтительнее, красиво изогнув длинную шею, и сказал:
— Прелестная совушка! Если я правильно понял твои слова, мы с тобою товарищи по несчастью. Но — увы! — напрасно ты надеешься на нашу помощь. Выслушай нашу историю, и ты поймешь, что мы сами нуждаемся в помощи так же, как ты.
IV
Когда калиф кончил свою грустную повесть, сова тяжело вздохнула и сказала:
— Да, я вижу, что несчастье, постигшее вас, не меньше моего. Вы, наверное, догадываетесь, что и я от рождения не была совой. Отец мой — властитель Индии, а я его единственная дочь. Злой волшебник Кашнур, который заколдовал вас, заколдовал и меня. Однажды он явился к моему отцу сватать меня за своего сына Мизру. Мой отец очень рассердился и приказал выгнать Кашнура. И вот тогда Кашнур поклялся отомстить моему отцу. Он переоделся в платье раба и проник во дворец. Как раз в это время я гуляла в саду, и мне захотелось пить. Он поднес мне какое то питье, и не успела я сделать глоток, как стала отвратительной птицей, которую вы видите перед собой. Я хотела закричать, позвать на помощь, но от страха лишилась голоса. А злой Кашнур схватил меня и принес сюда.
"Здесь, — сказал он, — ты будешь жить до конца твоих дней, чтобы пугать всех зверей и птиц своим уродством. Впрочем, ты можешь не терять надежды на спасение, — добавил он со смехом. — Если кто-нибудь согласится взять тебя в жены — вот такую, какая ты сейчас, с круглыми злыми глазами, с крючковатым носом и острыми когтями, — ты снова станешь человеком. А пока явится к тебе избавитель, сиди здесь. Может быть, теперь ты пожалеешь о том, что твой отец не захотел выдать тебя за моего сына".
Тут сова замолчала и вытерла крылом слезы, которые снова закапали из ее глаз.
Калиф и визирь тоже молчали, не зная, как утешить несчастную принцессу.
— О, если бы мне снова стать человеком! — воскликнул калиф. — Я отомстил бы за тебя этому отвратительному колдуну! Но что я могу сделать теперь, когда я сам — жалкая, длинноногая птица! — И он горестно опустил свой клюв.
— Государь!— воскликнула сова. — Мне кажется, не все еще потеряно. Забытое слово ты можешь узнать! И когда колдовские чары будут сняты с тебя, может быть, тогда и я избавлюсь от беды. Ведь недаром же мне было предсказано, что аист принесет мне счастье.
— Говори же скорее! Что я должен сделать, чтобы избавиться от колдовства? — воскликнул калиф.
— Слушай меня, — сказала сова.— Раз в месяц колдун Кашнур и его сообщники собираются среди этих развалин в подземном зале. Там они пируют и похваляются друг перед другом своими проделками, открывают друг другу свои тайны. Я часто подслушивала их. Может быть, и теперь кто-нибудь из них обмолвится и назовет забытое тобой слово.
— О драгоценнейшая сова! — воскликнул калиф в нетерпении. — Скажи, когда они должны собраться и где этот подземный зал?
Сова молчала с минуту и наконец сказала:
— Прости меня, великий калиф, но я отвечу тебе только при одном условии.
— Говори же, какое это условие! Мы готовы повиноваться тебе во всем!
И калиф вместе со своим визирем почтительно склонили перед ней головы.
Тогда сова сказала:
— Прости мою дерзость, господин, но мне тоже хотелось бы избавиться от колдовских чар, а это возможно только в том случае, если один из вас возьмет меня в жены...
Услышав об этом, аисты несколько растерялись.
Калиф сделал знак визирю, и они отошли в дальний угол.
— Послушай, визирь, — шепотом сказал калиф, — это предложение не из приятных, но, по-моему, тебе следует согласиться.
— Великий калиф! — прошептал визирь в ужасе. — Вы забываете, что у меня есть жена! К тому же я старик, а вы еще молоды. Нет, нет, это вы должны жениться на молодой прекрасной принцессе!
— Откуда же ты знаешь, что она молода и прекрасна? — печально сказал калиф. У него даже крылья опустились, так он был огорчен.
Долго еще они спорили и уговаривали друг друга. В конце концов визирь прямо заявил, что лучше навсегда останется аистом, чем женится на сове.
Что было делать калифу? В другое время он приказал бы казнить непокорного визиря, но сейчас об этом было бесполезно говорить.
Он набрался мужества и, подойдя к сове, сказал:
— Прекрасная принцесса, я принимаю твое условие.
Сова была вне себя от радости.
— Теперь я могу открыть вам, что волшебники соберутся сегодня. Вы пришли как раз вовремя! Идите за мной, я покажу вам дорогу.
И она повела их по темным переходам и полуразрушенным лестницам.
Вдруг навстречу им вырвался откуда-то яркий луч света.
Сова подвела их к пролому в стене и сказала:
— Стойте здесь. Но смотрите, будьте осторожны: если вас увидят — все пропало.
Калиф и визирь осторожно заглянули через пролом. Они увидели огромный зал, в котором было светло как днем от тысяч горевших светильников.
Посредине стоял круглый стол, а за столом сидели восемь колдунов. В одном из них калиф и визирь сразу узнали того торговца, который подсунул им волшебный порошок.
— Ну, сегодня мне есть чем похвастать! — говорил он, посмеиваясь. — На этот раз я провел самого калифа и его визиря. Клянусь аллахом, которым они клянутся, им никогда не вспомнить слова, которое может снять с них колдовские чары!
— А что же это за слово? — спросил один колдун.
— Слово очень трудное, его никто не может запомнить и никто не должен знать. Но вам я открою его — слово это: "Мутабор".
Аисты чуть не заплясали от радости, когда услышали заветное слово. Со всех ног — а ведь ноги у них были предлинные — они бросились бежать, так что бедная сова едва поспевала за ними на своих коротеньких ножках.
Выбравшись наверх, калиф с почтительным поклоном сказал ей:
— О мудрейшая сова, о добрейшая принцесса, тебе обязаны мы своим спасением. Позволь же мне в знак благодарности просить твоей руки.
Потом калиф и визирь поспешно повернулись к востоку и трижды поклонились солнцу, выходившему из-за гор.
— Мутабор! — воскликнули они в один голос.
И тотчас перья упали с них, клювы исчезли, и они стали такими, какими были всегда. От радости калиф даже забыл, что он хотел казнить визиря за непослушание. Повелитель и слуга бросились друг другу в объятия, они плакали и смеялись, дергали друг друга за бороды и ощупывали свои халаты, чтобы убедиться в том, что все это не сон.
Наконец они вспомнили про сову и обернулись.
И что же! Не сову с круглыми глазами и крючковатым носом увидели они, а красавицу принцессу.
Можете себе представить, как обрадовался калиф!
Если бы он был аистом, он, наверно, пошел бы сейчас плясать и выкидывать разные коленца, совсем так, как аистиха Щелкунья, виновница всех бед, которые свалились на его голову. Но теперь он был уже не аистом, а калифом, поэтому он приложил руку к сердцу и сказал:
— Все к лучшему! Если бы меня не постигло великое несчастье, я не узнал бы теперь величайшего счастья!
И вот, все трое, они отправились в Багдад. И хотя крыльев у них теперь не было, они летели как на крыльях.
Увидев калифа Хасида живым и невредимым, жители Багдада выбегали на улицу, чтобы приветствовать своего владыку.
Правда, и при Хасиде им жилось не очень сладко, но с тех пор, как во дворце поселился злой колдун, им стало еще хуже.
Хасид приказал тотчас схватить калифа-самозванца и его отца — колдуна Кашнура.
Старому колдуну отрубили голову, а его сына Мизру калиф заставил понюхать черного порошка, и тот превратился в аиста. Калиф посадил его в большую клетку и выставил клетку в сад.
Конечно, Мизра мог бы снова сделаться человеком — стоило ему только поклониться три раза на восток и сказать: "Мутабор". Уж конечно, он хорошо помнил это слово, потому что ему было не до смеха.
Но Мизра даже не пытался вернуть себе человеческий вид. Он рассудил — и, пожалуй, рассудил правильно, — что если уж сидишь в клетке, то лучше быть птицей.
Так кончилось это приключение.
Калиф Хасид еще долго и счастливо жил со своей красавицей женой. По-прежнему каждый день, в час послеобеденго отдыха, к нему приходил великий визирь, и калиф охотно с ним беседовал.
Они часто вспоминали минувшие дни, когда они были аистами, и калиф пресмешно изображал, как расхаживал визирь на длинных птичьих ногах, весь обросший перьями, с большущим клювом. Калиф становился на кончики пальцев, неуклюже переступал с ноги на ногу, взмахивал руками, словно он тонул, и изо всех сил вытягивал шею. А потом поворачивался лицом к востоку и, низко кланяясь, приговаривал:
— Муртурбур! Бурмуртур! Турбурмур!
Жена калифа и его дети смеялись до слез над этим представлением. Да и сам визирь не мог удержаться от смеха. Он, конечно, не смел передразнивать своего повелителя, но если калиф очень уж над ним потешался, визирь заводил разговор о том, как два аиста уговаривали друг друга жениться на страшной сове. Тут калиф сердито хмурил брови, и визирь сразу смолкал. Так не будем же больше вспоминать об этом и мы.
Вильгельм Гауф
Было это давным-давно, в незапамятные времена, в далеком городе Багдаде.
Однажды, в прекрасное послеобеденное время, калиф багдадский Хасид предавался отдыху. Он даже успел немного вздремнуть, утомленный дневным зноем, и теперь был в самом лучщем расположении духа. Полеживая на диване, он курил длинную трубку розового дерева и попивал кофе из чашечки китайского фарфора. Кофе был отличный, и после каждого глотка калиф от удовольствия поглаживал бороду. Словом, он был, что называется, наверху блаженства. В такой час ему что хочешь говори, о чем хочешь проси, — калиф все выслушает благосклонно и ни на что не разгневается.
Это отлично знал великий визирь калифа — Мансор. Поэтому он всегда являлся к калифу со всеми делами и просьбами в час его послеобеденного отдыха.
Так было и в тот день, о котором идет речь. Визирь пришел в свое урочное время, но только на этот раз он не стал просить за виновных, не стал жаловаться на правых, а низко поклонился калифу и молча отошел в сторону.
Калиф очень удивился. Он выпустил изо рта трубку и сказал:
— Чем озабочен ты, великий визирь? Почему на лице твоем такая печаль?
Визирь скрестил руки на груди и, низко поклонивши своему повелителю, сказал:
— Великий государь! Я не знаю, печально ли мое лицо или нет, но хорошо знаю, что у ворот дворца стоит бpoдячий торговец со всякими диковинными товарами. И еще знаю что я не могу купить у него даже самую ничтожную 6езделицу, потому что мне нечем за нее заплатить.
Но недаром о калифе шла слава, что, пока в чашке у него есть кофе, а в трубке табак, — милости его нет конца.
Тотчас кликнул он раба и приказал привести торговца свои покои.
Торговец пришел. Это был маленький тучный человечек, одетый в рваное тряпье, с тяжелым сундуком за плечами. Торговец поставил сундук у ног калифа и открыл крышку. Великий аллах! Чего только тут не было! И ожерелья из жемчуга, и самоцветные перстни, и оружие в серебряной onpaве и золотые кубки, и роговые гребни.
Калиф и визирь все пересмотрели, все перетрогали, а потом калиф выбрал себе и визирю по красивому кинжалу, а для жены визиря — гребень, разукрашенный сверкающими камнями.
О цене он даже не стал спрашивать, а просто велел насыпать торговцу полный кошель золота.
Торговец хотел было уже укладывать свои товары в сундук, как вдруг калиф увидел маленькую коробочку вроде табакерки.
— А это что такое? — спросил калиф. — Покажи-ка!
Почтительно склонившись, торговец протянул коробочку. С виду в ней не было ничего примечательного, но когда калиф открыл ее, он увидел, что коробочка до краев полна каким-то черным порошком, а сверху лежит пожелтевший клочок пергамента, весь испещренный непонятными знаками.
— Скажи мне, что тут написано? — спросил калиф.
— Да простит меня великий повелитель, но этого никто не знает, — сказал разносчик. — Много лет тому назад один богатый купец дал мне эту коробочку, а сам он нашел ее на улице священного города Мекки. Если господин пожелает, я готов отдать эту безделицу даром, ибо какая же ей цена, если никто не знает, на что она годится.
Калиф был большой любитель всяких редкостей, даже тех, в которых ничего не понимал. Поэтому он взял коробочку, а разносчику прибавил еще десять золотых монет и милостиво отпустил его на все четыре стороны.
Разносчик ушел, а калиф все еще вертел коробочку, словно пытался разгадать тайну, которая в ней была заключена.
— Однако неплохо бы узнать, что тут такое написано, — сказал он, рассматривая со всех концов клочок пергамента. — Не знаешь ли ты, визирь, кто бы мог прочесть эти письмена?
— Всемилостивейший господин и повелитель, — ответил визирь, — у Большой мечети живет человек, по имени Селим, по прозванию "Ученый". Он может прочесть всякую книгу. Прикажи позвать его, — может быть, он проникнет в тайну этих загадочных знаков.
Калиф так и сделал.
Само собой разумеется, что ему не пришлось долго ждать Селима, — если тебя требует к себе сам калиф, ноги несут тебя так же быстро, как птицу крылья!
И вот когда Селим явился, калиф сказал ему так:
— Послушай, Селим, люди говорят, что ты человек мудрый и ученый. Взгляни-ка на эту рукопись — может быть, ты разберешь, что тут написано. Если разберешь — получишь от меня новый халат, а не разберешь — получишь двенадцать палочных ударов по пяткам, за то что люди незаслуженно именуют тебя Ученым.
Селим поклонился и сказал:
— Да исполнится воля твоя, о господин!
Долго рассматривал он пожелтевший листок и вдруг воскликнул:
— Прикажи меня повесить, господин, если это не по-латыни!
— Что ж, по-латыни так по-латыни, — милостиво сказал калиф. — Говори, что там написано!
Слово за словом Селим стал переводить загадочные письмена.
И вот что он прочел:
— "О смертный, ты, который держишь в своих руках этот клочок пергамента, возблагодари аллаха за его милость. Ибо вместе с этим ничтожным клочком пергамента ты держишь в своих руках великую тайну: если ты понюхаешь черный порошок из этой коробочки и произнесешь священное слово: "Мутабор" — ты можешь обернуться всяким зверем лесным, всякой птицей небесной, всякой рыбой морской и будешь понимать язык всех живых существ на земле, в небе и в воде. Когда же ты пожелаешь снова принять образ человека, поклонись три раза на восток и снова произнеси священное слово: "Мутабор". Но горе тому, кто, приняв образ птицы или зверя, засмеется. Заветное слово навсегда исчезнет из его памяти, и уже никогда не стать ему снова человеком. Помни об этом, смертный! Горе тому, кто смеется не вовремя!"
Калиф был очень доволен. Он взял с ученого Селима клятву, что тот никому не откроет этой великой тайны, подарил ему халат не хуже своего и отпустил с миром домой.
Потом он сказал своему визирю:
— Вот это славная покупка! Теперь я буду знать, о чем говорят в моей стране даже птицы и звери. Ни один калиф, с тех пор как стоит Багдад, не мог похвалиться таким могуществом! Приходи ко мне завтра пораньше, пойдем вместе погулять, понюхаем чудесный порошок да послушаем, о чем творят в воздухе и воде, в лесах и долинах.
II
На другой день, чуть только калиф успел одеться и позавтракать, как визирь, послушный его приказанию, уже явился, чтобы сопровождать своего повелителя во время прогулки.
Калиф сунул за пояс коробочку с волшебным порошком и без всякой свиты, вдвоем с визирем, вышел из дворца.
— Великий калиф! — сказал визирь. — Не пойти ли нам к прудам, что находятся на окраине города. Я не раз видел там аистов. Это презабавные птицы, у них всегда такой важный вид, как будто они первые советники вашей милости. К тому же они очень разговорчивы и постоянно о чем-то болтают на своем птичьем языке. Если ваша милость пожелает, мы можем испробовать наш чудодейственный порошок, послушаем, о чем говорят аисты, а заодно испытаем, каково быть птицей.
— Неплохо придумано, — согласился калиф, и они отправились в путь.
Не успели они подойти к пруду, как увидели аиста. Аист с важным видом расхаживал взад и вперед, выискивая лягушек, и то и дело пощелкивал клювом. Но что он хотел этим сказать, было совершенно непонятно.
Через минуту калиф и визирь увидели в небе другого аиста, который летел прямо на них.
— Клянусь бородой, всемилостивейший государь, что эти длинноногие заведут сейчас прелюбопытный разговор! — воскликнул визирь. — Не превратиться ли нам в аистов?
— Что ж, я не прочь, — согласился калиф. — Только сначала повторим, что надо сделать, чтобы снова стать людьми. Как там сказано? Надо поклониться три раза на восток, а потом произнести: "Мутабор". Тогда я снова стану калифом, а ты визирем. Но смотри не смейся, а то мы пропали.
В это время второй аист пролетел у них над самой головой и стал медленно спускаться на землю, громко курлыкая.
Калиф, которого уже разбирало любопытство, поспешно достал из-за пояса коробочку, взял оттуда щепотку порошка и передал коробочку визирю. Тот тоже отсыпал себе на понюшку. Потом оба зашмыгали носами и, когда втянули весь волшебный порошок, до последней пылинки, громко воскликнули: "Мутабор!"
И тотчас ноги у них стали тонкими, как спицы, длинными, как ходули, и вдобавок покрылись красной шершавой кожей. Их прекрасные туфли превратились в плоские когтистые лапы, руки стали крыльями, шеи вытянулись чуть не на аршин, а бороды, которыми они так гордились, исчезли совсем. Зато у них выросли предлинные твердые носы, на которые можно было опираться, как на палки.
Калиф от удивления просто глазам своим не верил. Наконец он пришел в себя и сказал:
— Ну и славный же у тебя нос, великий визирь! Клянусь бородой пророка, я в жизни своей не видывал ничего подобного. Для великого визиря такой нос — истинное украшение.
— Вы льстите мне, о мой властелин! — сказал визирь и поклонился. При этом он стукнулся носом о землю. — Но осмелюсь доложить, что и вы ничего не потеряли, превратившись в аиста. Я бы даже позволил себе сказать, что вы стали еще красивее. Но не угодно ли вам послушать, о чем говорят наши новые сородичи, если только правда, что мы теперь можем понимать их речь?
Тем временем второй аист уже спустился на землю. Он почистил клювом свои ноги, оправил перья и зашагал к аисту, который его поджидал.
Калиф и визирь кинулись к ним со всех ног. Правда, они еще не привыкли ходить на таких тонких и длинных ногах поэтому все время спотыкались.
Они притаились в густых кустах и прислушались. Да! Все было так, как обещала таинственная надпись на пергаменте, — они понимали каждое слово, которое произносили птицы. Это были две вежливые, хорошо воспитанные аистихи.
— Мое почтение, любезная Длинноножка! — сказала аистиха, которая только что прилетела. — Так рано, а ты уже на лугу!
— Мое почтение, душенька Щелкунья! Я прилетела пораньше, чтобы полакомиться свежими молодыми лягушатами. Может быть, вы составите мне компанию и скушаете лягушачью ножку или хвостик ящерицы?
— Покорнейше благодарю, но мне, право, не до завтрака. Сегодня у моего отца званый вечер, и мне придется танцевать перед гостями. Поэтому я хочу еще раз повторить некоторые сложные фигуры.
И молодая аистиха пошла прохаживаться по лужайке, выкидывая самые затейливые коленца. Под конец она поджала одну ногу и, стоя на другой, принялась раскланиваться вправо и влево, помахивая при этом крыльями.
Тут уж калиф и визирь не могли удержаться и, забыв обо всем на свете, громко расхохотались.
— Вот это потеха так потеха! — воскликнул калиф, переведя наконец дух. — Да, такое представление не увидишь ни за какие деньги! Жаль, что глупые птицы испугались нашего смеха, а то бы они, чего доброго, еще начали петь! Да ты погляди-ка, погляди на них!
Но визирь только махнул крылом.
— Великий государь, — сказал он. — Боюсь, что мы не к добру развеселились. Ведь нам нельзя было смеяться, пока мы обращены в птиц.
Тут и калиф забыл о веселье.
— Клянусь бородой пророка, — воскликнул он, — это будет плохая шутка, если мне придется навсегда остаться аистом! А ну-ка припомни это дурацкое слово. Что-то оно вылетело у меня из головы.
— Мы должны трижды поклониться на восток и сказать: "My... му... мутароб".
— Да, да, что-то в этом роде, — сказал калиф. Они повернулись лицом к востоку и так усердно стали кланяться, что их длинные клювы, точно копья, вонзались в землю.
— Мутароб! — воскликнул калиф.
— Мутароб! — воскликнул визирь.
Но — горе! — сколько ни повторяли они это слово, они не могли снять с себя колдовство.
Они перепробовали все слова, какие только приходили им на ум: и муртубор, и мурбутор, и мурбурбур, и муртурбур, и мурбурут, и мутрубут, — но ничто не помогло. Заветное слово навсегда исчезло из их памяти, и они как были, так и остались аистами.
III
Печально бродили калиф и визирь по полям, не зная, как бы освободиться от колдовства. Они готовы были вылезти из кожи, чтобы вернуть себе человеческий вид, но все было напрасно — аистиная кожа вместе с перьями крепко приросла к ним. А вернуться в город, чтобы все видели их в таком наряде, было тоже невозможно. Да и кто бы поверил аисту, что он — сам великий багдадский калиф! И разве согласились бы жители города, чтобы ими правил какой-то длинноногий длинноносый аист?
Так скитались они много дней, подбирая на земле зерна и вырывая корешки, чтобы не ослабеть от голода. Если бы они были настоящие аисты, они могли бы найти себе что-нибудь и повкуснее: лягушек и ящериц тут было сколько хочешь. Но калиф и визирь никак не могли примириться с мыслью, что болотные лягушки и скользкие ящерицы — это самое лучшее лакомство.
Одно было у них теперь утешение — они могли летать.
И они каждый день летали в Багдад, и, стоя на крыше дворца, смотрели, что делается в городе.
А в городе царило смятение. Шутка сказать — средь бела дня исчез сам калиф и его первый визирь!
На четвертый день, когда калиф-аист и визирь-аист прилетели на багдадские крыши, они увидели торжественное шествие, которое медленно двигалось ко дворцу. Гремели барабаны, трубили трубы, пели флейты. Окруженный пышной свитой, на коне, убранном парчою, ехал какой-то человек в красном золототканом плаще.
— Да здравствует Мизра, властелин Багдада! — громко выкрикивали его приближенные.
Тут калиф и визирь переглянулись.
Теперь я все понимаю! — печально воскликнул калиф. — Мизра — сын моего заклятого врага, волшебника Кашнура. С тех пор как я прогнал Кашнура из дворца, он поклялся отомстить мне. Он и торговца подослал, чтобы избавиться от меня и посадить на мое место своего сына.
Калиф тяжело вздохнул и замолчал. Визирь тоже молчал, повесив нос.
— Все-таки не следует терять надежду на спасение, — сказал наконец калиф. — Летим, мой верный друг, в священный город Мекку; может быть, молитва, вознесенная аллаху, снимет с нас колдовство.
Они поднялись с крыши и полетели на восток. Но летели они, как желторотые птенцы, хотя по виду были совсем взрослые аисты.
Часа через два визирь-аист совсем выбился из сил.
— О господин! — простонал он. — Я не могу угнаться за вами, вы летите чересчур быстро. Да к тому же становится темно, не мешало бы нам подумать о ночлеге.
Калиф не стал спорить со своим визирем, он и сам едва держался на крыльях.
К счастью, они увидели внизу, прямо под ними, какие-то развалины, где можно было укрыться на ночь. И они спустились на землю.
Все говорило о том, что когда-то на этом месте стоял богатый и пышный дворец. То там, то тут торчали обломки колонн, кое-где уцелели узорчатые своды.
Калиф и его визирь бродили среди развалин, выбирая место для ночлега, как вдруг визирь-аист остановился.
— Господин и повелитель, — прошептал он, — может быть, и смешно, чтобы великий визирь, а тем более аист, боялся привидений, но, признаюсь, мне становится как-то не по себе. Не кажется ли вам, что тут кто-то стонет и вздыхает?
Калиф остановился и прислушался. И вот в тишине он ясно услышал жалобный плач и протяжные стоны.
Сердце у калифа застучало от страха. Но ведь теперь он был не только калифом, он был еще и аистом. А всем известно, что аист — птица любопытная. Поэтому недолго раздумывая ринулся туда, откуда слышались эти жалобные стоны.
Напрасно визирь пытался помешать ему. Он умолял калифа не подвергать себя новой опасности, он даже пустил в дело свой клюв и, точно щипцами, схватил калифа за крыло.
0днако калифа ничто не могло остановить, он рванулся вперед и, оставив в клюве своего визиря несколько перьев, исчез в темноте.
Но недаром визирь называл себя правой рукой калифа. И хотя теперь у калифа не было ни правой руки, ни левой, визирь не покинул своего господина и бросился за ним.
Скоро они различили в темноте какую-то дверь.
Калиф толкнул дверь клювом и от удивления остановился на пороге. В тесной каморке, едва освещенной слабым светом, проникавшим сквозь крошечное решетчатое окошко, он увидел большую сову. Сова горько плакала. Из желтых круглых глаз ее текли крупные, как орех, слезы.
Но, увидев калифа и визиря, она радостно вскрикнула и захлопала крыльями — совсем так, как хлопают в ладоши дети.
Потом она вытерла одним крылом слезы и, к великому удивлению калифа и визиря, заговорила на чистейшем арабском языке:
— Добро пожаловать, дорогие аисты! Как я рада вас видеть! Мне давно предсказали, что аисты принесут мне счастье.
Калиф поклонился как можно почтительнее, красиво изогнув длинную шею, и сказал:
— Прелестная совушка! Если я правильно понял твои слова, мы с тобою товарищи по несчастью. Но — увы! — напрасно ты надеешься на нашу помощь. Выслушай нашу историю, и ты поймешь, что мы сами нуждаемся в помощи так же, как ты.
IV
Когда калиф кончил свою грустную повесть, сова тяжело вздохнула и сказала:
— Да, я вижу, что несчастье, постигшее вас, не меньше моего. Вы, наверное, догадываетесь, что и я от рождения не была совой. Отец мой — властитель Индии, а я его единственная дочь. Злой волшебник Кашнур, который заколдовал вас, заколдовал и меня. Однажды он явился к моему отцу сватать меня за своего сына Мизру. Мой отец очень рассердился и приказал выгнать Кашнура. И вот тогда Кашнур поклялся отомстить моему отцу. Он переоделся в платье раба и проник во дворец. Как раз в это время я гуляла в саду, и мне захотелось пить. Он поднес мне какое то питье, и не успела я сделать глоток, как стала отвратительной птицей, которую вы видите перед собой. Я хотела закричать, позвать на помощь, но от страха лишилась голоса. А злой Кашнур схватил меня и принес сюда.
"Здесь, — сказал он, — ты будешь жить до конца твоих дней, чтобы пугать всех зверей и птиц своим уродством. Впрочем, ты можешь не терять надежды на спасение, — добавил он со смехом. — Если кто-нибудь согласится взять тебя в жены — вот такую, какая ты сейчас, с круглыми злыми глазами, с крючковатым носом и острыми когтями, — ты снова станешь человеком. А пока явится к тебе избавитель, сиди здесь. Может быть, теперь ты пожалеешь о том, что твой отец не захотел выдать тебя за моего сына".
Тут сова замолчала и вытерла крылом слезы, которые снова закапали из ее глаз.
Калиф и визирь тоже молчали, не зная, как утешить несчастную принцессу.
— О, если бы мне снова стать человеком! — воскликнул калиф. — Я отомстил бы за тебя этому отвратительному колдуну! Но что я могу сделать теперь, когда я сам — жалкая, длинноногая птица! — И он горестно опустил свой клюв.
— Государь!— воскликнула сова. — Мне кажется, не все еще потеряно. Забытое слово ты можешь узнать! И когда колдовские чары будут сняты с тебя, может быть, тогда и я избавлюсь от беды. Ведь недаром же мне было предсказано, что аист принесет мне счастье.
— Говори же скорее! Что я должен сделать, чтобы избавиться от колдовства? — воскликнул калиф.
— Слушай меня, — сказала сова.— Раз в месяц колдун Кашнур и его сообщники собираются среди этих развалин в подземном зале. Там они пируют и похваляются друг перед другом своими проделками, открывают друг другу свои тайны. Я часто подслушивала их. Может быть, и теперь кто-нибудь из них обмолвится и назовет забытое тобой слово.
— О драгоценнейшая сова! — воскликнул калиф в нетерпении. — Скажи, когда они должны собраться и где этот подземный зал?
Сова молчала с минуту и наконец сказала:
— Прости меня, великий калиф, но я отвечу тебе только при одном условии.
— Говори же, какое это условие! Мы готовы повиноваться тебе во всем!
И калиф вместе со своим визирем почтительно склонили перед ней головы.
Тогда сова сказала:
— Прости мою дерзость, господин, но мне тоже хотелось бы избавиться от колдовских чар, а это возможно только в том случае, если один из вас возьмет меня в жены...
Услышав об этом, аисты несколько растерялись.
Калиф сделал знак визирю, и они отошли в дальний угол.
— Послушай, визирь, — шепотом сказал калиф, — это предложение не из приятных, но, по-моему, тебе следует согласиться.
— Великий калиф! — прошептал визирь в ужасе. — Вы забываете, что у меня есть жена! К тому же я старик, а вы еще молоды. Нет, нет, это вы должны жениться на молодой прекрасной принцессе!
— Откуда же ты знаешь, что она молода и прекрасна? — печально сказал калиф. У него даже крылья опустились, так он был огорчен.
Долго еще они спорили и уговаривали друг друга. В конце концов визирь прямо заявил, что лучше навсегда останется аистом, чем женится на сове.
Что было делать калифу? В другое время он приказал бы казнить непокорного визиря, но сейчас об этом было бесполезно говорить.
Он набрался мужества и, подойдя к сове, сказал:
— Прекрасная принцесса, я принимаю твое условие.
Сова была вне себя от радости.
— Теперь я могу открыть вам, что волшебники соберутся сегодня. Вы пришли как раз вовремя! Идите за мной, я покажу вам дорогу.
И она повела их по темным переходам и полуразрушенным лестницам.
Вдруг навстречу им вырвался откуда-то яркий луч света.
Сова подвела их к пролому в стене и сказала:
— Стойте здесь. Но смотрите, будьте осторожны: если вас увидят — все пропало.
Калиф и визирь осторожно заглянули через пролом. Они увидели огромный зал, в котором было светло как днем от тысяч горевших светильников.
Посредине стоял круглый стол, а за столом сидели восемь колдунов. В одном из них калиф и визирь сразу узнали того торговца, который подсунул им волшебный порошок.
— Ну, сегодня мне есть чем похвастать! — говорил он, посмеиваясь. — На этот раз я провел самого калифа и его визиря. Клянусь аллахом, которым они клянутся, им никогда не вспомнить слова, которое может снять с них колдовские чары!
— А что же это за слово? — спросил один колдун.
— Слово очень трудное, его никто не может запомнить и никто не должен знать. Но вам я открою его — слово это: "Мутабор".
Аисты чуть не заплясали от радости, когда услышали заветное слово. Со всех ног — а ведь ноги у них были предлинные — они бросились бежать, так что бедная сова едва поспевала за ними на своих коротеньких ножках.
Выбравшись наверх, калиф с почтительным поклоном сказал ей:
— О мудрейшая сова, о добрейшая принцесса, тебе обязаны мы своим спасением. Позволь же мне в знак благодарности просить твоей руки.
Потом калиф и визирь поспешно повернулись к востоку и трижды поклонились солнцу, выходившему из-за гор.
— Мутабор! — воскликнули они в один голос.
И тотчас перья упали с них, клювы исчезли, и они стали такими, какими были всегда. От радости калиф даже забыл, что он хотел казнить визиря за непослушание. Повелитель и слуга бросились друг другу в объятия, они плакали и смеялись, дергали друг друга за бороды и ощупывали свои халаты, чтобы убедиться в том, что все это не сон.
Наконец они вспомнили про сову и обернулись.
И что же! Не сову с круглыми глазами и крючковатым носом увидели они, а красавицу принцессу.
Можете себе представить, как обрадовался калиф!
Если бы он был аистом, он, наверно, пошел бы сейчас плясать и выкидывать разные коленца, совсем так, как аистиха Щелкунья, виновница всех бед, которые свалились на его голову. Но теперь он был уже не аистом, а калифом, поэтому он приложил руку к сердцу и сказал:
— Все к лучшему! Если бы меня не постигло великое несчастье, я не узнал бы теперь величайшего счастья!
И вот, все трое, они отправились в Багдад. И хотя крыльев у них теперь не было, они летели как на крыльях.
Увидев калифа Хасида живым и невредимым, жители Багдада выбегали на улицу, чтобы приветствовать своего владыку.
Правда, и при Хасиде им жилось не очень сладко, но с тех пор, как во дворце поселился злой колдун, им стало еще хуже.
Хасид приказал тотчас схватить калифа-самозванца и его отца — колдуна Кашнура.
Старому колдуну отрубили голову, а его сына Мизру калиф заставил понюхать черного порошка, и тот превратился в аиста. Калиф посадил его в большую клетку и выставил клетку в сад.
Конечно, Мизра мог бы снова сделаться человеком — стоило ему только поклониться три раза на восток и сказать: "Мутабор". Уж конечно, он хорошо помнил это слово, потому что ему было не до смеха.
Но Мизра даже не пытался вернуть себе человеческий вид. Он рассудил — и, пожалуй, рассудил правильно, — что если уж сидишь в клетке, то лучше быть птицей.
Так кончилось это приключение.
Калиф Хасид еще долго и счастливо жил со своей красавицей женой. По-прежнему каждый день, в час послеобеденго отдыха, к нему приходил великий визирь, и калиф охотно с ним беседовал.
Они часто вспоминали минувшие дни, когда они были аистами, и калиф пресмешно изображал, как расхаживал визирь на длинных птичьих ногах, весь обросший перьями, с большущим клювом. Калиф становился на кончики пальцев, неуклюже переступал с ноги на ногу, взмахивал руками, словно он тонул, и изо всех сил вытягивал шею. А потом поворачивался лицом к востоку и, низко кланяясь, приговаривал:
— Муртурбур! Бурмуртур! Турбурмур!
Жена калифа и его дети смеялись до слез над этим представлением. Да и сам визирь не мог удержаться от смеха. Он, конечно, не смел передразнивать своего повелителя, но если калиф очень уж над ним потешался, визирь заводил разговор о том, как два аиста уговаривали друг друга жениться на страшной сове. Тут калиф сердито хмурил брови, и визирь сразу смолкал. Так не будем же больше вспоминать об этом и мы.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-16:31
удалить
Ш. Перро
Спящая красавица
Жили на свете король с королевой. У них не было детей, и это их так огорчало, что и сказать нельзя. Уж каких только обетов они не давали, ездили и на богомолье, и на целебные воды — все было напрасно.
И вот наконец, когда король с королевой потеряли всякую надежду, у них вдруг родилась дочка.
Можете себе представить, что за праздник устроили в честь ее рождения! В гости к маленькой принцессе позвали всех фей, каких удалось найти в стране. Дело в том, что у фей в те времена был прекрасный обычай: наделять своих крестниц различными чудесными дарами. А так как фей оказалось семь, то принцесса должна была получить от них в приданое не меньше семи достоинств или добродетелей.
Феи и другие приглашенные съехались в королевский дворец, где для почетных гостей был накрыт праздничный стол.
Перед феями поставили великолепные обеденные приборы и по ящичку из литого золота. В каждом ящичке лежали ложка, вилка и ножик — тоже из чистого золота самой тонкой работы, усыпанные алмазами и рубинами. И вот, когда гости уселись за стол, дверь вдруг отворилась, и вошла старая фея — восьмая по счету, — которую забыли позвать на крестины.
А забыли ее позвать потому, что больше пятидесяти лет она не выходила из своей башни и все думали, что она давно умерла.
Король приказал, чтобы ей тоже подали прибор. Слуги исполнили это в одно мгновение, но золотого ящичка с ложкой, вилкой и ножиком на ее долю не хватило. Этих ящичков было приготовлено только семь — по одному для каждой из семи фей.
Старая фея, разумеется, очень обиделась. Она подумала, что король с королевой невежливые люди и встречают ее без должного уважения. Отодвинув от себя тарелку и кубок, она пробормотала сквозь зубы какую-то угрозу.
К счастью, юная фея, которая сидела рядом с ней, услышала ее бормотание, и, опасаясь, как бы старуха не вздумала наделить маленькую принцессу каким-нибудь очень неприятным подарком, она, чуть только гости встали из-за стола, пробралась в детскую и спряталась там за пологом кроватки. Она знала, что в споре обычно побеждает тот, за кем остается последнее слово, и хотела, чтоб ее пожелание было последним.
Когда кончился обед, наступила самая торжественная минута праздника: феи пошли в детскую и одна за другой стали преподносить крестнице свои дары.
Младшая из фей пожелала, чтобы принцесса была прекраснee всех на свете. Другая фея наградила ее нежным и добрым сердцем. Третья сказала, что каждое ее движение будет вызывать восторг. Четвертая обещала, что принцесса будет превосходно танцевать, пятая — что она будет петь, как соловей, а шестая — что она будет играть на всех музыкальных инструментах с одинаковым искусством.
Наконец очередь дошла до старой феи. Старуха наклонилась над кроваткой и, тряся головой больше от досады, чем от старости, сказала, что принцесса уколет себе руку веретеном и от этого умрет.
Все так и вздрогнули, узнав, какой страшный подарок припасла для маленькой принцессы злая колдунья. Никто не мог удержаться от слез.
И вот тут-то юная фея появилась из-за полога и громко сказала:
— Утешьтесь, король и королева! Ваша дочь останется жива. Правда, я не так сильна, чтобы сказанное сделать несказанным. Принцесса должна будет, как это ни грустно, уколоть себе руку веретеном, но от этого она не умрет, а только заснет глубоким сном и будет спать ровно сто лет — до тех пор, пока ее не разбудит прекрасный принц.
Это обещание немного успокоило короля с королевой.
Однако король решил все же попытаться уберечь принцессу от несчастья, которое предсказала ей старая злая фея. Для этого особым указом он запретил всем своим подданным под страхом смертной казни прясть пряжу и хранить у себя в доме веретена и прялки.
Прошло пятнадцать или шестнадцать лет. Как-то раз король с королевой и дочерью отправились в один из своих загородных дворцов.
Принцессе захотелось осмотреть древний замок, и, бегая из комнаты в комнату, она наконец добралась до самого верха дворцовой башни.
Там в тесной каморке под крышей сидела за прялкой какая-то старушка и преспокойно пряла пряжу. Как это ни странно, она ни от кого ни слова не слыхала о королевском запрете.
— Что это вы делаете, тетушка? — спросила принцесса, которая в жизни не видывала прялки.
— Пряду пряжу, дитя мое, — ответила старушка, вовсе и не догадываясь о том, что говорит с принцессой.
— Ах, это очень красиво! — сказала принцесса. — Дайте я попробую, выйдет ли у меня так же хорошо, как у вас.
Принцесса быстро схватила веретено и не успела прикоснуться к нему, как предсказание феи исполнилось: она уколола палец и упала замертво.
Перепуганная старушка принялась звать на помощь. Люди сбежались со всех сторон.
Чего только они не делали: брызгали принцессе в лицо водой, хлопали ладонями по ее ладоням, терли виски душистым уксусом королевы венгерской—ничего не помогало.
Побежали за королем. Он поднялся в башню, поглядел на принцессу и сразу понял, что печальное событие, которого они с королевой так опасались, свершилось.
С грустью приказал он перенести принцессу в самую красивую залу дворца и уложить там на постель, украшенную серебряным и золотым шитьем.
Трудно описать словами, как хороша была спящая принцесса. Она нисколько не побледнела. Щеки у нее были розовые, а губы красные, точно кораллы. И хоть глаза у нее были плотно закрыты, слышно было, что она тихонько дышит.
Стало быть, это и в самом деле был сон, а не смерть.
Король приказал не тревожить принцессу до тех пор, пока не наступит час ее пробуждения.
А добрая фея, которая спасла свою крестницу от смерти, пожелав ей столетнего сна, была в то время очень далеко от королевского замка.
Но она сразу же узнала об этом несчастье от маленького карлика-скорохода, у которого были семимильные сапоги (это такие чудесные сапоги, что стоит их надеть — и вы за один шаг будете проходить по семи миль),
Фея сейчас же пустилась в путь. Не прошло и часу, как ее огненная колесница, запряженная драконами, уже появилась возле королевского дворца. Король подал ей руку и помог сойти с колесницы.
Фея, как могла, постаралась утешить короля и королеву. А затем, так как это была очень предусмотрительная фея, она сразу же подумала, как грустно будет принцессе, когда через сто лет бедняжка проснется в этом старом замке и не увидит возле себя ни одного знакомого лица.
Чтобы этого не случилось, фея сделала вот что.
Своей волшебной палочкой она прикоснулась ко всем, кто был во дворце (кроме короля и королевы). А там были придворные, фрейлины, гувернантки, горничные, дворецкие, повара, поварята, скороходы, солдаты дворцовой стражи, привратники, пажи и лакеи.
Дотронулась она своей палочкой и до лошадей на королевской конюшне, и до конюхов, которые расчесывали лошадям хвосты. Дотронулась до больших дворцовых псов и до маленькой кудрявой собачки, по прозвищу Пуфф, которая лежала у ног спящей принцессы.
И сейчас же все, кого коснулась волшебная палочка феи, заснули. Заснули ровно на сто лет, чтобы проснуться вместе со своей хозяйкой и служить ей, как служили прежде. Заснули даже куропатки и фазаны, которые поджаривались на огне. Заснул вертел, на котором они вертелись. Заснул огонь, который их поджаривал.
И все это случилось в одно-единое мгновение. Феи знают свое дело: взмах палочки — и готово!
После этого король с королевой поцеловали свою спящую дочку, простились с ней и тихо вышли из залы.
Возвратившись к себе в столицу, они издали указ о том, чтобы никто не смел приближаться к заколдованному замку.
Но этого можно было бы и не делать, потому что в какие-нибудь четверть часа вокруг замка выросло столько деревьев, больших и маленьких, столько колючего кустарника — терновника и шиповника, — и все это так тесно переплелось ветвями, что ни человек, ни зверь не мог бы пробраться сквозь такую чащу.
И только издали, да еще с горы, можно было увидеть верхушки башен старого замка.
Все это фея сделала для того, чтобы ничье любопытство не потревожило покоя милой принцессы.
Прошло сто лет. Много королей и королев сменилось за эти годы.
И вот в один прекрасный день сын короля, который царствовал в то время, отправился на охоту.
Вдалеке, над густым дремучим лесом, он увидел башни какого-то замка.
— Чей это замок? — спросил он. — Кто там живет?
Каждый отвечал ему то, что сам слышал от других. Одни говорили, что это старые развалины, в которых живут привидения, другие уверяли, что все ведьмы в округе справляют в заброшенном замке свой шабаш. Но большинство сходилось на том, что старый замок принадлежит людоеду. Этот людоед будто бы ловит заблудившихся детей и уносит к себе в башню, чтобы съесть без помехи, так как никто не может проникнуть вслед за ним в его логовище — ведь только он один на свете знает дорогу сквозь заколдованный лес.
Принц не знал, кому и верить, но тут к нему подошел старый крестьянин и сказал, кланяясь:
— Добрый принц, полвека тому назад, когда я был так же молод, как вы, я слыхал от моего отца, что в этом замке спит непробудным сном самая прекрасная принцесса на свете и что спать она будет еще полвека, до тех пор, пока ее суженый, сын какого-то короля, не придет и не разбудит ее.
Можете себе представить, что почувствовал принц, когда он услышал эти слова!
Сердце у него в груди так и загорелось. Он сразу решил, что ему-то и выпало на долю счастье — пробудить от сна прекрасную принцессу!
Недолго думая принц дернул поводья и поскакал в ту сторону, где виднелись башни старого замка, куда влекли его любовь и слава.
И вот перед ним заколдованный лес. Принц соскочил с коня, и сейчас же высокие, толстые деревья, колючий кустарник, заросли шиповника — все расступилось, чтобы дать ему дорогу. Словно по длинной прямой аллее, пошел он к замку, который виднелся вдали.
Принц шел один. Никому из его свиты не удалось последовать за ним — деревья, пропустив принца, сразу же сомкнулись за его спиной, а кусты опять переплелись ветвями.
Такое чудо могло испугать кого угодно, но принц был молод и влюблен, а этого довольно для того, чтобы быть храбрым.
Еще сотня шагов — и он очутился на просторном дворе перед замком. Принц посмотрел направо, налево, и кровь похолодела у него в жилах. Вокруг него лежали, сидели, стояли, прислонившись к стене, какие-то люди в старинной одежде. Все они были неподвижны, как мертвые.
Но, вглядевшись в красные, лоснящиеся лица привратников, он понял, что они вовсе не умерли, а просто спят. В руках у них были кубки, а в кубках еще не высохло вино, и это ясно показывало, что внезапный сон застиг их в ту минуту, когда они собирались осушить чаши до дна.
Принц миновал большой двор, вымощенный мраморными плитами, поднялся по лестнице, вошел в залу дворцовой стражи. Латники спали стоя, выстроившись в ряд, с карабинами на плечах, и храпели вовсю.
Он прошел множество покоев, полных разодетыми придворными дамами и нарядными кавалерами. Все они тоже крепко спали, кто стоя, кто сидя.
И вот наконец он вошел в комнату с золочеными стенами и золоченым потолком. Вошел и остановился.
На постели, полог которой был откинут, покоилась прекрасная юная принцесса лет пятнадцати-шестнадцати (если не считать того столетия, которое она проспала).
Принц невольно закрыл глаза: красота ее так сияла, что даже золото вокруг нее казалось тусклым и бледным. Дрожа от восторга, он приблизился и опустился перед ней на колени.
В это самое мгновение час, назначенный доброй феей, пробил.
Принцесса проснулась, открыла глаза и взглянула на своего избавителя.
— Ах, это вы, принц? — сказала она.— Наконец-то! Долго же вы заставили себя ждать!..
Не успела она договорить эти слова, как все кругом пробудилось.
Первая подала голос маленькая собачка, по прозвищу Пуфф, которая лежала у ног принцессы. Она звонко залаяла, увидев незнакомого человека, и со двора ей ответили грубыми голосами сторожевые псы.
Заржали в конюшне лошади, заворковали голуби под крышей. Огонь в печи загудел что было мочи, и фазаны, которых поварята не успели дожарить сто лет тому назад, зарумянились в одну минуту.
Слуги под присмотром дворецкого уже накрывали на стол в зеркальной столовой. А придворные дамы в ожидании завтрака поправляли растрепавшиеся за сто лет локоны и улыбались своим заспанным кавалерам.
В зале дворцовой стражи латники снова занялись своим обычным делом — затопали ботфортами и загремели оружием.
А привратники, сидевшие у входа во дворец, наконец осушили кубки и опять наполнили их добрым винцом, которое за сто лет стало, конечно, старше и лучше.
Весь замок — от флага на башне до винного погреба — ожил и зашумел.
А принц и принцесса ничего не слышали. Они глядели друг на друга и не могли наглядеться. Принцесса позабыла, что ничего не ела уже целый век, да и принц не вспоминал о том, что у него с утра не было во рту маковой росинки. Они разговаривали целых четыре часа и не успели сказать даже половины того, что хотели.
Но все остальные не были влюблены и поэтому умирали от голода.
Наконец старшая фрейлина, которой хотелось есть так же сильно, как и всем другим, не вытерпела и доложила принцессе, что завтрак подан.
Принц подал руку своей невесте и повел ее в столовую.
Принцесса была великолепно одета и с удовольствием поглядывала на себя в зеркала, а влюбленный принц, разумеется, ни слова не сказал ей о том, что фасон ее платья вышел из моды, по крайней мере, сто лет назад и что такие рукава и воротники не носят со времен его прапрабабушки.
Впрочем, и в старомодном платье она была лучше всех на свете.
Жених, с невестой уселись за стол. Самые знатные кавалеры подавали им различные кушанья старинной кухни. А скрипки и гобои играли для них прелестные, давно забытые песни прошлого века.
Придворный поэт тут же сочинил новую, хотя немного старомодную песенку о прекрасной принцессе, которая сто лет проспала в заколдованном лесу. Песня очень понравилась тем, кто ее слышал, и с тех пор ее стали петь все от мала до велика, от поварят до королей.
А кто не умел петь песни, тот рассказывал сказку. Сказка эта переходила из уст в уста и дошла наконец до нас с вами.
Спящая красавица
Жили на свете король с королевой. У них не было детей, и это их так огорчало, что и сказать нельзя. Уж каких только обетов они не давали, ездили и на богомолье, и на целебные воды — все было напрасно.
И вот наконец, когда король с королевой потеряли всякую надежду, у них вдруг родилась дочка.
Можете себе представить, что за праздник устроили в честь ее рождения! В гости к маленькой принцессе позвали всех фей, каких удалось найти в стране. Дело в том, что у фей в те времена был прекрасный обычай: наделять своих крестниц различными чудесными дарами. А так как фей оказалось семь, то принцесса должна была получить от них в приданое не меньше семи достоинств или добродетелей.
Феи и другие приглашенные съехались в королевский дворец, где для почетных гостей был накрыт праздничный стол.
Перед феями поставили великолепные обеденные приборы и по ящичку из литого золота. В каждом ящичке лежали ложка, вилка и ножик — тоже из чистого золота самой тонкой работы, усыпанные алмазами и рубинами. И вот, когда гости уселись за стол, дверь вдруг отворилась, и вошла старая фея — восьмая по счету, — которую забыли позвать на крестины.
А забыли ее позвать потому, что больше пятидесяти лет она не выходила из своей башни и все думали, что она давно умерла.
Король приказал, чтобы ей тоже подали прибор. Слуги исполнили это в одно мгновение, но золотого ящичка с ложкой, вилкой и ножиком на ее долю не хватило. Этих ящичков было приготовлено только семь — по одному для каждой из семи фей.
Старая фея, разумеется, очень обиделась. Она подумала, что король с королевой невежливые люди и встречают ее без должного уважения. Отодвинув от себя тарелку и кубок, она пробормотала сквозь зубы какую-то угрозу.
К счастью, юная фея, которая сидела рядом с ней, услышала ее бормотание, и, опасаясь, как бы старуха не вздумала наделить маленькую принцессу каким-нибудь очень неприятным подарком, она, чуть только гости встали из-за стола, пробралась в детскую и спряталась там за пологом кроватки. Она знала, что в споре обычно побеждает тот, за кем остается последнее слово, и хотела, чтоб ее пожелание было последним.
Когда кончился обед, наступила самая торжественная минута праздника: феи пошли в детскую и одна за другой стали преподносить крестнице свои дары.
Младшая из фей пожелала, чтобы принцесса была прекраснee всех на свете. Другая фея наградила ее нежным и добрым сердцем. Третья сказала, что каждое ее движение будет вызывать восторг. Четвертая обещала, что принцесса будет превосходно танцевать, пятая — что она будет петь, как соловей, а шестая — что она будет играть на всех музыкальных инструментах с одинаковым искусством.
Наконец очередь дошла до старой феи. Старуха наклонилась над кроваткой и, тряся головой больше от досады, чем от старости, сказала, что принцесса уколет себе руку веретеном и от этого умрет.
Все так и вздрогнули, узнав, какой страшный подарок припасла для маленькой принцессы злая колдунья. Никто не мог удержаться от слез.
И вот тут-то юная фея появилась из-за полога и громко сказала:
— Утешьтесь, король и королева! Ваша дочь останется жива. Правда, я не так сильна, чтобы сказанное сделать несказанным. Принцесса должна будет, как это ни грустно, уколоть себе руку веретеном, но от этого она не умрет, а только заснет глубоким сном и будет спать ровно сто лет — до тех пор, пока ее не разбудит прекрасный принц.
Это обещание немного успокоило короля с королевой.
Однако король решил все же попытаться уберечь принцессу от несчастья, которое предсказала ей старая злая фея. Для этого особым указом он запретил всем своим подданным под страхом смертной казни прясть пряжу и хранить у себя в доме веретена и прялки.
Прошло пятнадцать или шестнадцать лет. Как-то раз король с королевой и дочерью отправились в один из своих загородных дворцов.
Принцессе захотелось осмотреть древний замок, и, бегая из комнаты в комнату, она наконец добралась до самого верха дворцовой башни.
Там в тесной каморке под крышей сидела за прялкой какая-то старушка и преспокойно пряла пряжу. Как это ни странно, она ни от кого ни слова не слыхала о королевском запрете.
— Что это вы делаете, тетушка? — спросила принцесса, которая в жизни не видывала прялки.
— Пряду пряжу, дитя мое, — ответила старушка, вовсе и не догадываясь о том, что говорит с принцессой.
— Ах, это очень красиво! — сказала принцесса. — Дайте я попробую, выйдет ли у меня так же хорошо, как у вас.
Принцесса быстро схватила веретено и не успела прикоснуться к нему, как предсказание феи исполнилось: она уколола палец и упала замертво.
Перепуганная старушка принялась звать на помощь. Люди сбежались со всех сторон.
Чего только они не делали: брызгали принцессе в лицо водой, хлопали ладонями по ее ладоням, терли виски душистым уксусом королевы венгерской—ничего не помогало.
Побежали за королем. Он поднялся в башню, поглядел на принцессу и сразу понял, что печальное событие, которого они с королевой так опасались, свершилось.
С грустью приказал он перенести принцессу в самую красивую залу дворца и уложить там на постель, украшенную серебряным и золотым шитьем.
Трудно описать словами, как хороша была спящая принцесса. Она нисколько не побледнела. Щеки у нее были розовые, а губы красные, точно кораллы. И хоть глаза у нее были плотно закрыты, слышно было, что она тихонько дышит.
Стало быть, это и в самом деле был сон, а не смерть.
Король приказал не тревожить принцессу до тех пор, пока не наступит час ее пробуждения.
А добрая фея, которая спасла свою крестницу от смерти, пожелав ей столетнего сна, была в то время очень далеко от королевского замка.
Но она сразу же узнала об этом несчастье от маленького карлика-скорохода, у которого были семимильные сапоги (это такие чудесные сапоги, что стоит их надеть — и вы за один шаг будете проходить по семи миль),
Фея сейчас же пустилась в путь. Не прошло и часу, как ее огненная колесница, запряженная драконами, уже появилась возле королевского дворца. Король подал ей руку и помог сойти с колесницы.
Фея, как могла, постаралась утешить короля и королеву. А затем, так как это была очень предусмотрительная фея, она сразу же подумала, как грустно будет принцессе, когда через сто лет бедняжка проснется в этом старом замке и не увидит возле себя ни одного знакомого лица.
Чтобы этого не случилось, фея сделала вот что.
Своей волшебной палочкой она прикоснулась ко всем, кто был во дворце (кроме короля и королевы). А там были придворные, фрейлины, гувернантки, горничные, дворецкие, повара, поварята, скороходы, солдаты дворцовой стражи, привратники, пажи и лакеи.
Дотронулась она своей палочкой и до лошадей на королевской конюшне, и до конюхов, которые расчесывали лошадям хвосты. Дотронулась до больших дворцовых псов и до маленькой кудрявой собачки, по прозвищу Пуфф, которая лежала у ног спящей принцессы.
И сейчас же все, кого коснулась волшебная палочка феи, заснули. Заснули ровно на сто лет, чтобы проснуться вместе со своей хозяйкой и служить ей, как служили прежде. Заснули даже куропатки и фазаны, которые поджаривались на огне. Заснул вертел, на котором они вертелись. Заснул огонь, который их поджаривал.
И все это случилось в одно-единое мгновение. Феи знают свое дело: взмах палочки — и готово!
После этого король с королевой поцеловали свою спящую дочку, простились с ней и тихо вышли из залы.
Возвратившись к себе в столицу, они издали указ о том, чтобы никто не смел приближаться к заколдованному замку.
Но этого можно было бы и не делать, потому что в какие-нибудь четверть часа вокруг замка выросло столько деревьев, больших и маленьких, столько колючего кустарника — терновника и шиповника, — и все это так тесно переплелось ветвями, что ни человек, ни зверь не мог бы пробраться сквозь такую чащу.
И только издали, да еще с горы, можно было увидеть верхушки башен старого замка.
Все это фея сделала для того, чтобы ничье любопытство не потревожило покоя милой принцессы.
Прошло сто лет. Много королей и королев сменилось за эти годы.
И вот в один прекрасный день сын короля, который царствовал в то время, отправился на охоту.
Вдалеке, над густым дремучим лесом, он увидел башни какого-то замка.
— Чей это замок? — спросил он. — Кто там живет?
Каждый отвечал ему то, что сам слышал от других. Одни говорили, что это старые развалины, в которых живут привидения, другие уверяли, что все ведьмы в округе справляют в заброшенном замке свой шабаш. Но большинство сходилось на том, что старый замок принадлежит людоеду. Этот людоед будто бы ловит заблудившихся детей и уносит к себе в башню, чтобы съесть без помехи, так как никто не может проникнуть вслед за ним в его логовище — ведь только он один на свете знает дорогу сквозь заколдованный лес.
Принц не знал, кому и верить, но тут к нему подошел старый крестьянин и сказал, кланяясь:
— Добрый принц, полвека тому назад, когда я был так же молод, как вы, я слыхал от моего отца, что в этом замке спит непробудным сном самая прекрасная принцесса на свете и что спать она будет еще полвека, до тех пор, пока ее суженый, сын какого-то короля, не придет и не разбудит ее.
Можете себе представить, что почувствовал принц, когда он услышал эти слова!
Сердце у него в груди так и загорелось. Он сразу решил, что ему-то и выпало на долю счастье — пробудить от сна прекрасную принцессу!
Недолго думая принц дернул поводья и поскакал в ту сторону, где виднелись башни старого замка, куда влекли его любовь и слава.
И вот перед ним заколдованный лес. Принц соскочил с коня, и сейчас же высокие, толстые деревья, колючий кустарник, заросли шиповника — все расступилось, чтобы дать ему дорогу. Словно по длинной прямой аллее, пошел он к замку, который виднелся вдали.
Принц шел один. Никому из его свиты не удалось последовать за ним — деревья, пропустив принца, сразу же сомкнулись за его спиной, а кусты опять переплелись ветвями.
Такое чудо могло испугать кого угодно, но принц был молод и влюблен, а этого довольно для того, чтобы быть храбрым.
Еще сотня шагов — и он очутился на просторном дворе перед замком. Принц посмотрел направо, налево, и кровь похолодела у него в жилах. Вокруг него лежали, сидели, стояли, прислонившись к стене, какие-то люди в старинной одежде. Все они были неподвижны, как мертвые.
Но, вглядевшись в красные, лоснящиеся лица привратников, он понял, что они вовсе не умерли, а просто спят. В руках у них были кубки, а в кубках еще не высохло вино, и это ясно показывало, что внезапный сон застиг их в ту минуту, когда они собирались осушить чаши до дна.
Принц миновал большой двор, вымощенный мраморными плитами, поднялся по лестнице, вошел в залу дворцовой стражи. Латники спали стоя, выстроившись в ряд, с карабинами на плечах, и храпели вовсю.
Он прошел множество покоев, полных разодетыми придворными дамами и нарядными кавалерами. Все они тоже крепко спали, кто стоя, кто сидя.
И вот наконец он вошел в комнату с золочеными стенами и золоченым потолком. Вошел и остановился.
На постели, полог которой был откинут, покоилась прекрасная юная принцесса лет пятнадцати-шестнадцати (если не считать того столетия, которое она проспала).
Принц невольно закрыл глаза: красота ее так сияла, что даже золото вокруг нее казалось тусклым и бледным. Дрожа от восторга, он приблизился и опустился перед ней на колени.
В это самое мгновение час, назначенный доброй феей, пробил.
Принцесса проснулась, открыла глаза и взглянула на своего избавителя.
— Ах, это вы, принц? — сказала она.— Наконец-то! Долго же вы заставили себя ждать!..
Не успела она договорить эти слова, как все кругом пробудилось.
Первая подала голос маленькая собачка, по прозвищу Пуфф, которая лежала у ног принцессы. Она звонко залаяла, увидев незнакомого человека, и со двора ей ответили грубыми голосами сторожевые псы.
Заржали в конюшне лошади, заворковали голуби под крышей. Огонь в печи загудел что было мочи, и фазаны, которых поварята не успели дожарить сто лет тому назад, зарумянились в одну минуту.
Слуги под присмотром дворецкого уже накрывали на стол в зеркальной столовой. А придворные дамы в ожидании завтрака поправляли растрепавшиеся за сто лет локоны и улыбались своим заспанным кавалерам.
В зале дворцовой стражи латники снова занялись своим обычным делом — затопали ботфортами и загремели оружием.
А привратники, сидевшие у входа во дворец, наконец осушили кубки и опять наполнили их добрым винцом, которое за сто лет стало, конечно, старше и лучше.
Весь замок — от флага на башне до винного погреба — ожил и зашумел.
А принц и принцесса ничего не слышали. Они глядели друг на друга и не могли наглядеться. Принцесса позабыла, что ничего не ела уже целый век, да и принц не вспоминал о том, что у него с утра не было во рту маковой росинки. Они разговаривали целых четыре часа и не успели сказать даже половины того, что хотели.
Но все остальные не были влюблены и поэтому умирали от голода.
Наконец старшая фрейлина, которой хотелось есть так же сильно, как и всем другим, не вытерпела и доложила принцессе, что завтрак подан.
Принц подал руку своей невесте и повел ее в столовую.
Принцесса была великолепно одета и с удовольствием поглядывала на себя в зеркала, а влюбленный принц, разумеется, ни слова не сказал ей о том, что фасон ее платья вышел из моды, по крайней мере, сто лет назад и что такие рукава и воротники не носят со времен его прапрабабушки.
Впрочем, и в старомодном платье она была лучше всех на свете.
Жених, с невестой уселись за стол. Самые знатные кавалеры подавали им различные кушанья старинной кухни. А скрипки и гобои играли для них прелестные, давно забытые песни прошлого века.
Придворный поэт тут же сочинил новую, хотя немного старомодную песенку о прекрасной принцессе, которая сто лет проспала в заколдованном лесу. Песня очень понравилась тем, кто ее слышал, и с тех пор ее стали петь все от мала до велика, от поварят до королей.
А кто не умел петь песни, тот рассказывал сказку. Сказка эта переходила из уст в уста и дошла наконец до нас с вами.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-16:33
удалить
Подарки феи
Жила когда-то на свете вдова, и были у нее две дочери. Старшая — вылитая мать: то же лицо, тот же характер. Смотришь на дочку, а кажется, что видишь перед собой матушку. Обе, и старшая дочь, и мать, были до того грубы, спесивы, заносчивы, злы, что все люди, и знакомые и незнакомые, старались держаться от них подальше.
А младшая дочка была вся в покойного отца — добрая, приветливая, кроткая, да к тому же еще красавица, каких мало.
Обычно люди любят тех, кто на них похож. Поэтому-то мать без ума любила старшую дочку и терпеть не могла младшую. Она заставляла ее работать с утра до ночи, а кормила на кухне.
Кроме всех прочих дел, младшая дочка должна была по два раза в день ходить к источнику, который был, по крайней мере, в двух часах ходьбы, и приносить оттуда большой, полный доверху кувшин воды.
Как-то раз, когда девушка брала воду, к ней подошла какая-то бедная женщина и попросила напиться.
— Пейте на здоровье, тетушка,— сказала добрая девушка.
Сполоснув поскорее свой кувшин, она зачерпнула воды в самом глубоком и чистом месте и подала женщине, придерживая кувшин так, чтобы удобнее было пить.
Женщина отпила несколько глотков воды и сказала девушке:
— Ты так хороша, так добра и приветлива, что мне хочется подарить тебе что-нибудь на память. (Дело в том, что это была фея, которая нарочно приняла вид простой деревенской женщины, чтобы посмотреть, так ли эта девушка мила и учтива, как про нее рассказывают.) Вот что я подарю тебе: с нынешнего дня каждое слово, которое ты промолвишь, упадет с твоих губ либо цветком, либо драгоценным камнем. Прощай!
Когда девушка пришла домой, мать стала бранить ее за то, что она замешкалась у источника.
— Простите, матушка, — сказала бедная девушка. — Я нынче и вправду запоздала.
Но едва только она проронила эти слова, как с губ ее упали несколько роз, две жемчужины и два крупных алмаза.
— Смотрите-ка! — сказала мать, широко раскрыв глаза от удивления. — Мне кажется, вместо слов она роняет алмазы и жемчуга... Что это с тобой приключилось, дочка? (Первый раз в жизни она назвала свою меньшую тоже дочкой.)
Девушка попросту, не таясь и не хвалясь, рассказала матери обо всем, что с ней случилось у источника. А цветы и алмазы так и сыпались при этом с ее уст.
— Ну, если так,— сказала мать,— надо мне послать к источнику и старшую дочку... А ну-ка, Фаншон, посмотри, что сыплется с губ твоей сестры, чуть только она заговорит! Неужели тебе не хочется получить такой же удивительный дар? И ведь нужно для этого всего-навсего сходить к источнику и, когда бедная женщина попросит у тебя воды, вежливо подать ей напиться.
— Ну вот еще! Охота мне тащиться в этакую даль! — отвечала злючка.
— А я хочу, чтобы ты пошла! — прикрикнула на нее мать.— И сию же минуту, без разговоров!
Девушка нехотя послушалась и пошла, так и не переставая ворчать. На всякий случай она захватила с собой серебряный кувшинчик, самый красивый, какой был у них в доме.
Едва успела она подойти к источнику, как навстречу ей из лесу вышла нарядно одетая дама и попросила глоток воды. (Это была та же самая фея, но только на этот раз она приняла облик принцессы, чтобы испытать, так ли груба и зла старшая сестра, как о ней рассказывают.)
— Уж не думаете ли вы, что я притащилась сюда, чтобы дать вам напиться? — сказала девушка дерзко.— Ну конечно, только для этого! Я и серебряный кувшинчик нарочно захватила, чтобы поднести воду вашей милости!.. А впрочем, мне все равно. Пейте, если хотите...
— Однако вы не очень-то любезны,— сказала спокойно фея.— Ну что ж, какова услуга, такова и награда. С нынешнего дня каждое слово, которое сорвется с ваших губ, превратится в змею или жабу. Прощайте!
Как только девушка вернулась домой, мать кинулась к ней навстречу:
— Это ты, доченька? Ну как?
— А вот так, матушка! — буркнула в ответ дочка, и в то же мгновение две гадюки и две жабы плюхнулись на порог.
— Ах, боже мой! — вскрикнула мать. — Да что же это такое? Откуда?.. А, знаю! Это твоя сестра во всем виновата. Ну, поплатится же она у меня!.. — И она кинулась на младшую дочку с кулаками.
Бедняжка в страхе бросилась бежать и укрылась в соседнем лесу.
Там и встретил ее молодой принц, сын короля этой страны.
Возвращаясь с охоты, он нашел в чаще прекрасную девушку и, подивившись ее красоте, спросил, что она делает в лесу совсем одна и о чем так горько плачет.
— Ах, сударь, — ответила красавица, — матушка прогнала меня из дому!..
Королевский сын заметил, что с каждым словом девушка роняет из уст цветок, жемчужину или алмаз. Он изумился и попросил объяснить, что это за чудо. И тут девушка рассказала ему всю свою историю.
Королевский сын влюбился в нее. К тому же он рассудил, что дар, которым фея наделила красавицу, стоит дороже любого приданого, какое могла бы принести ему другая невеста. Он увез девушку во дворец, к своему отцу, и женился на ней.
Ну, а старшая сестра с каждым днем становилась все противнее и несноснее. В конце концов даже собственная мать не выдержала и прогнала ее из дому. Несчастная нигде и ни у кого не могла найти пристанища и умерла, отвергнутая всеми.
Жила когда-то на свете вдова, и были у нее две дочери. Старшая — вылитая мать: то же лицо, тот же характер. Смотришь на дочку, а кажется, что видишь перед собой матушку. Обе, и старшая дочь, и мать, были до того грубы, спесивы, заносчивы, злы, что все люди, и знакомые и незнакомые, старались держаться от них подальше.
А младшая дочка была вся в покойного отца — добрая, приветливая, кроткая, да к тому же еще красавица, каких мало.
Обычно люди любят тех, кто на них похож. Поэтому-то мать без ума любила старшую дочку и терпеть не могла младшую. Она заставляла ее работать с утра до ночи, а кормила на кухне.
Кроме всех прочих дел, младшая дочка должна была по два раза в день ходить к источнику, который был, по крайней мере, в двух часах ходьбы, и приносить оттуда большой, полный доверху кувшин воды.
Как-то раз, когда девушка брала воду, к ней подошла какая-то бедная женщина и попросила напиться.
— Пейте на здоровье, тетушка,— сказала добрая девушка.
Сполоснув поскорее свой кувшин, она зачерпнула воды в самом глубоком и чистом месте и подала женщине, придерживая кувшин так, чтобы удобнее было пить.
Женщина отпила несколько глотков воды и сказала девушке:
— Ты так хороша, так добра и приветлива, что мне хочется подарить тебе что-нибудь на память. (Дело в том, что это была фея, которая нарочно приняла вид простой деревенской женщины, чтобы посмотреть, так ли эта девушка мила и учтива, как про нее рассказывают.) Вот что я подарю тебе: с нынешнего дня каждое слово, которое ты промолвишь, упадет с твоих губ либо цветком, либо драгоценным камнем. Прощай!
Когда девушка пришла домой, мать стала бранить ее за то, что она замешкалась у источника.
— Простите, матушка, — сказала бедная девушка. — Я нынче и вправду запоздала.
Но едва только она проронила эти слова, как с губ ее упали несколько роз, две жемчужины и два крупных алмаза.
— Смотрите-ка! — сказала мать, широко раскрыв глаза от удивления. — Мне кажется, вместо слов она роняет алмазы и жемчуга... Что это с тобой приключилось, дочка? (Первый раз в жизни она назвала свою меньшую тоже дочкой.)
Девушка попросту, не таясь и не хвалясь, рассказала матери обо всем, что с ней случилось у источника. А цветы и алмазы так и сыпались при этом с ее уст.
— Ну, если так,— сказала мать,— надо мне послать к источнику и старшую дочку... А ну-ка, Фаншон, посмотри, что сыплется с губ твоей сестры, чуть только она заговорит! Неужели тебе не хочется получить такой же удивительный дар? И ведь нужно для этого всего-навсего сходить к источнику и, когда бедная женщина попросит у тебя воды, вежливо подать ей напиться.
— Ну вот еще! Охота мне тащиться в этакую даль! — отвечала злючка.
— А я хочу, чтобы ты пошла! — прикрикнула на нее мать.— И сию же минуту, без разговоров!
Девушка нехотя послушалась и пошла, так и не переставая ворчать. На всякий случай она захватила с собой серебряный кувшинчик, самый красивый, какой был у них в доме.
Едва успела она подойти к источнику, как навстречу ей из лесу вышла нарядно одетая дама и попросила глоток воды. (Это была та же самая фея, но только на этот раз она приняла облик принцессы, чтобы испытать, так ли груба и зла старшая сестра, как о ней рассказывают.)
— Уж не думаете ли вы, что я притащилась сюда, чтобы дать вам напиться? — сказала девушка дерзко.— Ну конечно, только для этого! Я и серебряный кувшинчик нарочно захватила, чтобы поднести воду вашей милости!.. А впрочем, мне все равно. Пейте, если хотите...
— Однако вы не очень-то любезны,— сказала спокойно фея.— Ну что ж, какова услуга, такова и награда. С нынешнего дня каждое слово, которое сорвется с ваших губ, превратится в змею или жабу. Прощайте!
Как только девушка вернулась домой, мать кинулась к ней навстречу:
— Это ты, доченька? Ну как?
— А вот так, матушка! — буркнула в ответ дочка, и в то же мгновение две гадюки и две жабы плюхнулись на порог.
— Ах, боже мой! — вскрикнула мать. — Да что же это такое? Откуда?.. А, знаю! Это твоя сестра во всем виновата. Ну, поплатится же она у меня!.. — И она кинулась на младшую дочку с кулаками.
Бедняжка в страхе бросилась бежать и укрылась в соседнем лесу.
Там и встретил ее молодой принц, сын короля этой страны.
Возвращаясь с охоты, он нашел в чаще прекрасную девушку и, подивившись ее красоте, спросил, что она делает в лесу совсем одна и о чем так горько плачет.
— Ах, сударь, — ответила красавица, — матушка прогнала меня из дому!..
Королевский сын заметил, что с каждым словом девушка роняет из уст цветок, жемчужину или алмаз. Он изумился и попросил объяснить, что это за чудо. И тут девушка рассказала ему всю свою историю.
Королевский сын влюбился в нее. К тому же он рассудил, что дар, которым фея наделила красавицу, стоит дороже любого приданого, какое могла бы принести ему другая невеста. Он увез девушку во дворец, к своему отцу, и женился на ней.
Ну, а старшая сестра с каждым днем становилась все противнее и несноснее. В конце концов даже собственная мать не выдержала и прогнала ее из дому. Несчастная нигде и ни у кого не могла найти пристанища и умерла, отвергнутая всеми.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-16:36
удалить
Заколдованная королевна
В некоем королевстве служил у короля солдат в конной гвардии, прослужил двадцать пять лет верою и правдою; за его верную службу приказал король отпустить его в чистую отставку и отдать ему в награду ту самую лошадь, на которой в полку ездил, с седлом и со всею сбруею.
Простился солдат с своими товарищами и поехал на родину; день едет, и другой, и третий... вот и вся неделя прошла, и другая, и третья — не хватает у солдата денег, нечем кормить ни себя, ни лошади, а до дому далеко-далеко! Видит, что дело-то больно плохо, сильно есть хочется; стал по сторонам глазеть и увидел в стороне большой замок. "Ну-ка, — думает, — не заехать ли туда; авось хоть на время в службу возьмут — что-нибудь да заработаю".
Поворотил к замку, въехал во двор, лошадь на конюшню поставил и задал ей корму, а сам в палаты пошел. В палатах стол накрыт, на столе и вина, и еда, чего только душа хочет! Солдат наелся-напился. "Теперь, — думает, — и соснуть можно!"
Вдруг входит медведица:
— Не бойся меня, добрый молодец, ты на добро сюда попал: я не лютая медведица, а красная девица — заколдованная королевна. Если ты устоишь да переночуешь здесь три ночи, то колдовство разрушится — я сделаюсь по-прежнему королевною и выйду за тебя замуж.
Солдат согласился; медведица ушла, и остался он один. Тут напала на него такая тоска, что на свет бы не смотрел, а чем дальше — тем сильнее.
На третьи сутки до того дошло, что решился солдат бросить все и бежать из замка; только как ни бился, как ни старался — не нашел выхода. Нечего делать, поневоле пришлось оставаться.
Переночевал и третью ночь; поутру является к нему королевна красоты неописанной, благодарит его за услуги и велит к венцу снаряжаться. Тотчас они свадьбу сыграли и стали вместе жить, ни о чем не тужить.
Через сколько-то времени вздумал солдат об своей родной стороне, захотел туда побывать; королевна стала его отговаривать:
— Оставайся, друг, не езди; чего тебе здесь не хватает?
Нет, не могла отговорить. Прощается она с мужем, дает ему мешочек — сполна семечком насыпан — и говорит:
— По какой дороге поедешь, по обеим сторонам кидай это семя: где оно упадет, там в ту же минуту деревья повырастут; на деревьях станут дорогие плоды красоваться, разные птицы песни петь, а заморские коты сказки сказывать.
Сел добрый молодец на своего заслуженного коня и поехал в дорогу; где ни едет, по обеим сторонам семя бросает, и следом за ним леса поднимаются, так и ползут из сырой земли!
Едет день, другой, третий и увидал: в чистом поле караван стоит, на травке, на муравке купцы сидят, карты поигрывают, а возле них котел висит; хоть огня нет под котлом, а варево ключом кипит.
"Экое диво! — подумал солдат, — Огня не видать, а варево в котле так и бьет ключом; дай поближе взгляну". Своротил коня в сторону, подъезжает к купцам:
— Здравствуйте, господа честные!
А того и невдомек, что это не купцы, а все черти.
— Хороша ваша штука: котел без огня кипит! Да у меня лучше есть.
Вынул из мешка одно зернышко и бросил наземь — в ту ж минуту выросло вековое дерево, на том дереве дорогие плоды красуются, разные птицы песни поют, заморские коты сказки сказывают.
Тотчас узнали его черти.
— Ах, — говорят меж собой, — да ведь это тот самый, что королевну избавил. Давайте-ка, братцы, опоим его за то зельем, и пусть он полгода спит.
Принялись его угощать и опоили волшебным зельем. Солдат упал на траву и заснул крепким, беспробудным сном, а купцы, караван и котел вмиг исчезли.
Вскоре после того вышла королевна в сад погулять; смотрит — на всех деревьях стали верхушки сохнуть. "Не к добру! — думает. — Видно, с мужем что худо приключилося! Три месяца прошло, пора бы ему и назад вернуться, а его нет как нету!"
Собралась королевна и поехала его разыскивать. Едет по той дороге, по какой и солдат путь держал, по обеим сторонам леса растут, и птицы поют, и заморские коты сказки мурлыкают.
Доезжает до того места, что деревьев не стало больше — извивается дорога по чистому полю, и думает: "Куда ж он девался? Не сквозь землю же провалился!" Глядь — стоит в сторонке такое же чудное дерево и лежит под ним ее милый друг.
Подбежала к нему и ну толкать-будить — нет, не просыпается; принялась щипать его, колоть под бока булавками, колола, колола — он и боли не чувствует, точно мертвый лежит, не ворохнется. Рассердилась королевна и с сердцов проклятье промолвила:
— Чтоб тебя, соню негодного, буйным ветром подхватило, в безвестные страны занесло!
Только успела вымолвить, как вдруг засвистали-зашумели ветры, и в один миг подхватило солдата буйным вихрем и унесло из глаз королевны.
Поздно одумалась королевна, что сказала слово нехорошее, заплакала горькими слезами, воротилась домой и стала жить одна-одинехонька.
А бедного солдата занесло вихрем далеко-далеко, за тридевять земель, в тридесятое государство, и бросило на косе промеж двух морей; упал он на самый узенький клинышек: направо ли сонный оборотится, налево ли повернется — тотчас в море свалится, и поминай как звали!
Полгода проспал добрый молодец, ни пальцем не шевельнул; а как проснулся, сразу вскочил прямо на ноги, смотрит — с обеих сторон волны подымаются, и конца не видать морю широкому; стоит да в раздумье сам себя спрашивает: "Каким чудом я сюда попал? Кто меня затащил?"
Пошел по косе и вышел на остров; на том острове — гора высокая да крутая, верхушкою до облаков хватает, а на горе лежит большой камень.
Подходит к этой горе и видит — три черта дерутся, клочья так и летят.
— Стойте, окаянные! За что вы деретесь?
— Да, вишь, третьего дня помер у нас отец, и остались после него три чудные вещи: ковер-самолет, сапоги-скороходы да шапка-невидимка, так мы поделить не можем.
— Эх, вы! Из таких пустяков бой затеяли. Хотите, я вас разделю? Все будете довольны, никого не обижу.
— А ну, земляк, раздели, пожалуйста!
— Ладно! Бегите скорей по сосновым лесам, наберите смолы по сто пудов и несите сюда.
Черти бросились по сосновым лесам, набрали смолы триста пудов и принесли к солдату.
— Теперь притащите из пекла самый большой котел.
Черти приволокли большущий котел — бочек сорок войдет! — и поклали в него всю смолу.
Солдат развел огонь и, как только смола растаяла, приказал чертям тащить котел на гору и поливать ее сверху донизу. Черти мигом и это исполнили.
— Ну-ка, — говорит солдат, — пихните теперь вон тот камень; пусть он с горы катится, а вы трое за ним вдогонку приударьте. Кто прежде всех догонит, тот выбирай себе любую из трех диковинок; кто второй догонит, тот из двух остальных бери, какая покажется; а затем последняя диковинка пусть достанется третьему.
Черти пихнули камень, и покатился он с горы шибко-шибко; бросились все трое вдогонку. Вот один черт нагнал, ухватился за камень — камень тотчас повернулся, подворотил его под себя и вогнал в смолу. Нагнал другой черт, а потом и третий, и с ними то же самое! Прилипли крепко-накрепко к смоле.
Солдат взял под мышку сапоги-скороходы да шапку-невидимку, сел на ковер-самолет и полетел искать свое царство.
Долго ли, коротко ли — прилетает к избушке; входит — в избушке сидит баба-яга — костяная нога, старая, беззубая.
— Здравствуй, бабушка! Скажи, как бы мне отыскать мою прекрасную королевну?
— Не знаю, голубчик! Видом ее не видала, слыхом про нее не слыхала. Ступай ты за столько-то морей, за столько-то земель — там живет моя средняя сестра, она знает больше моего; может, она тебе скажет.
Солдат сел на ковер-самолет и полетел; долго пришлось ему по белу свету странствовать. Захочется ли ему есть-пить, сейчас наденет на себя шапку-невидимку, пустится в какой-нибудь город, зайдет в лавки, наберет — чего только душа пожелает, на ковер — и летит дальше.
Прилетает к другой избушке, входит — там сидит баба-яга — костяная нога, старая, беззубая.
— Здравствуй, бабушка! Не знаешь ли, где найти мне прекрасную королевну?
— Нет, голубчик, не знаю. Поезжай-ка ты за столько-то морей, за столько-то.земель — там живет моя старшая сестра; может, она ведает.
— Эх ты, старая! Сколько лет на свете живешь, а доброго ничего не знаешь.
Сел на ковер-самолет и полетел к старшей сестре.
Долго-долго странствовал, много земель и много морей видел, наконец прилетел на край света; стоит избушка, а дальше никакого ходу нет — одна тьма кромешная, ничего не видать! "Ну, — думает, — коли здесь не добьюсь толку, больше летать некуда!"
Входит в избушку — там сидит баба-яга — костяная нога,седая, беззубая.
— Здравствуй, бабушка! Скажи, где мне искать мою королевну?
— Подожди немножко; вот я созову всех своих ветров и у них спрошу. Ведь они по всему свету дуют, так должны знать, где она теперь проживает.
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, свистнула молодецким посвистом; вдруг со всех сторон поднялись-повеяли ветры буйные, только изба трясется!
— Тише, тише! — кричит баба-яга.
И как только собрались ветры, начала их спрашивать:
— Ветры мои буйные, по всему свету вы дуете, не видали ль где прекрасную королевну?
— Нет, нигде не видали! — отвечают ветры в один голос.
— Да все ли вы налицо?
— Все, только южного ветра нет.
Немного погодя прилетает южный ветер. Спрашивает его старуха:
— Где пропадал до сих пор? Еле дождалась тебя!
— Виноват, бабушка! Я зашел в новое царство, где живет прекрасная королевна; муж у нее без вести пропал, так теперь сватают ее разные цари и царевичи, короли и королевичи.
— А сколь далеко до нового царства?
— Пешему тридцать лет идти, на крыльях десять лет нестись; а я повею — в три часа доставлю.
Солдат начал просить, чтобы южный ветер взял его донес в новое царство.
— Пожалуй, — говорит южный ветер, — я тебя донесу, коли дашь мне волю погулять в твоем царстве три дня и три ночи.
— Гуляй хоть три недели!
— Ну хорошо; вот я отдохну денька два-три, соберусь с силами, да тогда и в путь.
Отдохнул южный ветер, собрался с силами и говорит солдату:
— Ну, брат, собирайся, сейчас отправимся, да смотри не бойся, цел будешь!
Вдруг зашумел-засвистал сильный вяхорь, подхватило солдата на воздух и понесло через горы и моря под самыми облаками, и ровно через три часа был он в новом царстве, где жила его прекрасная королевна.
Говорит ему южный ветер:
— Прощай, добрый молодец! Жалеючи тебя, не хочу гулять в твоем царстве.
— Что так?
— Потому, если я загуляю, ни одного дома в городе, ни одного дерева в садах не останется: все вверх дном поставлю!
— Ну прощай. Спасибо тебе! — сказал солдат, надел шапку-невидимку и пошел в белокаменные палаты.
Вот пока его не было в царстве, в саду все деревья стояли с сухими верхушками, а как он явился, тотчас ожили и начали цвесть.
Входит он в большую комнату, а там сидят за столом разные цари и царевичи, короли и королевичи, что приехали за прекрасную королевну свататься, сидят да сладкими винами угощаются. Какой жених ни нальет стакан, только к губам поднесет — солдат тотчас хватит кулаком по стакану и сразу вышибет. Все гости тому удивляются, а прекрасная королевна в ту ж минуту догадалася. "Верно, — думает, — мои друг воротился!"
Посмотрела в окно — в саду на деревьях все верхушки ожили, и стала она своим гостям загадку загадывать:
— Была у меня золотая нитка с золотой иголкой; я ту иглу потеряла и найти не чаяла, а теперь та игла нашлась. Кто отгадает эту загадку, за того замуж пойду.
Цари и царевичи, короли и королевичи долго над тою загадкою ломали свои мудрые головы, а разгадать никак не могли. Говорит королевна:
— Покажись, мой милый друг!
Солдат снял с себя шапку-невидимку, взял королевну за белые руки и стал целовать в уста сахарные.
— Вот вам и разгадка! — сказала прекрасная королевна. — Золотая нитка — это я, а золотая иголка — это мой верный муж. Куда иголочка — туда и ниточка.
Пришлось женихам оглобли поворачивать, разъехались они по своим дворам, а королевна стала с своим мужем жить-поживать да добра наживать.
В некоем королевстве служил у короля солдат в конной гвардии, прослужил двадцать пять лет верою и правдою; за его верную службу приказал король отпустить его в чистую отставку и отдать ему в награду ту самую лошадь, на которой в полку ездил, с седлом и со всею сбруею.
Простился солдат с своими товарищами и поехал на родину; день едет, и другой, и третий... вот и вся неделя прошла, и другая, и третья — не хватает у солдата денег, нечем кормить ни себя, ни лошади, а до дому далеко-далеко! Видит, что дело-то больно плохо, сильно есть хочется; стал по сторонам глазеть и увидел в стороне большой замок. "Ну-ка, — думает, — не заехать ли туда; авось хоть на время в службу возьмут — что-нибудь да заработаю".
Поворотил к замку, въехал во двор, лошадь на конюшню поставил и задал ей корму, а сам в палаты пошел. В палатах стол накрыт, на столе и вина, и еда, чего только душа хочет! Солдат наелся-напился. "Теперь, — думает, — и соснуть можно!"
Вдруг входит медведица:
— Не бойся меня, добрый молодец, ты на добро сюда попал: я не лютая медведица, а красная девица — заколдованная королевна. Если ты устоишь да переночуешь здесь три ночи, то колдовство разрушится — я сделаюсь по-прежнему королевною и выйду за тебя замуж.
Солдат согласился; медведица ушла, и остался он один. Тут напала на него такая тоска, что на свет бы не смотрел, а чем дальше — тем сильнее.
На третьи сутки до того дошло, что решился солдат бросить все и бежать из замка; только как ни бился, как ни старался — не нашел выхода. Нечего делать, поневоле пришлось оставаться.
Переночевал и третью ночь; поутру является к нему королевна красоты неописанной, благодарит его за услуги и велит к венцу снаряжаться. Тотчас они свадьбу сыграли и стали вместе жить, ни о чем не тужить.
Через сколько-то времени вздумал солдат об своей родной стороне, захотел туда побывать; королевна стала его отговаривать:
— Оставайся, друг, не езди; чего тебе здесь не хватает?
Нет, не могла отговорить. Прощается она с мужем, дает ему мешочек — сполна семечком насыпан — и говорит:
— По какой дороге поедешь, по обеим сторонам кидай это семя: где оно упадет, там в ту же минуту деревья повырастут; на деревьях станут дорогие плоды красоваться, разные птицы песни петь, а заморские коты сказки сказывать.
Сел добрый молодец на своего заслуженного коня и поехал в дорогу; где ни едет, по обеим сторонам семя бросает, и следом за ним леса поднимаются, так и ползут из сырой земли!
Едет день, другой, третий и увидал: в чистом поле караван стоит, на травке, на муравке купцы сидят, карты поигрывают, а возле них котел висит; хоть огня нет под котлом, а варево ключом кипит.
"Экое диво! — подумал солдат, — Огня не видать, а варево в котле так и бьет ключом; дай поближе взгляну". Своротил коня в сторону, подъезжает к купцам:
— Здравствуйте, господа честные!
А того и невдомек, что это не купцы, а все черти.
— Хороша ваша штука: котел без огня кипит! Да у меня лучше есть.
Вынул из мешка одно зернышко и бросил наземь — в ту ж минуту выросло вековое дерево, на том дереве дорогие плоды красуются, разные птицы песни поют, заморские коты сказки сказывают.
Тотчас узнали его черти.
— Ах, — говорят меж собой, — да ведь это тот самый, что королевну избавил. Давайте-ка, братцы, опоим его за то зельем, и пусть он полгода спит.
Принялись его угощать и опоили волшебным зельем. Солдат упал на траву и заснул крепким, беспробудным сном, а купцы, караван и котел вмиг исчезли.
Вскоре после того вышла королевна в сад погулять; смотрит — на всех деревьях стали верхушки сохнуть. "Не к добру! — думает. — Видно, с мужем что худо приключилося! Три месяца прошло, пора бы ему и назад вернуться, а его нет как нету!"
Собралась королевна и поехала его разыскивать. Едет по той дороге, по какой и солдат путь держал, по обеим сторонам леса растут, и птицы поют, и заморские коты сказки мурлыкают.
Доезжает до того места, что деревьев не стало больше — извивается дорога по чистому полю, и думает: "Куда ж он девался? Не сквозь землю же провалился!" Глядь — стоит в сторонке такое же чудное дерево и лежит под ним ее милый друг.
Подбежала к нему и ну толкать-будить — нет, не просыпается; принялась щипать его, колоть под бока булавками, колола, колола — он и боли не чувствует, точно мертвый лежит, не ворохнется. Рассердилась королевна и с сердцов проклятье промолвила:
— Чтоб тебя, соню негодного, буйным ветром подхватило, в безвестные страны занесло!
Только успела вымолвить, как вдруг засвистали-зашумели ветры, и в один миг подхватило солдата буйным вихрем и унесло из глаз королевны.
Поздно одумалась королевна, что сказала слово нехорошее, заплакала горькими слезами, воротилась домой и стала жить одна-одинехонька.
А бедного солдата занесло вихрем далеко-далеко, за тридевять земель, в тридесятое государство, и бросило на косе промеж двух морей; упал он на самый узенький клинышек: направо ли сонный оборотится, налево ли повернется — тотчас в море свалится, и поминай как звали!
Полгода проспал добрый молодец, ни пальцем не шевельнул; а как проснулся, сразу вскочил прямо на ноги, смотрит — с обеих сторон волны подымаются, и конца не видать морю широкому; стоит да в раздумье сам себя спрашивает: "Каким чудом я сюда попал? Кто меня затащил?"
Пошел по косе и вышел на остров; на том острове — гора высокая да крутая, верхушкою до облаков хватает, а на горе лежит большой камень.
Подходит к этой горе и видит — три черта дерутся, клочья так и летят.
— Стойте, окаянные! За что вы деретесь?
— Да, вишь, третьего дня помер у нас отец, и остались после него три чудные вещи: ковер-самолет, сапоги-скороходы да шапка-невидимка, так мы поделить не можем.
— Эх, вы! Из таких пустяков бой затеяли. Хотите, я вас разделю? Все будете довольны, никого не обижу.
— А ну, земляк, раздели, пожалуйста!
— Ладно! Бегите скорей по сосновым лесам, наберите смолы по сто пудов и несите сюда.
Черти бросились по сосновым лесам, набрали смолы триста пудов и принесли к солдату.
— Теперь притащите из пекла самый большой котел.
Черти приволокли большущий котел — бочек сорок войдет! — и поклали в него всю смолу.
Солдат развел огонь и, как только смола растаяла, приказал чертям тащить котел на гору и поливать ее сверху донизу. Черти мигом и это исполнили.
— Ну-ка, — говорит солдат, — пихните теперь вон тот камень; пусть он с горы катится, а вы трое за ним вдогонку приударьте. Кто прежде всех догонит, тот выбирай себе любую из трех диковинок; кто второй догонит, тот из двух остальных бери, какая покажется; а затем последняя диковинка пусть достанется третьему.
Черти пихнули камень, и покатился он с горы шибко-шибко; бросились все трое вдогонку. Вот один черт нагнал, ухватился за камень — камень тотчас повернулся, подворотил его под себя и вогнал в смолу. Нагнал другой черт, а потом и третий, и с ними то же самое! Прилипли крепко-накрепко к смоле.
Солдат взял под мышку сапоги-скороходы да шапку-невидимку, сел на ковер-самолет и полетел искать свое царство.
Долго ли, коротко ли — прилетает к избушке; входит — в избушке сидит баба-яга — костяная нога, старая, беззубая.
— Здравствуй, бабушка! Скажи, как бы мне отыскать мою прекрасную королевну?
— Не знаю, голубчик! Видом ее не видала, слыхом про нее не слыхала. Ступай ты за столько-то морей, за столько-то земель — там живет моя средняя сестра, она знает больше моего; может, она тебе скажет.
Солдат сел на ковер-самолет и полетел; долго пришлось ему по белу свету странствовать. Захочется ли ему есть-пить, сейчас наденет на себя шапку-невидимку, пустится в какой-нибудь город, зайдет в лавки, наберет — чего только душа пожелает, на ковер — и летит дальше.
Прилетает к другой избушке, входит — там сидит баба-яга — костяная нога, старая, беззубая.
— Здравствуй, бабушка! Не знаешь ли, где найти мне прекрасную королевну?
— Нет, голубчик, не знаю. Поезжай-ка ты за столько-то морей, за столько-то.земель — там живет моя старшая сестра; может, она ведает.
— Эх ты, старая! Сколько лет на свете живешь, а доброго ничего не знаешь.
Сел на ковер-самолет и полетел к старшей сестре.
Долго-долго странствовал, много земель и много морей видел, наконец прилетел на край света; стоит избушка, а дальше никакого ходу нет — одна тьма кромешная, ничего не видать! "Ну, — думает, — коли здесь не добьюсь толку, больше летать некуда!"
Входит в избушку — там сидит баба-яга — костяная нога,седая, беззубая.
— Здравствуй, бабушка! Скажи, где мне искать мою королевну?
— Подожди немножко; вот я созову всех своих ветров и у них спрошу. Ведь они по всему свету дуют, так должны знать, где она теперь проживает.
Вышла старуха на крыльцо, крикнула громким голосом, свистнула молодецким посвистом; вдруг со всех сторон поднялись-повеяли ветры буйные, только изба трясется!
— Тише, тише! — кричит баба-яга.
И как только собрались ветры, начала их спрашивать:
— Ветры мои буйные, по всему свету вы дуете, не видали ль где прекрасную королевну?
— Нет, нигде не видали! — отвечают ветры в один голос.
— Да все ли вы налицо?
— Все, только южного ветра нет.
Немного погодя прилетает южный ветер. Спрашивает его старуха:
— Где пропадал до сих пор? Еле дождалась тебя!
— Виноват, бабушка! Я зашел в новое царство, где живет прекрасная королевна; муж у нее без вести пропал, так теперь сватают ее разные цари и царевичи, короли и королевичи.
— А сколь далеко до нового царства?
— Пешему тридцать лет идти, на крыльях десять лет нестись; а я повею — в три часа доставлю.
Солдат начал просить, чтобы южный ветер взял его донес в новое царство.
— Пожалуй, — говорит южный ветер, — я тебя донесу, коли дашь мне волю погулять в твоем царстве три дня и три ночи.
— Гуляй хоть три недели!
— Ну хорошо; вот я отдохну денька два-три, соберусь с силами, да тогда и в путь.
Отдохнул южный ветер, собрался с силами и говорит солдату:
— Ну, брат, собирайся, сейчас отправимся, да смотри не бойся, цел будешь!
Вдруг зашумел-засвистал сильный вяхорь, подхватило солдата на воздух и понесло через горы и моря под самыми облаками, и ровно через три часа был он в новом царстве, где жила его прекрасная королевна.
Говорит ему южный ветер:
— Прощай, добрый молодец! Жалеючи тебя, не хочу гулять в твоем царстве.
— Что так?
— Потому, если я загуляю, ни одного дома в городе, ни одного дерева в садах не останется: все вверх дном поставлю!
— Ну прощай. Спасибо тебе! — сказал солдат, надел шапку-невидимку и пошел в белокаменные палаты.
Вот пока его не было в царстве, в саду все деревья стояли с сухими верхушками, а как он явился, тотчас ожили и начали цвесть.
Входит он в большую комнату, а там сидят за столом разные цари и царевичи, короли и королевичи, что приехали за прекрасную королевну свататься, сидят да сладкими винами угощаются. Какой жених ни нальет стакан, только к губам поднесет — солдат тотчас хватит кулаком по стакану и сразу вышибет. Все гости тому удивляются, а прекрасная королевна в ту ж минуту догадалася. "Верно, — думает, — мои друг воротился!"
Посмотрела в окно — в саду на деревьях все верхушки ожили, и стала она своим гостям загадку загадывать:
— Была у меня золотая нитка с золотой иголкой; я ту иглу потеряла и найти не чаяла, а теперь та игла нашлась. Кто отгадает эту загадку, за того замуж пойду.
Цари и царевичи, короли и королевичи долго над тою загадкою ломали свои мудрые головы, а разгадать никак не могли. Говорит королевна:
— Покажись, мой милый друг!
Солдат снял с себя шапку-невидимку, взял королевну за белые руки и стал целовать в уста сахарные.
— Вот вам и разгадка! — сказала прекрасная королевна. — Золотая нитка — это я, а золотая иголка — это мой верный муж. Куда иголочка — туда и ниточка.
Пришлось женихам оглобли поворачивать, разъехались они по своим дворам, а королевна стала с своим мужем жить-поживать да добра наживать.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-16:50
удалить
Акико
За кладбищем при храме Сёцанийи, в пригороде столицы, когда-то стоял одинокий маленький домик, в котором жил старый человек по имени Такахама. По причине его спокойного дружелюбного характера все соседи любили старика, хотя и считали его слегка тронувшимся. Ибо от человека, который выполняет все буддийские церемониалы, ожидают, что он женится и даст продолжение своему роду. Но он жил здесь совершенно одиноко уже более двадцати лет. Ни одному человеку не удалось убедить Такахаму взять в свой дом жену. И никто ни разу не заметил, чтобы у него возникли любовные отношения с какой-либо особой.
Однажды летом Такахама почувствовал себя плохо и понял, что дорога его жизни подходит к концу. Он послал за своей единственной вдовой сестрой и за ее сыном - молодым человеком лет двадцати, к которому был очень привязан. Придя, они стали делать все возможное, чтобы хоть как-то облегчить последние дни жизни старика.
Был знойный полдень. Вдова и ее сын находились у ложа умирающего. Такахама заснул. В этот момент в комнату влетела очень большая бабочка и уселась на подушку больного. Племянник отогнал ее веером, но она опять вернулась на то же место. Бабочку снова отогнали - она вернулась еще раз. Племянник рассердился и выгнал ее в сад, но она не хотела улетать, и юноша, размахивая веером, погнал прелестное насекомое через сад. В открытые ворота на кладбище около храма. А бабочка все порхала перед ним, как если бы не могла сама лететь дальше, и вела себя так странно. Что молодой человек начал опасаться Ма, принявшего на время прекрасный воздушный образ. Он все гнал ее и гнал, и не заметил, как оказался в глубине кладбища. Здесь в густой тени зарослей бабочка подлетела к одному могильному камню и бесследно исчезла. Как он ни пытался ее найти - все было безрезультатно. Тогда юноша обратил свое внимание на надгробие. На нем было имя: "Акико", выбитое вместе с неизвестным ему родовым именем, а последующая надпись осведомляла, что Акико умерла в возрасте восемнадцати лет. Местами в углубления иероглифов забился пышный мох, и было похоже, что надгробие установили не менее двадцати лет назад. Но как ни странно, оно было хорошо ухожено: перед ним лежали свежие цветы, и сосуд для воды был наполнен совсем недавно.
По возвращении в дом молодого человека ждало известие: дядя скончался. Смерть подкралась к спящему незаметно, и мертвое лицо улыбалось. Племянник рассказал матери о том, где он был и что обнаружил на кладбище.
- Ах! - воскликнула она. - это та самая Акико!
- Но кто она, эта Акико, мама?! - спросил он.
Вдова ответила:
- Когда твой добрый дядя был молодым, он был обручен с очаровательной девушкой по имени Акико, соседской дочерью. Но она умерла от грудной болезни совсем незадолго до того дня, на который была назначена свадьба, и несостоявшийся муж тяжело горевал. После того как девушку похоронили, он дал зарок никогда больше не жениться и не смотреть на женщин. Затем дядя построил это маленький домик вплотную к кладбищу для того, чтобы всегда быть недалеко от ее могилы. Все это случилось более двадцати лет назад. И каждый день из всех этих долгих лет, все равно - зимой или летом, твой дядя приходил на кладбище и молился на ее могиле. Сам он очень не любил, когда упоминали обо всем этом, и никогда никому ничего не рассказывал...
Но Акико, наконец, пришла за ним: белая большая бабочка была ее душой.
Раз я увидел, как опавший цветок вернулся на ветку. Но, увы! То лишь вспорхнула бабочка...
За кладбищем при храме Сёцанийи, в пригороде столицы, когда-то стоял одинокий маленький домик, в котором жил старый человек по имени Такахама. По причине его спокойного дружелюбного характера все соседи любили старика, хотя и считали его слегка тронувшимся. Ибо от человека, который выполняет все буддийские церемониалы, ожидают, что он женится и даст продолжение своему роду. Но он жил здесь совершенно одиноко уже более двадцати лет. Ни одному человеку не удалось убедить Такахаму взять в свой дом жену. И никто ни разу не заметил, чтобы у него возникли любовные отношения с какой-либо особой.
Однажды летом Такахама почувствовал себя плохо и понял, что дорога его жизни подходит к концу. Он послал за своей единственной вдовой сестрой и за ее сыном - молодым человеком лет двадцати, к которому был очень привязан. Придя, они стали делать все возможное, чтобы хоть как-то облегчить последние дни жизни старика.
Был знойный полдень. Вдова и ее сын находились у ложа умирающего. Такахама заснул. В этот момент в комнату влетела очень большая бабочка и уселась на подушку больного. Племянник отогнал ее веером, но она опять вернулась на то же место. Бабочку снова отогнали - она вернулась еще раз. Племянник рассердился и выгнал ее в сад, но она не хотела улетать, и юноша, размахивая веером, погнал прелестное насекомое через сад. В открытые ворота на кладбище около храма. А бабочка все порхала перед ним, как если бы не могла сама лететь дальше, и вела себя так странно. Что молодой человек начал опасаться Ма, принявшего на время прекрасный воздушный образ. Он все гнал ее и гнал, и не заметил, как оказался в глубине кладбища. Здесь в густой тени зарослей бабочка подлетела к одному могильному камню и бесследно исчезла. Как он ни пытался ее найти - все было безрезультатно. Тогда юноша обратил свое внимание на надгробие. На нем было имя: "Акико", выбитое вместе с неизвестным ему родовым именем, а последующая надпись осведомляла, что Акико умерла в возрасте восемнадцати лет. Местами в углубления иероглифов забился пышный мох, и было похоже, что надгробие установили не менее двадцати лет назад. Но как ни странно, оно было хорошо ухожено: перед ним лежали свежие цветы, и сосуд для воды был наполнен совсем недавно.
По возвращении в дом молодого человека ждало известие: дядя скончался. Смерть подкралась к спящему незаметно, и мертвое лицо улыбалось. Племянник рассказал матери о том, где он был и что обнаружил на кладбище.
- Ах! - воскликнула она. - это та самая Акико!
- Но кто она, эта Акико, мама?! - спросил он.
Вдова ответила:
- Когда твой добрый дядя был молодым, он был обручен с очаровательной девушкой по имени Акико, соседской дочерью. Но она умерла от грудной болезни совсем незадолго до того дня, на который была назначена свадьба, и несостоявшийся муж тяжело горевал. После того как девушку похоронили, он дал зарок никогда больше не жениться и не смотреть на женщин. Затем дядя построил это маленький домик вплотную к кладбищу для того, чтобы всегда быть недалеко от ее могилы. Все это случилось более двадцати лет назад. И каждый день из всех этих долгих лет, все равно - зимой или летом, твой дядя приходил на кладбище и молился на ее могиле. Сам он очень не любил, когда упоминали обо всем этом, и никогда никому ничего не рассказывал...
Но Акико, наконец, пришла за ним: белая большая бабочка была ее душой.
Раз я увидел, как опавший цветок вернулся на ветку. Но, увы! То лишь вспорхнула бабочка...
Хлоя_Мураками
29-05-2010-17:17
удалить
Благодарность лягушки
Случилось это давным-давно. Жил в одной деревне старик, и было у него три дочери.
Шел как-то раз старик мимо заброшенного колодца. Вдруг видит — поймала змея лягушку, того гляди проглотит. Жалко стало старику лягушку, поднял он с земли камень, на змею замахнулся и крикнул:
— Эй, змея, отпусти-ка ты лягушку, я тебе за это дочку в жены отдам.
Повернула змея к старику голову, языком прищелкнула, а потом быстро-быстро в траву уползла.
— Ну, лягушка, скачи домой скорее! — засмеялся старик и дальше пошел, а про обещание свое и думать забыл.
Только, вот, вечером постучался в дом старика незнакомый юноша и говорит:
— Пришел я, старик, за твоей дочкой. Обещал ты мне ее, помнится, в жены отдать.
Обомлел старик, стоит — слова от страха вымолвить не может. «Что же я за дурак такой,—думает.— Как же я не понял, что не простая это змея была, а змей коварный!» Собрался старик с духом и отвечает юноше:
— Помню я, добрый человек, о своем обещании. Только вот незадача—дочек-то у меня три. Не решил я пока, какую из них тебе в жены отдать. Приходи-ка ты лучше в ночь полнолуния, тогда и поговорим.
— Ладно,— согласился юноша,—договорились. Как большая луна над горой взойдет, так я и приду.
Сказал и исчез, будто и не приходил вовсе. Опечалился старик не на шутку, день-деньской думы тяжкие думает: как дочерей своих от змея уберечь. А луна все ярче по ночам светит — назначенный срок приближается.
Позвал тогда старик дочерей своих и говорит:
— Простите меня, неразумного. Пообещал я по недомыслию одну из вас змею в жены отдать. Придет он завтра. Что нам теперь делать?
Услыхали дочери отцовы речи, побледнели от страха.
— Не пойду я за змея замуж! — сказала старшая дочь.
— И я не пойду,— сказала средняя.
А младшая промолчала, что делать, не знает: и отца жалко, и к змею идти боязно. Подумала она, подумала и говорит:
— Не печалься, отец, пойду я за змея замуж, раз уж ты обещание дал.
Заплакал старик слезами горючими.
— Прости меня, дочка, за мою глупость,—говорит. Покорилась бедная девушка судьбе, села у окна, ждать стала, когда змей за ней явится. Вдруг слышит—скребется кто-то за дверью. Вышла она, видит—сидит у дома лягушка.
— Здравствуй, красавица,— говорит лягушка.— Слышала я, что выходишь ты замуж за змея коварного. Не по любви, видать, выходишь. Да ты не бойся, я тебе помогу, как твой батюшка мне у заброшенного колодца помог. Только, когда к жениху своему пойдешь, захвати с собой тыкву-горлянку да тысячу иголок.
Наступила, наконец, ночь полнолуния. Взошла над горой большая луна, и в тот же миг появился на стариковом дворе юноша-змей.
— Ну что, старик, решил, какую дочь мне в жены отдашь?— спрашивает.
— Младшую отдам,— отвечает старик.
Попрощалась девушка с отцом и сестрами и вместе с женихом своим в путь отправилась. Долго шли они лесом, в горы поднимались, пока не пришли, наконец, к большому пруду.
— Вот здесь я и живу,— сказал юноша.— Прыгай в воду! Посмотрела девушка в пруд, испугалась: тиной зеленой пруд затянут, отовсюду змеиные головки торчат—девушку рассматривают.
Вспомнила она лягушкины наставления и говорит:
— Прежде чем войду я в дом твой, утопи-ка ты в своем пруду мою тыкву-горлянку, да иголки мои на дно опусти.
— Ладно, давай сюда свое приданое,— согласился юноша. Бросил он тыкву в воду, топит ее, топит, а потопить не может, все она на поверхности плавает. Рассердился тогда юноша-змей и высыпал иголки на дно. А дно-то илистое. Воткнулись иголки в ил острием вверх. Юноша-змей на них и наступил!
Взвыл он злобно от боли и вмиг свой истинный облик принял— превратился в огромного страшного змея. Зашипел змей:
— Ах ты, негодная! Обмануть меня вздумала! Не жди теперь пощады!
Закричала девушка и прочь по тропинке подальше от пруда побежала. Видит — стоит средь деревьев маленькая кумирня. Спряталась там девушка — еле дышит от страха.
Подполз змей к кумирне, да как захохочет:
— Нашла, где от меня спрятаться! Раздавлю тебя, как яичную скорлупку!
Обвил он кумирню плотным кольцом, все крепче и крепче сжимает. Захрустела кумирня, вот уж и крыша рухнула, и стены качаются.
«Нет мне теперь спасения,—думает девушка.— Задушит меня змей!» Собрала она последние силы и еле слышно прошептала:
— Помоги мне, лягушечка, спаси меня!
И в тот же миг все вокруг стихло. Перестали стены качаться, не слышно змеиного хохота. Открыла девушка глаза, видит — появилось невесть откуда целое море лягушек, видимо-невидимо. Уселись они на спину змею коварному и давай его топтать и покусывать. Топтали, топтали, пока дух из него вовсе не вышибли.
Вышла девушка из своего укрытия, лягушкам поклонилась.
— Спасибо вам,— говорит,—если б не вы, не видать мне больше неба синего и луны ясной.
Вернулась девушка домой жива-невредима на радость отцу и сестрам. А потом за хорошего парня замуж вышла и жила долго и счастливо.
Случилось это давным-давно. Жил в одной деревне старик, и было у него три дочери.
Шел как-то раз старик мимо заброшенного колодца. Вдруг видит — поймала змея лягушку, того гляди проглотит. Жалко стало старику лягушку, поднял он с земли камень, на змею замахнулся и крикнул:
— Эй, змея, отпусти-ка ты лягушку, я тебе за это дочку в жены отдам.
Повернула змея к старику голову, языком прищелкнула, а потом быстро-быстро в траву уползла.
— Ну, лягушка, скачи домой скорее! — засмеялся старик и дальше пошел, а про обещание свое и думать забыл.
Только, вот, вечером постучался в дом старика незнакомый юноша и говорит:
— Пришел я, старик, за твоей дочкой. Обещал ты мне ее, помнится, в жены отдать.
Обомлел старик, стоит — слова от страха вымолвить не может. «Что же я за дурак такой,—думает.— Как же я не понял, что не простая это змея была, а змей коварный!» Собрался старик с духом и отвечает юноше:
— Помню я, добрый человек, о своем обещании. Только вот незадача—дочек-то у меня три. Не решил я пока, какую из них тебе в жены отдать. Приходи-ка ты лучше в ночь полнолуния, тогда и поговорим.
— Ладно,— согласился юноша,—договорились. Как большая луна над горой взойдет, так я и приду.
Сказал и исчез, будто и не приходил вовсе. Опечалился старик не на шутку, день-деньской думы тяжкие думает: как дочерей своих от змея уберечь. А луна все ярче по ночам светит — назначенный срок приближается.
Позвал тогда старик дочерей своих и говорит:
— Простите меня, неразумного. Пообещал я по недомыслию одну из вас змею в жены отдать. Придет он завтра. Что нам теперь делать?
Услыхали дочери отцовы речи, побледнели от страха.
— Не пойду я за змея замуж! — сказала старшая дочь.
— И я не пойду,— сказала средняя.
А младшая промолчала, что делать, не знает: и отца жалко, и к змею идти боязно. Подумала она, подумала и говорит:
— Не печалься, отец, пойду я за змея замуж, раз уж ты обещание дал.
Заплакал старик слезами горючими.
— Прости меня, дочка, за мою глупость,—говорит. Покорилась бедная девушка судьбе, села у окна, ждать стала, когда змей за ней явится. Вдруг слышит—скребется кто-то за дверью. Вышла она, видит—сидит у дома лягушка.
— Здравствуй, красавица,— говорит лягушка.— Слышала я, что выходишь ты замуж за змея коварного. Не по любви, видать, выходишь. Да ты не бойся, я тебе помогу, как твой батюшка мне у заброшенного колодца помог. Только, когда к жениху своему пойдешь, захвати с собой тыкву-горлянку да тысячу иголок.
Наступила, наконец, ночь полнолуния. Взошла над горой большая луна, и в тот же миг появился на стариковом дворе юноша-змей.
— Ну что, старик, решил, какую дочь мне в жены отдашь?— спрашивает.
— Младшую отдам,— отвечает старик.
Попрощалась девушка с отцом и сестрами и вместе с женихом своим в путь отправилась. Долго шли они лесом, в горы поднимались, пока не пришли, наконец, к большому пруду.
— Вот здесь я и живу,— сказал юноша.— Прыгай в воду! Посмотрела девушка в пруд, испугалась: тиной зеленой пруд затянут, отовсюду змеиные головки торчат—девушку рассматривают.
Вспомнила она лягушкины наставления и говорит:
— Прежде чем войду я в дом твой, утопи-ка ты в своем пруду мою тыкву-горлянку, да иголки мои на дно опусти.
— Ладно, давай сюда свое приданое,— согласился юноша. Бросил он тыкву в воду, топит ее, топит, а потопить не может, все она на поверхности плавает. Рассердился тогда юноша-змей и высыпал иголки на дно. А дно-то илистое. Воткнулись иголки в ил острием вверх. Юноша-змей на них и наступил!
Взвыл он злобно от боли и вмиг свой истинный облик принял— превратился в огромного страшного змея. Зашипел змей:
— Ах ты, негодная! Обмануть меня вздумала! Не жди теперь пощады!
Закричала девушка и прочь по тропинке подальше от пруда побежала. Видит — стоит средь деревьев маленькая кумирня. Спряталась там девушка — еле дышит от страха.
Подполз змей к кумирне, да как захохочет:
— Нашла, где от меня спрятаться! Раздавлю тебя, как яичную скорлупку!
Обвил он кумирню плотным кольцом, все крепче и крепче сжимает. Захрустела кумирня, вот уж и крыша рухнула, и стены качаются.
«Нет мне теперь спасения,—думает девушка.— Задушит меня змей!» Собрала она последние силы и еле слышно прошептала:
— Помоги мне, лягушечка, спаси меня!
И в тот же миг все вокруг стихло. Перестали стены качаться, не слышно змеиного хохота. Открыла девушка глаза, видит — появилось невесть откуда целое море лягушек, видимо-невидимо. Уселись они на спину змею коварному и давай его топтать и покусывать. Топтали, топтали, пока дух из него вовсе не вышибли.
Вышла девушка из своего укрытия, лягушкам поклонилась.
— Спасибо вам,— говорит,—если б не вы, не видать мне больше неба синего и луны ясной.
Вернулась девушка домой жива-невредима на радость отцу и сестрам. А потом за хорошего парня замуж вышла и жила долго и счастливо.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-20:26
удалить
Ведьма с горы Тёфукуяма
Во времена давние-стародавние стояла у подножия горы Тёфукуяма небольшая деревенька. Сказывали жители тех мест, что живет на вершине горы ведьма-ямамба, страшная-престрашная, злющая-презлющая. Очень боялись крестьяне на гору подниматься. Вот как-то раз взошла над горой Тёфукуяма большая луна. Собрались жители деревни вместе и луной любоваться отправились. Только к горе подошли, поднялся в лесу сильный ветер, сорвал листья с деревьев, а потом раздался с вершины страшный голос:
— Слушайте меня, люди! — загрохотал он.— Это я, хозяйка горы Тёфукуяма! Беда у меня стряслась: родила я вчера ребенка, а кормить его нечем. Вот и хочу я, чтоб принесли вы мне на гору рисовых лепешек-моти, да побольше, а не то умрет мой сыночек. Не послушаетесь — спущусь с горы и всех вас съем!
Испугались крестьяне, домой поспешили, совет держать стали. «Нельзя ведьму-ямамбу ослушаться,— думают.— Да и ребенка ее жалко, хоть и ведьмин младенец, а все равно — дитя».
Собрали они по домам рис, приготовили лепешки — целую гору. Стали решать, кому к ямамбе идти.
— Пусть Камаясу и Гонроку отправляются! — сказал старейшина.— Они в нашей деревне самые смелые.
Заупрямились смельчаки: неохота им к ведьме идти — а вдруг съест?
— Как же мы к ямамбе пойдем,— спрашивают,— если мы дороги не знаем?
Выступила тогда вперед одна древняя старушка и говорит:
— Я знаю, как ведьму-ямамбу в лесу найти. Но стара я, нет у меня сил лепешки нести. Пусть со мной смельчаки пойдут, а я уж дорогу им укажу.
Так и сделали. Пошли Камаясу и Гонроку вместе со старушкой в лес. Шли-шли, пока на самую вершину не поднялись. Только передохнуть присели, раздался у них над головой ведьмин голос:
— Вижу, не торопитесь вы ко мне в гости! Моти принесли? Задрожали смельчаки, словно листья на ветру.
— Ой, боюсь! — кричит один.
— Спасите, страшно! — кричит другой. Бросились они прочь, кубарем с горы и слетели. Всплеснула старушка руками:
— Куда вы?! Как же я одна лепешки донесу?
Кричала, кричала, да все без толку: смельчаков уж и след простыл. Вздохнула старушка, да к ведьме в пещеру вошла.
— Здравствуй, ямамба,— говорит.— Вот принесла я тебе рисовых лепешек. Не хотим мы, чтоб сыночек твой голодной смертью умер.
— Спасибо,— улыбнулась ямамба.— Трудно мне одной на горе жить — некому помочь. А где моти-то?
— Очень они тяжелые оказались,— ответила старушка.— Сделай милость, пособи — внеси их в дом, а то они так на тропинке и лежат.
— Это мы мигом! — обрадовалась ямамба.— Ну-ка, сынок, сбегай да принеси нам лепешки!
Удивилась старушка: как же младенец, что вчера народился, эдакую тяжесть понесет? Глядь — встал из угла детина ростом с большой камень-валун, выбежал из пещеры и в ту же минуту назад вернулся — моти принес.
Стали ямамба с сыном лепешками лакомиться да нахваливать:
— Вот вкуснотища! Считай, это получше будет, чем людишками и лошаденками питаться!
Посидела старушка в ведьминой пещере еще чуток и говорит:
— Пора мне, ямамба, домой возвращаться, загостилась я у тебя.
Опечалилась ведьма.
— Побудь еще,— просит.— Очень уж мне тут скучно. Ты не бойся, я тебя не трону. Поживи у меня еще немного.
Ну, делать нечего. Осталась старушка у ведьмы-ямамбы жить, стала по хозяйству помогать да за ребенком присматривать.
Миновала осень, зима уж на исходе. Наконец позвала ведьма старушку и говорит:
— Пришла пора тебя домой отпустить. Хорошо мне с тобой жилось, да ты ведь человек, а человек с людьми жить должен. В благодарность за помощь твою хочу я сделать тебе подарок.
Сказала так и сверток протянула. Посмотрела старушка — а это кусок чудной парчи.
Взмахнула ямамба рукой, и в тот же миг поднялся на горе ветерок. Подхватил он старушку, закружил и в деревне у самого ее дома опустил.
А там старушку давно уж и ждать перестали: решили, что съела ее злая ямамба. Вдруг видят — стоит старушка посреди деревни, сверток в руках держит. Обрадовались все, ее увидев, расспрашивать стали:
— Как тебе от ведьмы убежать удалось? Засмеялась старушка и говорит:
— И совсем она не злая, ведьма с горы Тёфукуяма, и совсем не страшная!
Развернула старушка сверток и подарок, что от ямамбы получила, всем показала. А потом сшила из той парчи красивые платья своим внучкам. Но вот чудо: сколько от того куска ни отрезали, он все меньше не делался! Так всей деревне из ведьминой ткани нарядов и нашили!
Стали люди с тех пор хорошо жить — богато, в достатке. Подружились они с ведьмой-ямамбой и не боялись больше на гору Тёфукуяма подниматься. А ямамба в благодарность стала людей от бед и напастей всяких защищать. Перестали люди в той деревне болеть. Сказывают даже, что дети там никогда не кашляли.
Во времена давние-стародавние стояла у подножия горы Тёфукуяма небольшая деревенька. Сказывали жители тех мест, что живет на вершине горы ведьма-ямамба, страшная-престрашная, злющая-презлющая. Очень боялись крестьяне на гору подниматься. Вот как-то раз взошла над горой Тёфукуяма большая луна. Собрались жители деревни вместе и луной любоваться отправились. Только к горе подошли, поднялся в лесу сильный ветер, сорвал листья с деревьев, а потом раздался с вершины страшный голос:
— Слушайте меня, люди! — загрохотал он.— Это я, хозяйка горы Тёфукуяма! Беда у меня стряслась: родила я вчера ребенка, а кормить его нечем. Вот и хочу я, чтоб принесли вы мне на гору рисовых лепешек-моти, да побольше, а не то умрет мой сыночек. Не послушаетесь — спущусь с горы и всех вас съем!
Испугались крестьяне, домой поспешили, совет держать стали. «Нельзя ведьму-ямамбу ослушаться,— думают.— Да и ребенка ее жалко, хоть и ведьмин младенец, а все равно — дитя».
Собрали они по домам рис, приготовили лепешки — целую гору. Стали решать, кому к ямамбе идти.
— Пусть Камаясу и Гонроку отправляются! — сказал старейшина.— Они в нашей деревне самые смелые.
Заупрямились смельчаки: неохота им к ведьме идти — а вдруг съест?
— Как же мы к ямамбе пойдем,— спрашивают,— если мы дороги не знаем?
Выступила тогда вперед одна древняя старушка и говорит:
— Я знаю, как ведьму-ямамбу в лесу найти. Но стара я, нет у меня сил лепешки нести. Пусть со мной смельчаки пойдут, а я уж дорогу им укажу.
Так и сделали. Пошли Камаясу и Гонроку вместе со старушкой в лес. Шли-шли, пока на самую вершину не поднялись. Только передохнуть присели, раздался у них над головой ведьмин голос:
— Вижу, не торопитесь вы ко мне в гости! Моти принесли? Задрожали смельчаки, словно листья на ветру.
— Ой, боюсь! — кричит один.
— Спасите, страшно! — кричит другой. Бросились они прочь, кубарем с горы и слетели. Всплеснула старушка руками:
— Куда вы?! Как же я одна лепешки донесу?
Кричала, кричала, да все без толку: смельчаков уж и след простыл. Вздохнула старушка, да к ведьме в пещеру вошла.
— Здравствуй, ямамба,— говорит.— Вот принесла я тебе рисовых лепешек. Не хотим мы, чтоб сыночек твой голодной смертью умер.
— Спасибо,— улыбнулась ямамба.— Трудно мне одной на горе жить — некому помочь. А где моти-то?
— Очень они тяжелые оказались,— ответила старушка.— Сделай милость, пособи — внеси их в дом, а то они так на тропинке и лежат.
— Это мы мигом! — обрадовалась ямамба.— Ну-ка, сынок, сбегай да принеси нам лепешки!
Удивилась старушка: как же младенец, что вчера народился, эдакую тяжесть понесет? Глядь — встал из угла детина ростом с большой камень-валун, выбежал из пещеры и в ту же минуту назад вернулся — моти принес.
Стали ямамба с сыном лепешками лакомиться да нахваливать:
— Вот вкуснотища! Считай, это получше будет, чем людишками и лошаденками питаться!
Посидела старушка в ведьминой пещере еще чуток и говорит:
— Пора мне, ямамба, домой возвращаться, загостилась я у тебя.
Опечалилась ведьма.
— Побудь еще,— просит.— Очень уж мне тут скучно. Ты не бойся, я тебя не трону. Поживи у меня еще немного.
Ну, делать нечего. Осталась старушка у ведьмы-ямамбы жить, стала по хозяйству помогать да за ребенком присматривать.
Миновала осень, зима уж на исходе. Наконец позвала ведьма старушку и говорит:
— Пришла пора тебя домой отпустить. Хорошо мне с тобой жилось, да ты ведь человек, а человек с людьми жить должен. В благодарность за помощь твою хочу я сделать тебе подарок.
Сказала так и сверток протянула. Посмотрела старушка — а это кусок чудной парчи.
Взмахнула ямамба рукой, и в тот же миг поднялся на горе ветерок. Подхватил он старушку, закружил и в деревне у самого ее дома опустил.
А там старушку давно уж и ждать перестали: решили, что съела ее злая ямамба. Вдруг видят — стоит старушка посреди деревни, сверток в руках держит. Обрадовались все, ее увидев, расспрашивать стали:
— Как тебе от ведьмы убежать удалось? Засмеялась старушка и говорит:
— И совсем она не злая, ведьма с горы Тёфукуяма, и совсем не страшная!
Развернула старушка сверток и подарок, что от ямамбы получила, всем показала. А потом сшила из той парчи красивые платья своим внучкам. Но вот чудо: сколько от того куска ни отрезали, он все меньше не делался! Так всей деревне из ведьминой ткани нарядов и нашили!
Стали люди с тех пор хорошо жить — богато, в достатке. Подружились они с ведьмой-ямамбой и не боялись больше на гору Тёфукуяма подниматься. А ямамба в благодарность стала людей от бед и напастей всяких защищать. Перестали люди в той деревне болеть. Сказывают даже, что дети там никогда не кашляли.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-20:31
удалить
Веер молодости
Во времена давние один молодой крестьянин, звали его Масао, полюбил дочь рыбака — красавицу о-Такэ. О-Такэ тоже полюбила Масао. День и ночь думали они друг о друге.
Встретив раз девушку, Масао сказал:
— Завтра я пошлю к твоему отцу сватов с подарками... Довольная о-Такэ побежала домой. Но дома ее ожидало горе. В гостях у отца сидел старый богатый лавочник и говорил:
— Ты, конечно, помнишь, что должен мне сто рё? Рыбак поклонился лавочнику и сказал:
[Рё — старинная денежная единица]
— Кто забывает о своих долгах, тот годен только на корм рыбам.
— В таком случае возврати мне через день весь свой долг. Если не вернешь, я посажу тебя в тюрьму.
Взмолился бедный рыбак:
— Не губи меня, пожалей хотя бы дочь мою!.. Тогда лавочник сказал:
— Хорошо. Я пощажу тебя, но только при одном условии: через день о-Такэ должна стать моей женой.
Так сказав, старик поднялся и ушел.
Утром, когда сваты Масао пришли с подарками к отцу о-Такэ, они узнали, что завтра девушка станет женою старика-лавочника. Сваты поспешили к Масао и поведали ему печальную весть.
Узнал об этом Масао и побежал к рыбаку. Он увидел отца славной о-Такэ, распластался перед ним на земле и стал умолять:
— Я люблю твою дочь больше жизни. Отдай мне ее в жены, и клянусь тебе, что за всю свою жизнь она не прольет ни одной слезы.
Вздохнул рыбак и сказал:
— Разве у тебя есть сто рё? Разве ты можешь отдать мой долг лавочнику? Разве ты можешь спасти меня от тюрьмы? Ничего не поделаешь, придется моей дочери покинуть послезавтра мой бедный дом.
Воскликнул в горести Масао:
— Легче мне ослепнуть, чем видеть о-Такэ женою уродливого и жадного старика!
И в тот же день он покинул родную деревню, чтобы поселиться в соседней провинции.
Много часов прошел Масао без отдыха, и ночь застала его в лесу. Молодой крестьянин выбрал большое дупло, залег в него и задремал. В полночь Масао проснулся от сильного шума. Он выглянул из дупла и увидел летящего демона-людоеда с ящиком на спине. Демон опустился у соседнего дуба, сорвал с ящика крышку и вытащил оттуда почтенного старца. Злобно воя, демон схватил старика, привязал его накрепко к дубу, зевнул и сказал:
— Хочу спать. На заре проснусь и съем тебя!..
Демон зевнул еще раз, потом положил рядом с собой меч и сразу же захрапел.
Масао видел из своего дупла, как привязанный к дереву старец пытался разорвать веревки. Но демон привязал его так крепко, что все старания человека оказались напрасными.
Тогда Масао вылез из дупла, подполз бесшумно к старцу и перерезал веревки, которыми тот был связан. Не теряя секунды, освобожденный человек подбежал к демону, схватил меч и пронзил им спящее чудище. После этого он поклонился Масао в пояс и промолвил:
— Благородный человек, ты спас мне жизнь, и я хочу наградить тебя.
С этими словами старик вытащил из-за пояса мертвого демона веер и начал обмахиваться им. И о чудо! Старец начал молодеть. Не прошло и минуты, как перед Масао стоял сильный мужчина.
— О, Масао! — сказал человек.— Демон украл у меня этот веер молодости. Теперь я дарю его тебе. Знай, что старому человеку стоит обмахнуться этим веером пять раз — и он станет вдвое моложе.
И человек исчез на глазах изумленного Масао.
Молодой крестьянин посмотрел на волшебный веер и подумал: «В нашей деревне почти в каждом доме живут немощные старики. Пусть же этот веер принесет им счастье».
В полдень он подошел к своей деревне и сразу же заметил у дома лавочника много нарядных людей.
— Что здесь происходит? — спросил Масао. Кто-то ответил ему:
— Сегодня старый лавочник женится на красавице о-Такэ. Он простил ее отцу долг и подарил ему пять жемчужин. Пойдем с нами на свадьбу.
Когда Масао переступил порог дома лавочника, все гости были уже в сборе и ждали невесту.
Масао сел невдалеке от лавочника и тоже стал ждать о-Такэ.
Вскоре раздались радостные возгласы: это несли в паланкине невесту.
Печальная о-Такэ села, как полагается, напротив жениха и сразу же увидела Масао. Лавочник заметил, что невеста смотрит на Масао, рассердился и сказал молодому крестьянину:
— Сейчас же уходи отсюда! Я тебя не звал на свою свадьбу! Масао поднялся и сказал:
— Для счастья о-Такэ мне не жаль ничего. Вот тебе веер молодости, обмахнись им пять раз, и ты станешь вдвое моложе.
Лавочник вырвал из рук Масао веер и начал обмахиваться. Сразу же с лица его исчезли глубокие морщины, седые волосы вновь стали черными, спина распрямилась, в глазах появился блеск. Когда он взмахнул веером в пятый раз, то превратился из дряхлого старика в крепкого сорокалетнего мужчину.
— А теперь верни мне веер, и я пойду,— сказал Масао.— Ведь в нашей деревне так много старцев. Сегодня же все они будут снова молодыми.
Но лавочник оттолкнул Масао и закричал:
— Я не хочу оставаться сорокалетним! Я хочу быть таким же молодым, как и ты!
С этими словами он взмахнул веером в шестой раз.
И тут все гости увидели, что жених мгновенно превратился в младенца. Младенец барахтался в праздничных одеждах лавочника и вопил на весь дом.
Гости не могли удержаться от смеха.
— Ну и жених! Все хорошо, только ему нужна не жена, а нянька!
Масао же не стал смеяться над лавочником. Он подошел к отцу о-Такэ, протянул ему веер и сказал:
— Вот мой свадебный подарок. Разве молодость стоит меньше, чем пять жемчужин?
И тут все старики, которые были на свадьбе, закричали:
— Нет ничего на свете дороже молодости!
Отец о-Такэ принял от Масао свадебный подарок, и на другой же день была отпразднована свадьба Масао и о-Такэ. На свадьбу была приглашена вся деревня. Не пришел только лавочник. Да и как он мог явиться на праздник, если еще не умел ходить и лежал, запеленутый, у себя дома?
О-Такэ и Масао прожили долгую молодую жизнь. Со дня свадьбы о-Такэ никто в их деревне не знал старости, все были молоды и здоровы.
Во времена давние один молодой крестьянин, звали его Масао, полюбил дочь рыбака — красавицу о-Такэ. О-Такэ тоже полюбила Масао. День и ночь думали они друг о друге.
Встретив раз девушку, Масао сказал:
— Завтра я пошлю к твоему отцу сватов с подарками... Довольная о-Такэ побежала домой. Но дома ее ожидало горе. В гостях у отца сидел старый богатый лавочник и говорил:
— Ты, конечно, помнишь, что должен мне сто рё? Рыбак поклонился лавочнику и сказал:
[Рё — старинная денежная единица]
— Кто забывает о своих долгах, тот годен только на корм рыбам.
— В таком случае возврати мне через день весь свой долг. Если не вернешь, я посажу тебя в тюрьму.
Взмолился бедный рыбак:
— Не губи меня, пожалей хотя бы дочь мою!.. Тогда лавочник сказал:
— Хорошо. Я пощажу тебя, но только при одном условии: через день о-Такэ должна стать моей женой.
Так сказав, старик поднялся и ушел.
Утром, когда сваты Масао пришли с подарками к отцу о-Такэ, они узнали, что завтра девушка станет женою старика-лавочника. Сваты поспешили к Масао и поведали ему печальную весть.
Узнал об этом Масао и побежал к рыбаку. Он увидел отца славной о-Такэ, распластался перед ним на земле и стал умолять:
— Я люблю твою дочь больше жизни. Отдай мне ее в жены, и клянусь тебе, что за всю свою жизнь она не прольет ни одной слезы.
Вздохнул рыбак и сказал:
— Разве у тебя есть сто рё? Разве ты можешь отдать мой долг лавочнику? Разве ты можешь спасти меня от тюрьмы? Ничего не поделаешь, придется моей дочери покинуть послезавтра мой бедный дом.
Воскликнул в горести Масао:
— Легче мне ослепнуть, чем видеть о-Такэ женою уродливого и жадного старика!
И в тот же день он покинул родную деревню, чтобы поселиться в соседней провинции.
Много часов прошел Масао без отдыха, и ночь застала его в лесу. Молодой крестьянин выбрал большое дупло, залег в него и задремал. В полночь Масао проснулся от сильного шума. Он выглянул из дупла и увидел летящего демона-людоеда с ящиком на спине. Демон опустился у соседнего дуба, сорвал с ящика крышку и вытащил оттуда почтенного старца. Злобно воя, демон схватил старика, привязал его накрепко к дубу, зевнул и сказал:
— Хочу спать. На заре проснусь и съем тебя!..
Демон зевнул еще раз, потом положил рядом с собой меч и сразу же захрапел.
Масао видел из своего дупла, как привязанный к дереву старец пытался разорвать веревки. Но демон привязал его так крепко, что все старания человека оказались напрасными.
Тогда Масао вылез из дупла, подполз бесшумно к старцу и перерезал веревки, которыми тот был связан. Не теряя секунды, освобожденный человек подбежал к демону, схватил меч и пронзил им спящее чудище. После этого он поклонился Масао в пояс и промолвил:
— Благородный человек, ты спас мне жизнь, и я хочу наградить тебя.
С этими словами старик вытащил из-за пояса мертвого демона веер и начал обмахиваться им. И о чудо! Старец начал молодеть. Не прошло и минуты, как перед Масао стоял сильный мужчина.
— О, Масао! — сказал человек.— Демон украл у меня этот веер молодости. Теперь я дарю его тебе. Знай, что старому человеку стоит обмахнуться этим веером пять раз — и он станет вдвое моложе.
И человек исчез на глазах изумленного Масао.
Молодой крестьянин посмотрел на волшебный веер и подумал: «В нашей деревне почти в каждом доме живут немощные старики. Пусть же этот веер принесет им счастье».
В полдень он подошел к своей деревне и сразу же заметил у дома лавочника много нарядных людей.
— Что здесь происходит? — спросил Масао. Кто-то ответил ему:
— Сегодня старый лавочник женится на красавице о-Такэ. Он простил ее отцу долг и подарил ему пять жемчужин. Пойдем с нами на свадьбу.
Когда Масао переступил порог дома лавочника, все гости были уже в сборе и ждали невесту.
Масао сел невдалеке от лавочника и тоже стал ждать о-Такэ.
Вскоре раздались радостные возгласы: это несли в паланкине невесту.
Печальная о-Такэ села, как полагается, напротив жениха и сразу же увидела Масао. Лавочник заметил, что невеста смотрит на Масао, рассердился и сказал молодому крестьянину:
— Сейчас же уходи отсюда! Я тебя не звал на свою свадьбу! Масао поднялся и сказал:
— Для счастья о-Такэ мне не жаль ничего. Вот тебе веер молодости, обмахнись им пять раз, и ты станешь вдвое моложе.
Лавочник вырвал из рук Масао веер и начал обмахиваться. Сразу же с лица его исчезли глубокие морщины, седые волосы вновь стали черными, спина распрямилась, в глазах появился блеск. Когда он взмахнул веером в пятый раз, то превратился из дряхлого старика в крепкого сорокалетнего мужчину.
— А теперь верни мне веер, и я пойду,— сказал Масао.— Ведь в нашей деревне так много старцев. Сегодня же все они будут снова молодыми.
Но лавочник оттолкнул Масао и закричал:
— Я не хочу оставаться сорокалетним! Я хочу быть таким же молодым, как и ты!
С этими словами он взмахнул веером в шестой раз.
И тут все гости увидели, что жених мгновенно превратился в младенца. Младенец барахтался в праздничных одеждах лавочника и вопил на весь дом.
Гости не могли удержаться от смеха.
— Ну и жених! Все хорошо, только ему нужна не жена, а нянька!
Масао же не стал смеяться над лавочником. Он подошел к отцу о-Такэ, протянул ему веер и сказал:
— Вот мой свадебный подарок. Разве молодость стоит меньше, чем пять жемчужин?
И тут все старики, которые были на свадьбе, закричали:
— Нет ничего на свете дороже молодости!
Отец о-Такэ принял от Масао свадебный подарок, и на другой же день была отпразднована свадьба Масао и о-Такэ. На свадьбу была приглашена вся деревня. Не пришел только лавочник. Да и как он мог явиться на праздник, если еще не умел ходить и лежал, запеленутый, у себя дома?
О-Такэ и Масао прожили долгую молодую жизнь. Со дня свадьбы о-Такэ никто в их деревне не знал старости, все были молоды и здоровы.
Хлоя_Мураками
29-05-2010-20:53
удалить
Влюблённые сосны
Случилось это в давние времена, когда столицей Японии был еще город Нара.
Жили в одной деревне у самого моря юноша по имени Ирацуко и девушка по имени Ирацумэ. Были они оба лицом пригожи. Сватала их людская молва.
— Вот было бы хорошо, если б полюбили друг друга Ирацуко и Ирацумэ! — говорили вокруг.
Но только юноша и девушка будто и не замечали друг друга вовсе. Услышит Ирацуко, что люди говорят, да только рукой махнет: отстаньте, мол. А как начнут соседки перед Ирацумэ жениха нахваливать, улыбнется девушка и прочь пойдет.
Вот как-то раз устроили крестьяне большой праздник. Собрались они под вечер на лесной поляне, стали петь, плясать да стихи слагать. Тут-то и подошел юноша к красавице Ирацумэ.
— Повернись ко мне, погляди на меня,— говорит.— Красива ты, будто молодая сосенка. Махни мне своей веточкой, дай знак, что любишь меня.
Зарделась девушка.
— Не подобало мне такие речи слушать,— отвечает.— Да уже не скрою, признаюсь, что давно люблю тебя.
Заприметили люди, что Ирацуко и Ирацумэ беседы ведут, любопытно им стало. Уж и так они и эдак подслушать хотели, то подойдут— усмехнутся, то в сторонке встанут — улыбнутся. А потом и вовсе надоедать стали:
— Когда на свадьбу позовете?
— Скоро ль свадьбу играть будем? Рассердился Ирацуко:
— Нет от вас покоя,— говорит.— Не смотрите на нас, не трогайте нас!
Схватил он девушку за руку и в глубь леса побежал. Покачали люди головами.
— Не хотели мы их обидеть,— говорят.— Просто радуемся, что счастье они свое нашли.
А влюбленные в лес прибежали да под старой сосной присели.
— Вот ведь какие люди! — никак не успокоится Ирацуко.— Нет от них спасения!
— И то правда! — согласилась Ирацумэ.— Вечно свои носы в чужие дела суют!
Стало смеркаться. Тихо кругом, только луна на небе сияет, да листья с деревьев падают. Просидели влюбленные всю ночь под старой сосной, так и не заметили, что утро наступило. Огляделись они вокруг: солнышко из-за горы поднимается, вдалеке петухи запели, собаки залаяли.
— Пойдем в деревню,— сказал Ирацуко. Хотел он было подняться, да не смог — ноги будто в землю вросли.
— Я помогу тебе! — воскликнула Ирацумэ и тоже хотела встать, но и ее ноги слушаться перестали.
— Что с нами случилось? — удивились влюбленные.
А в это время крестьяне в лес пришли — отправились они Ирацуко да Ирацумэ искать. Глядь — стоят на самом краю леса две молодые сосны.
Ахнули люди, руками всплеснули:
— Посмотрите, посмотрите! Это же Ирацуко и Ирацумэ в сосны превратились!
— Не хотели они, чтоб люди на них смотрели, вот и спрятались от чужих глаз!
— Да, их тут и вправду никто не увидит!
Испугались юноша и девушка: «Неужто это о нас люди говорят? Неужто это мы в сосны превратились?» Так и остались две сосны на краю леса стоять. Бывало, придут крестьяне в лес, сядут под ними, спросят заботливо:
— Как поживаешь, красавица Ирацумэ?
— Как здоровье, Ирацуко?
Зашумят сосны, заскрипят, ветвями забьют, и покажется людям, будто ворчат они:
— Опять вы нам надоедаете! Опять покой наш нарушаете! Нет от вас спасения — не глядите на нас, не трогайте нас!
Вздохнут крестьяне и прочь пойдут. Так и прозвали те сосны: маленькую, что раньше Ирацумэ звалась,— сосна-«не гляди на меня», а большую, что была некогда юношей Ирацуко,— сосна-«не тронь меня».
Случилось это в давние времена, когда столицей Японии был еще город Нара.
Жили в одной деревне у самого моря юноша по имени Ирацуко и девушка по имени Ирацумэ. Были они оба лицом пригожи. Сватала их людская молва.
— Вот было бы хорошо, если б полюбили друг друга Ирацуко и Ирацумэ! — говорили вокруг.
Но только юноша и девушка будто и не замечали друг друга вовсе. Услышит Ирацуко, что люди говорят, да только рукой махнет: отстаньте, мол. А как начнут соседки перед Ирацумэ жениха нахваливать, улыбнется девушка и прочь пойдет.
Вот как-то раз устроили крестьяне большой праздник. Собрались они под вечер на лесной поляне, стали петь, плясать да стихи слагать. Тут-то и подошел юноша к красавице Ирацумэ.
— Повернись ко мне, погляди на меня,— говорит.— Красива ты, будто молодая сосенка. Махни мне своей веточкой, дай знак, что любишь меня.
Зарделась девушка.
— Не подобало мне такие речи слушать,— отвечает.— Да уже не скрою, признаюсь, что давно люблю тебя.
Заприметили люди, что Ирацуко и Ирацумэ беседы ведут, любопытно им стало. Уж и так они и эдак подслушать хотели, то подойдут— усмехнутся, то в сторонке встанут — улыбнутся. А потом и вовсе надоедать стали:
— Когда на свадьбу позовете?
— Скоро ль свадьбу играть будем? Рассердился Ирацуко:
— Нет от вас покоя,— говорит.— Не смотрите на нас, не трогайте нас!
Схватил он девушку за руку и в глубь леса побежал. Покачали люди головами.
— Не хотели мы их обидеть,— говорят.— Просто радуемся, что счастье они свое нашли.
А влюбленные в лес прибежали да под старой сосной присели.
— Вот ведь какие люди! — никак не успокоится Ирацуко.— Нет от них спасения!
— И то правда! — согласилась Ирацумэ.— Вечно свои носы в чужие дела суют!
Стало смеркаться. Тихо кругом, только луна на небе сияет, да листья с деревьев падают. Просидели влюбленные всю ночь под старой сосной, так и не заметили, что утро наступило. Огляделись они вокруг: солнышко из-за горы поднимается, вдалеке петухи запели, собаки залаяли.
— Пойдем в деревню,— сказал Ирацуко. Хотел он было подняться, да не смог — ноги будто в землю вросли.
— Я помогу тебе! — воскликнула Ирацумэ и тоже хотела встать, но и ее ноги слушаться перестали.
— Что с нами случилось? — удивились влюбленные.
А в это время крестьяне в лес пришли — отправились они Ирацуко да Ирацумэ искать. Глядь — стоят на самом краю леса две молодые сосны.
Ахнули люди, руками всплеснули:
— Посмотрите, посмотрите! Это же Ирацуко и Ирацумэ в сосны превратились!
— Не хотели они, чтоб люди на них смотрели, вот и спрятались от чужих глаз!
— Да, их тут и вправду никто не увидит!
Испугались юноша и девушка: «Неужто это о нас люди говорят? Неужто это мы в сосны превратились?» Так и остались две сосны на краю леса стоять. Бывало, придут крестьяне в лес, сядут под ними, спросят заботливо:
— Как поживаешь, красавица Ирацумэ?
— Как здоровье, Ирацуко?
Зашумят сосны, заскрипят, ветвями забьют, и покажется людям, будто ворчат они:
— Опять вы нам надоедаете! Опять покой наш нарушаете! Нет от вас спасения — не глядите на нас, не трогайте нас!
Вздохнут крестьяне и прочь пойдут. Так и прозвали те сосны: маленькую, что раньше Ирацумэ звалась,— сосна-«не гляди на меня», а большую, что была некогда юношей Ирацуко,— сосна-«не тронь меня».
Хлоя_Мураками
29-05-2010-21:22
удалить
Волшебное слово "кусукэ"
Случилось это давным-давно. Как-то раз поздним дождливым вечером шла девушка по имени Ямато с поля домой. А дорога ее вдоль деревенского кладбища пролегала. Шла Ямато, шла, как вдруг послышалось ей, будто где-то младенец плачет. Огляделась она вокруг, видит — лежит на заброшенной могиле ребенок, пригляделась получше — а это и не ребенок вовсе, а большая черная кошка.
Не успела Ямато испугаться, как раздался тут из заброшенной могилы хриплый страшный голос:
— Эй, кошка, что ты здесь распищалась?!
Перестала кошка мяукать — прислушалась. А Ямато за деревом спряталась. Стоит — не шелохнется.
— Ну вот что,—продолжал хриплый голос,— в первый же ясный вечер, пока в деревне фонари не зажгут, отправляйся-ка ты к большому дому с каменной оградой. Сядь у ворот и начни мяу- кать, да пожалостливей. Пусть думают, что ребенок плачет. И тогда младенец, что в том доме недавно родился, чихать начнет. Как чихнет три раза, душа его вылетит вон, он и умрет.
— Так, значит,— замурлыкала кошка,— нет ему спасения, коль три раза чихнет?
— Нет,— ответил хриплый голос.— Хотя от этих людей можно всего ожидать. Знай, что когда ребенок чихать начнет, а кто-нибудь произнесет волшебное слово «кусукэ», не будут наши чары действовать. Беги тогда прочь!
Снова заплакала кошка голосом младенца, спрыгнула с могилы и исчезла в темноте.
Стоит Ямато за деревом — ни жива, ни мертва. Страшно ей стало. Дождалась девушка, пока затихнут все звуки вокруг, выбралась неслышно из своего укрытия и побежала в деревню. «Какое странное волшебное слово я узнала»,— думает.
Решила Ямато никому в деревне ничего не говорить и стала ждать первого ясного вечера. Очень ей хотелось спасти ребенка, который недавно в большом доме с каменной оградой родился.
С утра до вечера работала девушка в поле. И вот, наконец, настал первый ясный вечер. Только стало смеркаться, подошла она к дому с каменной оградой.
— Эй, Ямато, что ты сегодня так рано с поля вернулась?— удивился хозяин дома.
— Слышала я, что ребенок у вас нездоров,— ответила девушка,— вот и решила его проведать.
— Добрая ты, Ямато! Спасибо тебе за заботу,— сказал хозяин,— а ребенок наш и вправду болен.
Вышла тут хозяйка, Ямато в дом приглашает. А тем временем на дворе совсем темно стало. Вот-вот фонари зажгут. В стойлах коровы замычали. А на улице пусто — никого не видать.
Глянула Ямато за каменную ограду, видит — крадется вдоль нее черная кошка, та самая, что дождливым вечером на кладбище с темными силами говорила. Все ближе к дому подбирается, а глаза злобным синим блеском сверкают. Шипит кошка, изгибается. «Пришла-таки»,— подумала со страхом Ямато.
А кошка тем временем совсем близко подошла, села у ворот и замяукала жалобно-прежалобно.
— Ой, что это? Смотрите — кошка! А плачет совсем как младенец!— встревожилась хозяйка и еще крепче обняла своего ребенка.
— Вот бестия! Да еще и черная! — воскликнул хозяин и перегнулся через каменную ограду.— Пошла прочь! Кыш! Кыш!
Но тут ребенок чихнул.
— Апчхи!
— Кусукэ! — быстро проговорила Ямато.
— Апчхи! — вновь чихнул ребенок.
— Кусукэ! — вновь сказала Ямато.
— Апчхи!
— Кусукэ!
Только произнесла она волшебное слово в третий раз, перестала черная кошка мяукать, посмотрела злобно на Ямато и бросилась прочь.
— Ха-ха-ха! — засмеялись хозяева.— Что за странные слова ты говоришь?
— Ха-ха-ха! — вдруг засмеялся ребенок.
— Смотрите, ребенок ваш поправился! — обрадовалась Ямато.— Смеется даже!
Теперь могла девушка рассказать обо всем, что слышала на кладбище.
— Вот почему пришла я сегодня с поля пораньше,— закончила она.
— Какие страшные вещи ты рассказываешь! — воскликнули хозяева.— Тебе мы обязаны жизнью нашего ребенка. Будь же всегда в нашем доме желанным гостем!
Стали они Ямато благодарить, угощать и подарки подносить.
С тех самых пор, говорят, и появился на островах Рюкю обычай: чихнет ребенок — обязательно кто-нибудь скажет волшебное слово «кусукэ».
Случилось это давным-давно. Как-то раз поздним дождливым вечером шла девушка по имени Ямато с поля домой. А дорога ее вдоль деревенского кладбища пролегала. Шла Ямато, шла, как вдруг послышалось ей, будто где-то младенец плачет. Огляделась она вокруг, видит — лежит на заброшенной могиле ребенок, пригляделась получше — а это и не ребенок вовсе, а большая черная кошка.
Не успела Ямато испугаться, как раздался тут из заброшенной могилы хриплый страшный голос:
— Эй, кошка, что ты здесь распищалась?!
Перестала кошка мяукать — прислушалась. А Ямато за деревом спряталась. Стоит — не шелохнется.
— Ну вот что,—продолжал хриплый голос,— в первый же ясный вечер, пока в деревне фонари не зажгут, отправляйся-ка ты к большому дому с каменной оградой. Сядь у ворот и начни мяу- кать, да пожалостливей. Пусть думают, что ребенок плачет. И тогда младенец, что в том доме недавно родился, чихать начнет. Как чихнет три раза, душа его вылетит вон, он и умрет.
— Так, значит,— замурлыкала кошка,— нет ему спасения, коль три раза чихнет?
— Нет,— ответил хриплый голос.— Хотя от этих людей можно всего ожидать. Знай, что когда ребенок чихать начнет, а кто-нибудь произнесет волшебное слово «кусукэ», не будут наши чары действовать. Беги тогда прочь!
Снова заплакала кошка голосом младенца, спрыгнула с могилы и исчезла в темноте.
Стоит Ямато за деревом — ни жива, ни мертва. Страшно ей стало. Дождалась девушка, пока затихнут все звуки вокруг, выбралась неслышно из своего укрытия и побежала в деревню. «Какое странное волшебное слово я узнала»,— думает.
Решила Ямато никому в деревне ничего не говорить и стала ждать первого ясного вечера. Очень ей хотелось спасти ребенка, который недавно в большом доме с каменной оградой родился.
С утра до вечера работала девушка в поле. И вот, наконец, настал первый ясный вечер. Только стало смеркаться, подошла она к дому с каменной оградой.
— Эй, Ямато, что ты сегодня так рано с поля вернулась?— удивился хозяин дома.
— Слышала я, что ребенок у вас нездоров,— ответила девушка,— вот и решила его проведать.
— Добрая ты, Ямато! Спасибо тебе за заботу,— сказал хозяин,— а ребенок наш и вправду болен.
Вышла тут хозяйка, Ямато в дом приглашает. А тем временем на дворе совсем темно стало. Вот-вот фонари зажгут. В стойлах коровы замычали. А на улице пусто — никого не видать.
Глянула Ямато за каменную ограду, видит — крадется вдоль нее черная кошка, та самая, что дождливым вечером на кладбище с темными силами говорила. Все ближе к дому подбирается, а глаза злобным синим блеском сверкают. Шипит кошка, изгибается. «Пришла-таки»,— подумала со страхом Ямато.
А кошка тем временем совсем близко подошла, села у ворот и замяукала жалобно-прежалобно.
— Ой, что это? Смотрите — кошка! А плачет совсем как младенец!— встревожилась хозяйка и еще крепче обняла своего ребенка.
— Вот бестия! Да еще и черная! — воскликнул хозяин и перегнулся через каменную ограду.— Пошла прочь! Кыш! Кыш!
Но тут ребенок чихнул.
— Апчхи!
— Кусукэ! — быстро проговорила Ямато.
— Апчхи! — вновь чихнул ребенок.
— Кусукэ! — вновь сказала Ямато.
— Апчхи!
— Кусукэ!
Только произнесла она волшебное слово в третий раз, перестала черная кошка мяукать, посмотрела злобно на Ямато и бросилась прочь.
— Ха-ха-ха! — засмеялись хозяева.— Что за странные слова ты говоришь?
— Ха-ха-ха! — вдруг засмеялся ребенок.
— Смотрите, ребенок ваш поправился! — обрадовалась Ямато.— Смеется даже!
Теперь могла девушка рассказать обо всем, что слышала на кладбище.
— Вот почему пришла я сегодня с поля пораньше,— закончила она.
— Какие страшные вещи ты рассказываешь! — воскликнули хозяева.— Тебе мы обязаны жизнью нашего ребенка. Будь же всегда в нашем доме желанным гостем!
Стали они Ямато благодарить, угощать и подарки подносить.
С тех самых пор, говорят, и появился на островах Рюкю обычай: чихнет ребенок — обязательно кто-нибудь скажет волшебное слово «кусукэ».
Хлоя_Мураками
30-05-2010-00:52
удалить
Воробей и зимородок
В давние времена были воробей и зимородок родными братьями. Мать у них умерла, стали они с отцом жить. Старший брат, воробей, вырос сыном послушным: отца почитал, да день-деньской в поле работал. А зимородок, хоть и ростом не в пример воробью вышел, и здоровья был недюжего, крестьянского труда не любил, в поле не работал, а целыми днями бездельничал.
Позвал как-то раз отец братьев и говорит:
— Решил я вас, сыновья мои любимые, отпустить из дому. Отправляйтесь-ка в город, найдите себе службу по душе и учитесь уму-разуму.
— Как же мы тебя, батюшка, одного оставим?—спросил воробей.
— Нашел из-за чего беспокоиться,— ухмыльнулся зимородок.— Батюшка наш хоть и стар, но бодр и здоров. Что с ним случиться может?
Отправились братья в город, и случилось на счастье так, что поступили они на службу к одному феодалу-даймё.
Стал воробей работать, изо всех сил стараться. А зимородок огляделся вокруг, дух у него так и захватило: никогда прежде не видал он таких развлечений как в городе! Стал зимородок целыми днями гулять, только его воробей и видел. Пришлось старшему брату за младшего работать. А хозяину-то что — платит им одинаково.
Время идет, живут братья в городе, а зимородок все ленивей становится: целыми днями отдыхает да сакэ потягивает — деньги воробья прогуливает, об отце и не вспоминает. А воробей отцу то письмо напишет, то денег пошлет.
Так незаметно десять лет и минуло. И вот как-то раз получили братья от отца письмо: «Рад я, что оба вы трудолюбивыми выросли,— писал им отец.— Только вот болит у меня душа за младшего сына — зимородка. Что ж не пишешь ты мне писем, сынок?! Стар я стал, того гляди помру. Хочется мне вас перед смертью повидать».
— Послушай, зимородок,— сказал воробей,— надо нам поскорее в деревню возвращаться. Плох наш батюшка стал, велит нам сыновний долг его навестить.
Сказал так и в дорогу собираться стал.
— Ты, братец, поезжай,— ответил зимородок,— а я потом приеду.
Собрался воробей и в деревню поехал. А зимородок-то что надумал: захотел он в деревню в богатом одеянии явиться, чтобы все увидели, каким красавцем он стал.
Добрался зимородок до деревни — разодетый-разнаря-женный, а отец-то помер. Люди со всех деревень окрестных к воробью идут — кручину с ним разделить хотят.
Посмотрели люди на зимородка, долг свой сыновний забывшего, да и отвернулись от него.
Батюшка перед смертью очень о тебе беспокоился,— сказал воробей зимородку и горько заплакал.
Постояли люди, послушали, да и говорят:
— Что же ты, зимородок, такой разнаряженный на отцовы похороны явился! При жизни отца не почитал, да и смерть его ничему тебя не научила! Променял ты доброту сердечную на наряды богатые!
Сказали так люди и пошли от зимородка прочь.
С тех самых пор носят зимородки красивые наряды, да мало кто их видит, потому что селятся они далеко в горах и людям на глаза редко показываются.
В давние времена были воробей и зимородок родными братьями. Мать у них умерла, стали они с отцом жить. Старший брат, воробей, вырос сыном послушным: отца почитал, да день-деньской в поле работал. А зимородок, хоть и ростом не в пример воробью вышел, и здоровья был недюжего, крестьянского труда не любил, в поле не работал, а целыми днями бездельничал.
Позвал как-то раз отец братьев и говорит:
— Решил я вас, сыновья мои любимые, отпустить из дому. Отправляйтесь-ка в город, найдите себе службу по душе и учитесь уму-разуму.
— Как же мы тебя, батюшка, одного оставим?—спросил воробей.
— Нашел из-за чего беспокоиться,— ухмыльнулся зимородок.— Батюшка наш хоть и стар, но бодр и здоров. Что с ним случиться может?
Отправились братья в город, и случилось на счастье так, что поступили они на службу к одному феодалу-даймё.
Стал воробей работать, изо всех сил стараться. А зимородок огляделся вокруг, дух у него так и захватило: никогда прежде не видал он таких развлечений как в городе! Стал зимородок целыми днями гулять, только его воробей и видел. Пришлось старшему брату за младшего работать. А хозяину-то что — платит им одинаково.
Время идет, живут братья в городе, а зимородок все ленивей становится: целыми днями отдыхает да сакэ потягивает — деньги воробья прогуливает, об отце и не вспоминает. А воробей отцу то письмо напишет, то денег пошлет.
Так незаметно десять лет и минуло. И вот как-то раз получили братья от отца письмо: «Рад я, что оба вы трудолюбивыми выросли,— писал им отец.— Только вот болит у меня душа за младшего сына — зимородка. Что ж не пишешь ты мне писем, сынок?! Стар я стал, того гляди помру. Хочется мне вас перед смертью повидать».
— Послушай, зимородок,— сказал воробей,— надо нам поскорее в деревню возвращаться. Плох наш батюшка стал, велит нам сыновний долг его навестить.
Сказал так и в дорогу собираться стал.
— Ты, братец, поезжай,— ответил зимородок,— а я потом приеду.
Собрался воробей и в деревню поехал. А зимородок-то что надумал: захотел он в деревню в богатом одеянии явиться, чтобы все увидели, каким красавцем он стал.
Добрался зимородок до деревни — разодетый-разнаря-женный, а отец-то помер. Люди со всех деревень окрестных к воробью идут — кручину с ним разделить хотят.
Посмотрели люди на зимородка, долг свой сыновний забывшего, да и отвернулись от него.
Батюшка перед смертью очень о тебе беспокоился,— сказал воробей зимородку и горько заплакал.
Постояли люди, послушали, да и говорят:
— Что же ты, зимородок, такой разнаряженный на отцовы похороны явился! При жизни отца не почитал, да и смерть его ничему тебя не научила! Променял ты доброту сердечную на наряды богатые!
Сказали так люди и пошли от зимородка прочь.
С тех самых пор носят зимородки красивые наряды, да мало кто их видит, потому что селятся они далеко в горах и людям на глаза редко показываются.
Хлоя_Мураками
30-05-2010-01:17
удалить
Воробей с обрезанным языком
Давным-давно жили в одной деревне старик со старухой. Детей у них не было, а потому держал старик воробья в клетке и любил его как родное дитя.
Однажды ушел старик в лес за дровами, а старуха осталась дома стирать. Забыла она крахмал на кухне, пошла за ним, а его как не бывало. Пока старуха у колодца стирала, воробей выпрыгнул из клетки и съел все подчистую. Догадалась старуха, что крахмал склевал воробей, обозлилась донельзя. Поймала она бедную птицу, разжала ей клюв и говорит:
- Это твой язык сделал мне эдакую пакость? Схватила ножницы - чик, и остался воробей без языка. Выбросила его старуха на улицу и смеется:
- Ступай теперь куда хочешь!
- Ой, ой, ой!.. - жалобно запищал воробей и улетел со двора.
Вечером из лесу с вязанкой дров за плечами вернулся старик.
- Ох, и устал же я сегодня! И воробей, наверное, не кормлен. Дам-ка я ему зерна.
Подошел он к клетке, а воробья там и нет. Удивился старик, спрашивает старуху:
- Послушай, старуха, ты не знаешь, куда воробей наш девался?
- А, воробей! Твой воробей склевал у меня весь крахмал! - злобно ответила старуха. - Отрезала я ему за это язык, да и прогнала.
- Эх, бедняга, как жестоко с тобой поступили!.. - в отчаянии воскликнул старик.
Ночь старик не спал, все думал, куда же улетел его воробей без языка. На другой день встал он чуть свет и отправился на поиски своего любимца. Идет, сам не зная куда, постукивает палкой и кричит:
- Где ты, воробышек с обрезанным языком? Откликнись! Где твой дом? Где твой дом? Перешел он поле, перевалил гору, опять идет полем и опять через горы. Наконец, вышел к месту, где бамбук рос. И вдруг оттуда слышит:
- Воробей с обрезанным языком здесь живет! Обрадовался старик, пошел на голос и видит: в тени густых бамбуковых зарослей стоит красный домик, а воробей с обрезанным языком уже отпер ворота и идет ему навстречу:
- Добро пожаловать, старик!
- Ну, как твое здоровье, воробышек? Уж очень я соскучился по тебе - вот и пришел проведать.
- Я очень рад, спасибо тебе, старик. Проходи, пожалуйста!
Провел он старика к себе в комнаты. Там воробей пал ниц у ног старика и говорит:
- Виноват я перед тобою, что, не спросившись, съел драгоценный крахмал в твоем доме. Прошу тебя, прости меня и не сердись.
- Что ты, что ты! Это я виноват. Ведь в мое отсутствие случилось с тобой такое несчастье. Но я счастлив, что вижу тебя снова.
Собрал воробей всех своих близких родственников и друзей, стали они угощать старика его любимыми кушаньями, а потом под веселую песню затеяли перед ним воробьиные пляски. И так был доволен старик, что забыл даже о своем доме. А пора было возвращаться: на дворе уже смеркалось. Заторопился старик:
- Спасибо тебе, воробышек, весело провел я день, а теперь разреши откланяться. Пока солнце совсем не село, нужно домой идти.
- Убогая моя хижина, но прошу тебя, оставайся ночевать! - просил воробей, а вместе с ним и остальные.
- С удовольствием бы, да старуха ждет дома. Извини, не могу сегодня. Я еще к тебе приду.
- Жаль, жаль. Ну что ж, подожди тогда немного, я тебе подарок приготовил.
Ушел воробей и вскоре возвратился с двумя корзинами.
- Вот, старик, две корзины: одна тяжелая, другая легкая. Выбирай любую!
- Ой, что ты, угостил меня как, да еще и подарки... Ну, да ладно, так и быть - возьму. Только стар я уже, да и дорога дальняя, так что лучше возьму-ка я что-нибудь полегче.
Взвалил старик легкую корзину на плечи и распрощался с воробьями.
- Ну, до свиданья. Я еще к вам зайду.
- Обязательно! Будем ждать! Смотри береги себя... - Так провожали старика воробьи до самых ворот.
Старуха сидит дома одна и злится. Солнце уже село, а старика все нет.
- И куда это он запропастился? - ворчит старуха. Но вот, наконец, появился старик с корзиной за плечами.
- Ты где это пропадал до сих пор?
- Не сердись, старуха! Был я сегодня в гостях у воробья. Ах, как там меня угощали! Какие пляски воробьиные показывали! Да вдобавок ко всему, вот смотри, подарок мне преподнесли.
Снял с плеч старик корзину, а старуха уже приветливо улыбается:
- О, это хорошо! Что там в этой корзине? Подняла она крышку, да так и ахнула. Полна корзина драгоценностей: и золото, и серебро, и кораллы, и жемчуг - все сияет так, что глазам больно. Обрадовался старик.
- Знаешь, - говорит он старухе, - воробей-то мне две корзины давал: одну тяжелую, другую легкую - бери, мол, любую. Ну, а куда мне тяжелая - стар я, да и дорога дальняя, - вот я и взял ту, что полегче. Признаться, я тогда и не думал, что в ней такие дорогие вещи.
Надулась старуха:
- Эх ты, старый дурак! Не мог взять тяжелую корзину. Уж в ней-то, конечно, было больше всего, чем в этой.
- Не будь такой жадной, старуха. С нас и этого хватит.
- Это почему же хватит? Э, да что с тобой говорить! Пойду сама, принесу и тяжелую корзину.
Стал старик отговаривать старуху, а она и слышать ничего не хочет: даже утра не дождалась, ушла из дому. Уже совсем стемнело, но старуха, не разбирая дороги, все шла с палкой в руке и кричала:
- Где ты, воробей с обрезанным языком? Отзовись! Перешла она поле, перевалила гору, опять идет полем и опять через гору. Наконец, пришла к бамбуковым зарослям. И вдруг слышит:
- Воробей с обрезанным языком здесь живет! "Наконец-то!" - подумала старуха. Пошла она на голос и видит: отпирает ворота воробей с обрезанным языком.
- А, это ты, бабушка! Добро пожаловать, - приветливо сказал он и проводил старуху в дом.
Хотел было воробей провести ее наверх в комнаты, но старуха только поглядела вокруг и отказалась.
- Нет, я уже вижу, что ты здоров, а больше мне здесь делать нечего. Ты лучше давай поскорей подарок, да я отправлюсь домой!
"Ох и жадная же ты!" - подумал про себя воробей.
А старуха торопит, покрикивает:
- Скорей, скорей пошевеливайся!
- Сейчас, сейчас принесу! Подожди немного, - сказал воробей и вскоре принес две корзины.
- Вот две корзины: тяжелая и легкая. Выбирай любую.
- Давай ту, что потяжелее!
Взвалила старуха корзину на спину, попрощалась кое-как и отправилась в обратный путь. Корзина и так была тяжела, а как понесла ее старуха, стала она еще тяжелее. Трещат у старухи кости, вот-вот хребет переломится. Как ни упорствовала она, а пришлось сдаться.
- Уф!.. Уж если она такая тяжелая, то сколько же в ней добра! Вот радость-то! - бормочет старуха. - Дай-ка посмотрю, что там есть! Заодно и отдохну немного.
Присела она на камень, что лежал на обочине дороги, опустила на землю корзину и быстро подняла крышку. Но вместо ослепительных сокровищ вдруг стали выползать оттуда разные чудовища и гады.
- Вот она, эта старая жадная ведьма! - закричали они и набросились на старуху.
Одни уставились на нее страшными глазами, другие стали лизать ей лицо липкими языками. Помертвела старуха.
- Помогите! Спасите! - закричала она диким голосом и бросилась опрометью бежать.
Лишь под утро, еле живая, добралась она кое-как до дому.
- Что с тобой, старуха? - испугался старик. Рассказала она, что с ней приключилось, а старик ей и говорит:
- Вот видишь, в какую беду ты попала. В другой раз не будешь такой бессердечной и жадной!
Давным-давно жили в одной деревне старик со старухой. Детей у них не было, а потому держал старик воробья в клетке и любил его как родное дитя.
Однажды ушел старик в лес за дровами, а старуха осталась дома стирать. Забыла она крахмал на кухне, пошла за ним, а его как не бывало. Пока старуха у колодца стирала, воробей выпрыгнул из клетки и съел все подчистую. Догадалась старуха, что крахмал склевал воробей, обозлилась донельзя. Поймала она бедную птицу, разжала ей клюв и говорит:
- Это твой язык сделал мне эдакую пакость? Схватила ножницы - чик, и остался воробей без языка. Выбросила его старуха на улицу и смеется:
- Ступай теперь куда хочешь!
- Ой, ой, ой!.. - жалобно запищал воробей и улетел со двора.
Вечером из лесу с вязанкой дров за плечами вернулся старик.
- Ох, и устал же я сегодня! И воробей, наверное, не кормлен. Дам-ка я ему зерна.
Подошел он к клетке, а воробья там и нет. Удивился старик, спрашивает старуху:
- Послушай, старуха, ты не знаешь, куда воробей наш девался?
- А, воробей! Твой воробей склевал у меня весь крахмал! - злобно ответила старуха. - Отрезала я ему за это язык, да и прогнала.
- Эх, бедняга, как жестоко с тобой поступили!.. - в отчаянии воскликнул старик.
Ночь старик не спал, все думал, куда же улетел его воробей без языка. На другой день встал он чуть свет и отправился на поиски своего любимца. Идет, сам не зная куда, постукивает палкой и кричит:
- Где ты, воробышек с обрезанным языком? Откликнись! Где твой дом? Где твой дом? Перешел он поле, перевалил гору, опять идет полем и опять через горы. Наконец, вышел к месту, где бамбук рос. И вдруг оттуда слышит:
- Воробей с обрезанным языком здесь живет! Обрадовался старик, пошел на голос и видит: в тени густых бамбуковых зарослей стоит красный домик, а воробей с обрезанным языком уже отпер ворота и идет ему навстречу:
- Добро пожаловать, старик!
- Ну, как твое здоровье, воробышек? Уж очень я соскучился по тебе - вот и пришел проведать.
- Я очень рад, спасибо тебе, старик. Проходи, пожалуйста!
Провел он старика к себе в комнаты. Там воробей пал ниц у ног старика и говорит:
- Виноват я перед тобою, что, не спросившись, съел драгоценный крахмал в твоем доме. Прошу тебя, прости меня и не сердись.
- Что ты, что ты! Это я виноват. Ведь в мое отсутствие случилось с тобой такое несчастье. Но я счастлив, что вижу тебя снова.
Собрал воробей всех своих близких родственников и друзей, стали они угощать старика его любимыми кушаньями, а потом под веселую песню затеяли перед ним воробьиные пляски. И так был доволен старик, что забыл даже о своем доме. А пора было возвращаться: на дворе уже смеркалось. Заторопился старик:
- Спасибо тебе, воробышек, весело провел я день, а теперь разреши откланяться. Пока солнце совсем не село, нужно домой идти.
- Убогая моя хижина, но прошу тебя, оставайся ночевать! - просил воробей, а вместе с ним и остальные.
- С удовольствием бы, да старуха ждет дома. Извини, не могу сегодня. Я еще к тебе приду.
- Жаль, жаль. Ну что ж, подожди тогда немного, я тебе подарок приготовил.
Ушел воробей и вскоре возвратился с двумя корзинами.
- Вот, старик, две корзины: одна тяжелая, другая легкая. Выбирай любую!
- Ой, что ты, угостил меня как, да еще и подарки... Ну, да ладно, так и быть - возьму. Только стар я уже, да и дорога дальняя, так что лучше возьму-ка я что-нибудь полегче.
Взвалил старик легкую корзину на плечи и распрощался с воробьями.
- Ну, до свиданья. Я еще к вам зайду.
- Обязательно! Будем ждать! Смотри береги себя... - Так провожали старика воробьи до самых ворот.
Старуха сидит дома одна и злится. Солнце уже село, а старика все нет.
- И куда это он запропастился? - ворчит старуха. Но вот, наконец, появился старик с корзиной за плечами.
- Ты где это пропадал до сих пор?
- Не сердись, старуха! Был я сегодня в гостях у воробья. Ах, как там меня угощали! Какие пляски воробьиные показывали! Да вдобавок ко всему, вот смотри, подарок мне преподнесли.
Снял с плеч старик корзину, а старуха уже приветливо улыбается:
- О, это хорошо! Что там в этой корзине? Подняла она крышку, да так и ахнула. Полна корзина драгоценностей: и золото, и серебро, и кораллы, и жемчуг - все сияет так, что глазам больно. Обрадовался старик.
- Знаешь, - говорит он старухе, - воробей-то мне две корзины давал: одну тяжелую, другую легкую - бери, мол, любую. Ну, а куда мне тяжелая - стар я, да и дорога дальняя, - вот я и взял ту, что полегче. Признаться, я тогда и не думал, что в ней такие дорогие вещи.
Надулась старуха:
- Эх ты, старый дурак! Не мог взять тяжелую корзину. Уж в ней-то, конечно, было больше всего, чем в этой.
- Не будь такой жадной, старуха. С нас и этого хватит.
- Это почему же хватит? Э, да что с тобой говорить! Пойду сама, принесу и тяжелую корзину.
Стал старик отговаривать старуху, а она и слышать ничего не хочет: даже утра не дождалась, ушла из дому. Уже совсем стемнело, но старуха, не разбирая дороги, все шла с палкой в руке и кричала:
- Где ты, воробей с обрезанным языком? Отзовись! Перешла она поле, перевалила гору, опять идет полем и опять через гору. Наконец, пришла к бамбуковым зарослям. И вдруг слышит:
- Воробей с обрезанным языком здесь живет! "Наконец-то!" - подумала старуха. Пошла она на голос и видит: отпирает ворота воробей с обрезанным языком.
- А, это ты, бабушка! Добро пожаловать, - приветливо сказал он и проводил старуху в дом.
Хотел было воробей провести ее наверх в комнаты, но старуха только поглядела вокруг и отказалась.
- Нет, я уже вижу, что ты здоров, а больше мне здесь делать нечего. Ты лучше давай поскорей подарок, да я отправлюсь домой!
"Ох и жадная же ты!" - подумал про себя воробей.
А старуха торопит, покрикивает:
- Скорей, скорей пошевеливайся!
- Сейчас, сейчас принесу! Подожди немного, - сказал воробей и вскоре принес две корзины.
- Вот две корзины: тяжелая и легкая. Выбирай любую.
- Давай ту, что потяжелее!
Взвалила старуха корзину на спину, попрощалась кое-как и отправилась в обратный путь. Корзина и так была тяжела, а как понесла ее старуха, стала она еще тяжелее. Трещат у старухи кости, вот-вот хребет переломится. Как ни упорствовала она, а пришлось сдаться.
- Уф!.. Уж если она такая тяжелая, то сколько же в ней добра! Вот радость-то! - бормочет старуха. - Дай-ка посмотрю, что там есть! Заодно и отдохну немного.
Присела она на камень, что лежал на обочине дороги, опустила на землю корзину и быстро подняла крышку. Но вместо ослепительных сокровищ вдруг стали выползать оттуда разные чудовища и гады.
- Вот она, эта старая жадная ведьма! - закричали они и набросились на старуху.
Одни уставились на нее страшными глазами, другие стали лизать ей лицо липкими языками. Помертвела старуха.
- Помогите! Спасите! - закричала она диким голосом и бросилась опрометью бежать.
Лишь под утро, еле живая, добралась она кое-как до дому.
- Что с тобой, старуха? - испугался старик. Рассказала она, что с ней приключилось, а старик ей и говорит:
- Вот видишь, в какую беду ты попала. В другой раз не будешь такой бессердечной и жадной!
Хлоя_Мураками
30-05-2010-01:18
удалить
Ворона и облака
С давних пор считаются кошка с вороной заклятыми врагами. А случилось это вот почему.
Жила на свете одна ворона. Страсть как любила она всякие вещи таскать да в укромном месте припрятывать. Спрячет, а потом сама же найти не может. Очень огорчало это ворону. Вот и пошла она к кошке посоветоваться.
— Помоги мне, кошка,— стала просить она.— Почему не могу я найти своего добра?
— Расскажи мне, ворона, куда же ты наворованное прячешь?— спросила кошка.
— О! — воскликнула ворона.— Прячу я его в самое надежное место! Под облаками! Вижу красивое облако плывет, я его замечаю и под ним где-нибудь в кустах добро свое оставляю.
— Ну и глупая же ты, ворона! — засмеялась кошка.— Разве ты не знаешь, что облака на месте не стоят, а по небу плывут! Проплыло облако и все! Если по облакам свои тайники замечать будешь, никогда ничего не найдешь!
Задумалась ворона и говорит:
— Не морочь мне голову! Куда это еще облака уплывают? Все это ты, кошка, придумала, чтобы самой мое добро заполучить!
Так она умной кошке и не поверила. Как и прежде, ворованные вещи под облака прятала.
Узнали звери о вороньей глупости, стали над ней посмеиваться:
— Ну и уморила ты нас, ворона!
— Нашла место — под плывущими облаками! Еще больше рассердилась ворона на кошку.
— Я думала, ты мне подруга,— ворчала она.— А ты взяла и всем рассказала, где я добро свое храню.
С тех пор разладилась у вороны с кошкой дружба. Летает теперь ворона по свету и кричит во все горло: «Кошка, отдай мое добро!»
С давних пор считаются кошка с вороной заклятыми врагами. А случилось это вот почему.
Жила на свете одна ворона. Страсть как любила она всякие вещи таскать да в укромном месте припрятывать. Спрячет, а потом сама же найти не может. Очень огорчало это ворону. Вот и пошла она к кошке посоветоваться.
— Помоги мне, кошка,— стала просить она.— Почему не могу я найти своего добра?
— Расскажи мне, ворона, куда же ты наворованное прячешь?— спросила кошка.
— О! — воскликнула ворона.— Прячу я его в самое надежное место! Под облаками! Вижу красивое облако плывет, я его замечаю и под ним где-нибудь в кустах добро свое оставляю.
— Ну и глупая же ты, ворона! — засмеялась кошка.— Разве ты не знаешь, что облака на месте не стоят, а по небу плывут! Проплыло облако и все! Если по облакам свои тайники замечать будешь, никогда ничего не найдешь!
Задумалась ворона и говорит:
— Не морочь мне голову! Куда это еще облака уплывают? Все это ты, кошка, придумала, чтобы самой мое добро заполучить!
Так она умной кошке и не поверила. Как и прежде, ворованные вещи под облака прятала.
Узнали звери о вороньей глупости, стали над ней посмеиваться:
— Ну и уморила ты нас, ворона!
— Нашла место — под плывущими облаками! Еще больше рассердилась ворона на кошку.
— Я думала, ты мне подруга,— ворчала она.— А ты взяла и всем рассказала, где я добро свое храню.
С тех пор разладилась у вороны с кошкой дружба. Летает теперь ворона по свету и кричит во все горло: «Кошка, отдай мое добро!»
Комментарии (14):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Сказки | Хлоя_Мураками - Дневник Хлоя_Мураками |
Лента друзей Хлоя_Мураками
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»