Однажды в нашем относительно маленьком городке начали происходить странные вещи. Хотя смерти и были внезапными -- ноне более внезапными чем любая другая смерть. Происшествия хоть и были странными, но не настолько глобальными, чтобы хоть кто-то попытался провести между ними параллель.
На 21-м этаже офисного здания--совершенно не важно-- какого, где-то около 20 часов по местному времени( хотя время тоже не имеет значения, ведь нельзя сказать идеально точно, когда произошло событие) человек в белой рубашке (хотя, возможно, она была в тонкую голубую полоску) покончил жизнь самоубийством.
Впрочем, существовало достаточно факторов, благодаря которым был написан сей текст и из-за которых мы не назовем это суицидом.
Внезапно происходят только действия, да и они имеют начало и конец, и занимают какое-то время, а события длятся и того дольше. Как, например, лишний вес господина в почти белой рубашке, который он набрал примерно за 10 лет, и неизвестно, с какого лишнего бутерброда это началось. Или медленно рушащийся брак, разрушение которого случилось еще задолго до свадьбы, и никто уже не помнит, с какого слова.
Но самое главное событие, которое послужило катализатором этой бомбы из душевного дерьма, случилось в течение примерно восемнадцати последних часов.
Это и много других событий, растянутых во времени, наложенныхна сформировавшиеся за годы семейной жизни сочувственные рефлексы, когда он внезапно понял (это единственное, что может случиться внезапно-- понятие), что раз в месяц у него тоже портится настроение, как и у его жены;-- сжимало его диафрагму, вызывая тошноту. Такую непонятную тошноту, почти физическую, что его тошнило от любой мысли о любой вещи в этом мире, хотя он и никак не мог понять, от чего же именно. Ему были противны бумаги с их шелестом, который становился все громче и шершавой поверхностью, листы ужимались в размерах, а мелкие пыльные чешуйки чувствовались огромными под его пальцами...пальцы тоже казались мерзкими, они раздувались, из них сочилось сало, а волоски с колкостью прятались внутрь тела и путешествовали по нему, превращаясь в веревки, протискивающиеся через тонкие вены...
И вот как раз в тот момент, когда, словно лампочки, затухли критически последние нейроны, нужные для удержания в теле души.. в каком-то другом месте из темноты родилась Анна...
Это не было одним из тех рождений, когда нужно ждать около девяти месяцев. Анна даже не успела привыкнуть к темноте, как на ее лицо упал свет. Она родилась как понимание. Все просто. И, как следующее за пониманием поизнесенное вслух слово, -- она вздохнула, разорвав воздухом слипшуюся гортань, встала с кровати и попыталась вспомнить всое лицо.
Флап- флап-флап... Мерзкое тикание пластикового будильника еле угадывалось в шуме вечернего города за открытым окном. С каждым \"флапом\" из похмельной темноты сознания вспыхивали знания. Пытаясь абстрагироваться от других звуков она подошла к зеркалу, силясь вспомнить себя... и только пару раз вспыхивали какие-то сюжеты, вроде как она кричит кому-то \"Эй!\" и улыбается, залитая солнцем.
Но ее продолжало заливать чужими событиями и какими-то уж совсем ненужными знаниями, как будто ссыпают зерно в пустую банку. От собственных воспоминаний остался только легкий запах, как будто в этой банке когда-то был маринад...
Анна оделась во что-то, что нашла в этой незнакомой темной комнате и вышла. Подъезд был серым и также как и комната- почти без запахов, и резкий контраст ударил в лицо с выходом наружу. Узкая улица с торговыми толками и маленькими кафешками была наполнена людьми. Загорались фонари, придавая ей праздный вид.
Азнания все наполняли ее. Анна уже начала привыкать к этому. Причем приходили они так, как если бы вы разглядывали комнату-- вы еще не знаете, на какую вещь вы посмотрите, но наткнувшись-- сразу же ее узнаете и сможете ее назвать. Это ребенок, это скамейка, здесь продают суши...Кальянная лавка... Она странно выделалась из всего остального на этой улице, как будто в ней светил невидимый свет... Не-свет...